Тщетно она пыталась возродить в памяти прошедшее, представить себе лангедокского графа под аркадами его родового замка. Его образ ускользал. Ей захотелось спать. Сон развеет земные завесы, что скрывают от нее любимого. Она чувствовала себя такой измученной! Голос нашептывает ей: «Вы устали… У меня вы уснете… Среди роз… окна открыты на морской простор…»

Она проснулась с отчаянным криком. Савари тормошил ее:

— Мадам дю Плесси, проснитесь! Вы всю галеру перебудите.

Анжелика села на своем ложе и оперлась спиной о переборку. Была ночь. Глухие ритмичные вскрики гребцов смолкли — галера шла под малыми парусами. Длинные, в двадцать туазов весла были сложены вдоль бортов. В этой необычной тишине громко раздавались шаги рыцаря — барона фон Нессельхуда. Главный сигнальный фонарь светил слабо: капитан хотел незаметно пройти опасный пролив между Сицилией и Мальтой справа и берегами Туниса слева. Там могли прятаться в засаде корабли пиратов. Анжелика жалобно вздохнула.

— Меня во сне преследует какой-то колдун, — прошептала она.

— Если бы только во сне!.. — сказал Савари.

Она вздрогнула и попыталась разглядеть в темноте выражение его лица.

— Что вы хотите этим сказать? О чем вы думаете, мэтр Савари?

— Я думаю, что отважный пират, подобный Рескатору, не позволит вам сбежать, не постаравшись завладеть своим достоянием.

— Я не принадлежу ему! — гневно запротестовала Анжелика.

— Он выложил за вас цену хорошего корабля.

— Мой муж отныне будет защищать меня, — ответила она без особой уверенности.

Савари промолчал. Храп голландского банкира заполнил тишину каюты, потом стих.

— Мэтр Савари, — прошептала Анжелика, — вы полагаете, что… это могла быть ловушка?.. Я сразу заметила ваше недоверие к Мохаммеду Раки. Но разве он не дал неопровержимых доказательств своей миссии?

— Почему же, дал.

— Он, безусловно, виделся со своим дядей Али Мехтубом, раз у него оказалось мое письмо. И о моем муже он знал то, что я одна могла знать, хотя и вспомнила с трудом… Следовательно, он видел его. Если только… Ох, Савари! Неужели вы думаете, что я могла стать жертвой каких-то чар? Что меня одурманили на расстоянии, поманили призраком того, чего я больше всего в мире желаю, — и завлекли в капкан? Савари, я боюсь!..

Старый аптекарь покачал головой.

— Такие вещи бывают, но я не думаю, что это именно тот случай. Тут другое. Ловушка, возможно, но магия здесь ни при чем. Мохаммед Раки что-то скрывает от нас… Но давайте сначала достигнем цели, а там увидим.

Он помешал ложечкой в оловянной кружке.

— Примите-ка это лекарство. Вам станет лучше.

— Опять мумие?

— Вы же знаете, что у меня его больше нет, — грустно сказал Савари. — Я использовал все, чтобы пожар в Кандии пылал жарче.

— Савари, почему вы решили сопровождать меня, если не одобряете моей поездки?

— Разве я мог вас покинуть? — промолвил старик в раздумье, как будто пытался решить трудную задачу. — Нет, полагаю, что не мог. Итак, я поеду в Алжир.

— Вы хотите сказать — в Бон?

— Это одно и то же.

— Но христиане там подвергаются меньшей опасности, чем в Алжире.

— Кто знает? — ответил Савари, покачивая головой, словно предсказатель, прозревающий суть вещей, сокрытую пеленой обманчивой видимости.

К утру ветер спал, и судно двигалось медленнее, так как шло только на веслах. Мальтийская галера повстречала в этот день множество кораблей, в том числе целый караван голландских торговых судов. Голландцы шли бойко, благодаря мощным парусам. Их охраняли два военных фрегата, имеющие на борту от пятидесяти до шестидесяти пушек каждый, — так обычно пускались в плавание по Средиземному морю торговцы-англичане, португальцы и прочие европейцы, успешно противопоставлявшие дерзости корсаров мощь своих военных флотов.

Попутный ветер задул около полудня. Подняли два паруса. Вдали показался гористый остров. Шевалье де Рогье указал на него Анжелике:

— Это Пантеллария. Она принадлежит герцогу Тосканскому.

Они могли бы сделать там остановку, но военное судно не должно ничем выдавать свои намерения во избежание засады неверных. Лучше не вступать ни в какие контакты, даже с друзьями, до того как будет достигнута намеченная цель: Бон.

Ветер надувал паруса. — Если так будет продолжаться, мы будем в Боне послезавтра, — заметил шевалье.

Перед мальтийским кораблем простиралось теперь лишь голубое море, покрытое легкими белыми барашками.

Вечером разразился скандал. Чья-то преступная рука продырявила резервуар с питьевой водой. Среди помощников кока был молодой испанец; защищаясь от плети надсмотрщика, он стал размахивать ножом, а иметь при себе ножи матросам запрещалось, если того не требовала служба… По обычаю всех флотов мира юнга должен был подвергнуться варварскому наказанию: его за руку пригвоздили к грот-мачте тем самым ножом и оставили стоять несколько часов. Продолжительность пытки зависела от тяжести проступка.

Шевалье де Рогье пришел известить Анжелику о неожиданной помехе.

— Глупый случай, но он нас задержит. Теперь придется идти в Пантелларию, чтобы запастись пресной водой. Вот вам лишнее доказательство тому, насколько надо быть осторожным в Средиземном море! Здесь лучше воздерживаться от благодеяний. По молодости лет этого парня избавили от весел, разрешили ему свободно передвигаться по кораблю. А он взял да и всадил бурав в резервуар с питьевой водой.

— Зачем он это сделал? — спросила встревоженная Анжелика.

Шевалье недоуменно пожал плечами. Галера резко изменила курс и вместо вест-норд-вест пошла на зюйд-вест, что было хорошо видно по заходящему солнцу. Пассажиры получили порцию доброго вина из имевшихся запасов, но экипаж и рабы роптали, так как варить пищу было не на чем.

Нестерпимо знойный день закончился, но Анжелике не спалось. Около полуночи она вышла на палубу подышать свежим воздухом. Стояла непроницаемая темнота, не было даже того бледного фонаря, что горел предыдущей ночью. Лишь слабое мерцание далеких звезд освещало судно, шедшее с приспущенными парусами. Работала лишь одна команда гребцов — две другие отдыхали. Слышалось дыхание галерников, спящих в глубине своего зловонного трюма, но разглядеть ничего нельзя было. Анжелика сделала несколько шагов по палубе. Она предполагала, что оба офицера находятся на носу, и хотела поговорить с ними. Ее остановили странные звуки. Приглушенный, прерывающийся в бреду голос слабо бормотал по-арабски молитву, в которой часто повторялось слово «Аллах».

Анжелика скорее угадала, чем разглядела во мраке силуэт юного преступника, пригвожденного ножом к грот-мачте. Видимо, он ужасно страдал не только от проколотой руки, но и от жажды. У нее больше не было вина, но оставался кусок арбуза, и она пошла за ним. Когда она вернулась и хотела приблизиться к грот-мачте, вооруженный часовой преградил ей путь.

— Пропустите меня, — сказала она. — Вы моряки, вы воины. Я не сужу ваших поступков. Но я женщина, и у меня есть сын почти его возраста.

Дозорный уступил. Почти ощупью она сумела втолкнуть кусочки арбуза в воспаленный рот молодого испанца. Его волосы курчавились, как у Флоримона. Проколотую руку свело, она была вся в потеках засохшей крови.

Сердце Анжелики дрогнуло. «Сейчас попрошу барона фон Нессельхуда прекратить наказание. Это уж слишком!» — подумала она.

Вдруг все осветилось красно-рыжим огнем. Разгорясь, он становился многоцветным.

— Ракета!

Юнга тоже увидел ее.

— Аллах мобарех! (Аллах велик!) — воскликнул он.

Всеобщая суматоха сменила сонную тишину. Вооруженные братья-мальтийцы и моряки забегали, окликая друг друга. Зажглось несколько мутноватых фонарей. Анжелика разбудила Савари. Эта сцена напомнила ей начало сражения с кораблем Рескатора.

— Савари, вы не думаете, что мы снова встретимся с этим пиратом?

— Сударыня, вы спрашиваете меня, как будто я военный стратег, обладающий к тому же волшебным даром находиться одновременно на мальтийской галере и на палубе ее противника. Такой сигнал, разумеется, может исходить от бывшего вашего владельца Рескатора. Но столь же возможна засада алжирцев, тунисцев или марокканцев.

— А по-моему, сигнал был с нашего корабля.

— Значит, на борту есть предатель.

Не будя других пассажиров, они поднялись наверх.

Галера шла зигзагами, явно стараясь ввести в заблуждение своего незримого противника. Анжелика услышала голоса шевалье де Рогье и немца. Они возвращались с носовой части корабля.

— Брат, настала ли пора надеть наши алые накидки?

— Еще не время, брат мой.

— Вы дали приказ разыскать предателя, пустившего ракету? — спросила она.

— Да, но безуспешно. Впрочем, в любом случае возмездие придется отложить. Взгляните туда.

Впереди виднелись какие-то огоньки.

«Берег или остров», — подумала она.

Но казалось, что берег меняет свои очертания. Огни мигали и приближались, сначала прямой линией, затем полукружием.

— Тревога! — громовым голосом прокричал барон фон Нессельхуд. И спокойно прибавил:

— Мы попали в засаду. Там целый флот.

Каждый занял свой пост. Начали возводить «арамбаду» — шестифутовое сооружение, предназначенное для атаки кораблей с более высокими бортами.

Анжелика насчитала около тридцати огней на воде.

— Берберийцы! — произнесла она вполголоса.

Проходивший мимо шевалье де Рогье услышал ее.

— Да, но успокойтесь. Это лишь флотилия мелких лодчонок. Они не осмелятся напасть, если только у них нет подкрепления из крупных судов. И однако это, без сомнения, ловушка. Но для нас ли она замышлялась? Хотя сигнальная ракета указывает, что, видимо, для нас. В любом случае мы не станем тратить боеприпасы на мелкие стычки, тем более, что легко их избежать. Вы же слышали: капитан не считает нужным надевать нашу боевую форму — красные накидки рыцарей Мальты. Мы облачаемся в них только для сражения, чтобы наши люди не теряли нас из виду в бою. Барон фон Нессельхуд — воин, каких немного, это истинный морской лев. Но ему нужно по крайней мере три вражеские галеры, чтобы посчитать дичь достойной внимания и бросить в бой своих людей и свой корабль.

Несмотря на уверения молодого человека, будто мусульманские лодки не представляют для них угрозы, Анжелика понимала, что те имеют немалые преимущества перед тяжелой перегруженной галерой. Тем временем корабль поднял все паруса. Три команды гребцов взялись за весла. Развернувшись, галера устремилась в сторону вражеских «лодчонок», еще не успевших сомкнуться в кольцо.

Вскоре огни неприятельской флотилии остались за кормой, затем исчезли, а немного погодя впереди возник гористый остров. При свете фонаря офицеры сверялись с картой:

— Это остров Кам, — сказал барон. — Проход в бухту очень узкий, но с Божьей помощью постараемся его проскочить. Это нам позволит запастись пресной водой и скрыться от галер Бизерты или Туниса. А они, очевидно, не замедлят присоединиться к встреченной нами флотилии. Несколько жалких рыбаков не помешают нам встать на якорь — здесь нет ни укреплений, ни ружей.

Заметив в нескольких шагах от себя неподвижную, молчаливую Анжелику, барон фон Нессельхуд добавил ворчливо:

— Не думайте, сударыня, что рыцари Мальты имеют привычку всегда избегать сражений. Но я считаю своим долгом прежде всего доставить вас в Бон, коль скоро Великий магистр просил меня об этом. Мы повстречаемся с нашим противником на обратном пути.

Она поблагодарила его, но тревожное чувство не исчезло. Галера меж тем шла с приспущенными парусами; барон встал позади рулевого, чтобы взять управление в свои руки.

Черные тени скал легли на воду, скрыв проблески ночного света. Анжелику не покидали мрачные предчувствия. Их не развеяли ни удачное бегство от преследователей, ни возможность восстановить запасы воды, почти чудом найденная благодаря опыту старого монаха-моряка.

Хотя она знала, что в Средиземноморье никогда нельзя достичь цели прямым путем, малейшая задержка оборачивалась мукой. Порой ей казалось, что она не выдержит ожидания. Да и соображения Савари побуждали предполагать худшее. Она напряженно всматривалась в черный обрывистый берег, боясь увидеть новую предательскую ракету. Но ничего дурного не произошло. Открылось светлое ночное небо, и галера вошла в спокойные воды, отражающие мерцание звезд. В глубине бухточки виднелась маленькая отмель. Несколько саманных лачуг на фоне пальм и олив свидетельствовали о том, что здесь есть пресная вода.

Небо начинало светлеть. Анжелика осталась на палубе.

«Я не посмею заснуть, пока не окажусь в Боне», — думала она.

Из вящей осторожности галера остановилась у входа в бухту, чтобы с рассветом войти в нее. Барон фон Нессельхуд осматривал окрестности, открывающиеся взору по мере того, как испарялся утренний туман. Его голубые глаза изучающе вглядывались в заросли кустарника и скалы. Сейчас он походил на большого раненого пса, чье звериное чутье не упустит и самой ничтожной малости, если она подозрительна. Это поднятое лицо, шевелящиеся, словно что-то вынюхивающие ноздри…