Еще более неожиданным было то, что в конце концов Джуди и Лу подружились. Сблизил их профессиональный, так сказать, интерес. Косметичка Джуди не могла пройти мимо баночек и скляночек с косметикой Лу, слово за слово — выяснилось, что Лу почти все готовит сама. После этого женщины на некоторое время сделались неразлучны, Лу прожила у них два месяца вместо двух недель, а когда наступило лето, предложила семейству Кроу забрать Джованну на все каникулы в Италию. Как и все, что делала Лу, это предложение было стремительным и оглушающим, Джуди не нашла в себе сил отказаться, Винченцо, как всегда, не возражал. Так Джованна попала в абсолютно другой мир.

Джованна улыбнулась и надавила на газ. Воспоминания сделали дорогу короче, и она уже ехала по предместью Беневенто, маленького старинного городка.

Да, так вот. Первое, что сделала Лукреция с Джованной, — расплела ее кошмарную косу. В Риме, в маленьком отеле (Джованна искренне считала его дворцом) вымыла девчонку душистым шампунем, завернула в махровое полотенце и велела сидеть тихо, а сама ушла. Сидеть тихо Джованне было не привыкать, так что она не слишком скучала, зато когда Лукреция вернулась…

Здесь были джинсовые шортики и блестящие босоножки, темные очки с пропеллером и соломенные шляпки с букетами маков и васильков, платья пастушек и принцесс, юбочки и маечки, топики и блузочки, кружева и батист, шифон и атлас, розовое, голубое, лиловое, алое, изумрудное, лимонное, искрящееся, праздничное… Джованна просто не понимала, что это за маленькая принцесса смеется в зеркале, встряхивая дивными золотыми локонами, и в синих как небо Италии глазах искрится счастье.

Тетка Лу смеялась вместе с ней, наряжала и вертела ее в разные стороны, а потом выложила на кровать блестящую коробочку. А в ней — алое кружево настоящего девичьего белья. Лифчик и трусики, тонкие, словно паутинка, яркие, словно солнечный свет. Джованна залилась румянцем и стояла, открыв рот. Лифчика она еще никогда не носила, хотя, как все итальянские девчонки, созрела достаточно рано. Джуди считала даже разговоры на эту тему неприличными…

Джованна очнулась в холле отеля, быстро заполнила все бумаги, горячо поблагодарила обслугу, которая, по общеитальянской традиции, только что слезами не заливалась, провожая «такую прекрасную и добрую синьорину». Джованна прекрасно знала, что точно так же провожали бы и старую грымзу, но все равно было приятно. Огненноокий Марко, коридорный, вынес ее вещи и погрузил их в багажник так страстно, словно саму Джованну перекидывал через седло и собирался увезти на тайное венчание. Впрочем, чаевые принял с благодарностью.

По дороге стоило подкрепиться, и девушка остановилась возле маленькой траттории, где уже успела выпить шикарный кофе и съесть немыслимо воздушные меренги в день своего приезда. Хозяйка приветствовала Джованну, словно старую посетительницу, и усадила ее за самый лучший столик, покрытый клетчатой скатертью.

Ожидая пиццу и кофе, Джованна потягивала сок через соломинку и вспоминала, вспоминала…


По Риму они бродили пять дней. Потом на машине отправились в Сполето, Перуджу, Ареццо, добрались до Флоренции и застряли там на несколько дней… Джованна впитывала Италию, словно губка — воду. Расправлялись плечи, сияли глаза, душа пела от восторга и красоты. Италия! Вечно молодая и древняя земля Данте, Леонардо, Боттичелли… С тех пор она не один раз бывала в картинных галереях, но на всю жизнь запомнила те, самые первые ощущения. Каждый вечер она засыпала, плача от счастья.

А потом из Ливорно они поплыли на корабле, и проплыли мимо острова Монтекристо (там Джованна чуть за борт не выпала от волнения) и еще тысячи маленьких островов с волшебными, поющими названиями. Их, и правда, можно было петь: Джильо, Портоферрайо, Аллерия, Чивитавеккья…

Везувий дымил над Неаполем, жизнь была прекрасна, а Лукреция довольно ухмылялась из-за загорелого плечика племянницы.

— Учти, я нарочно устроила тебе бурный июнь, потому что дальше мы будем жить мирной и скучной деревенской жизнью. Не боишься?

Джованна молча повисла на шее у тетки. Теперь она ничего не боялась.

Три часа удушающей жары, пыльная дорога, запах бензина, от которого болела голова, все в конце концов осталось позади, и перед Джованной раскинулась волшебная долина.

Оливковая роща среди виноградных полей. Неширокая дорожка вьется среди буйно цветущих трав. Ручеек падает со скалы, словно миниатюрный водопад, разбиваясь на мириады разноцветных брызг.

И домик, утопающий в цветах. Вот это Джованна запомнила с детства. Цветы, названия которым не знал никто. Розовые и белые, алые и голубые, лимонные и оранжевые, вьющиеся по стволам и стенам, стелющиеся цветным ковром под ногами, обвившие плетень, выглядывающие из-под крыльца, свисающие с крыши. Они цвели в здешнем климате почти круглый год, лишь изредка уступая место традиционным — вишне, абрикосам и яблокам.

Пикколиньо значит «малюсенький». Он и вправду был мал, этот домик с зеленой черепичной крышей, но для Джованны это был дворец. Ее собственный.

Лу отвела ей весь второй этаж, просторный и светлый. Тетка не жаловала мебель, поэтому ее в доме было в принципе немного. Только самое необходимое. А все свободное пространство занимали цветы. В горшках, ящиках, вазах и банках, засушенные и свежие, они наполняли дом необыкновенным благоуханием…

Джованна доела пиццу, поблагодарила хозяйку и медленно направилась к машине. Какое счастье. Впервые за много лет она едет К СЕБЕ ДОМОЙ и никуда не торопится.


Она сидела на крылечке, жмурилась на солнце и тихо умирала от счастья. Дом тетки всегда внушал ей чувство безопасности и защищенности. И теперь он не изменился, хотя тетки больше нет.

Тетя Лукреция погибла восемь месяцев назад в автомобильной катастрофе. В машине вместе с ней ехал отец Франко, старый граф Аверсано. Они дружили очень давно, Лукреция и мама Франко, а потом и его отец. Как странно, что все может кончиться в один момент…

Да, в то лето они с Франко и познакомились, если это можно назвать знакомством. Высокий черноволосый красавец снисходительно кивнул белобрысой малявке с облупленным носом, нежно поцеловал Лукрецию в щечку, помахал матери и уехал на шикарной блестящей машине. В то лето Джованна видела Франко еще раз, перед самым отъездом, и возненавидела его, потому что он везде ходил с отвратительной длинноногой девицей, которая имела наглость потрепать Джованну по щеке и назвать «малышкой».

Пребывание в Италии изменило ее раз и навсегда. Она вернулась в Штаты загорелой и выросшей, раскованной и спокойной, не в пример тому забитому и скучному созданию, которое уезжало отсюда три месяца назад. Отец улыбнулся при виде дочери, Джуди недовольно поджала губы, но ничего не сказала. В конце концов, девчонку не придется одевать — тетка накупила ей гору барахла.

С тех пор они с отцом потихоньку от матери начали разговаривать по-итальянски, и к следующему лету Джованна уже неплохо освоила язык своей второй родины. Сказка повторилась, и три месяца пронеслись с бешеной скоростью.

В пятнадцать лет Джованна осиротела. Винченцо Альба тихо умер в городской больнице от острой пневмонии. После его смерти выяснилось, что мама его все-таки очень любила, потому что все стало валиться у нее из рук, и все чаще Джованна заставала ее в слезах. Косметический салон переживал не лучшие дни, дом пришлось продать и купить другой, совсем крошечный, так что предложение Лукреции забрать Джованну не на лето, а на целый год, было встречено почти с радостью. Девушке было жаль бросать мать, хотя особенной привязанности она к ней не испытывала. Просто любила, как любят нечто привычное.

Лукреция сердито отмахнулась от робкого напоминания о школе и ошарашила Джованну заявлением, что учиться можно только в Сорбонне, а остальное — пустая трата времени и денег. Поэтому пока Джо поработает экскурсоводом, как следует узнает эту землю и ее историю, а на следующий год поступит в университет.

Из теткиных уст это звучало так легко, что Джованна и не подумала переживать по этому поводу. Она исходила весь край вдоль и поперек, перечитала уйму книг, посетила библиотеки всех окрестных монастырей и была совершенно счастлива.


Джованна вздрогнула, открыла глаза и нахмурилась. Жизнь у нее богата событиями, так можно и до вечера просидеть на крыльце, а ведь она хотела начать приводить дом в порядок, не дожидаясь людей Франко.

Прежде всего надо оторвать ту уродливую доску, которой кто-то додумался заколотить окно кухни — лучшее окно в доме! Если они погубили дикий виноград…

Доска была прибита на совесть, точнее, прикручена шурупами, и без отвертки ее было не снять. Инструменты у Джованны имелись, и всего каких-то полчаса спустя она балансировала на сломанном табурете, пытаясь попасть отверткой в шуруп, глубоко утопленный в дерево.

Трах! Бах! Отвертка соскочила и впилась в раму, табурет пискнул и сломался окончательно, а сама Джованна оказалась на земле. Когда она протянула руку, чтобы забрать отвертку, та выпала и очень удачно попала прямо в ногу девушки.

Тридцать секунд спустя, прыгая на одной ноге и ругаясь нехорошими словами, Джованна Кроу услышала явственный конский топот, а еще через мгновение граф Аверсано в безукоризненном костюме для верховой езды явился перед ней во всем блеске своего величия.

Джованна была слишком взвинчена, чтобы соблюдать приличия.

— Что ты здесь делаешь?

— Приехал посмотреть на Пикколиньо своими глазами. А ты что вытворяешь? Дай посмотрю.

Прежде, чем она успела ответить, несносный граф молниеносно спешился, опустился на колени и схватил ее за ногу. Джованна охнула и мысленно приказала разнузданному подсознанию заткнуться, Вряд ли есть что-то менее сексуальное, чем ее грязная нога с кровавой ссадиной.

— Ты здорово поранилась. Есть йод?

— Нет.

— Врешь.

— Нет у меня ничего. Я только приехала, не видишь?

— И у тебя нет аптечки?

— Это не моя машина. Я ее арендовала в Беневенто. В ней нет вообще ничего, кроме мотора. И тот не ее.

— Очень смешно. А прививку от столбняка тебе давно делали?

— Врачебная тайна. Отдай мою ногу!

— Не ори.

— Сам не ори!

И расплакалась. Потому что самым большим потрясением этого утра было то, что Франко Аверсано до сих пор оказывал на нее такое же действие, как и десять, вернее, уже двенадцать лет назад!

Он неожиданно поднялся и привлек ее к себе. Потрясенная и перепуганная Джованна почувствовала, как он осторожно гладит ее по голове, а потом услышала его тихий и удивительно нежный голос:

— Эх, Солнышко, так ты и не изменилась… Огонь, порох, молния… Сначала сделает, потом думает… Бедное мое Солнышко…

— Пусти. Я поеду в деревню и куплю пластырь…

— Я тебя отвезу…

В следующее мгновение он легко подхватил ее на руки и усадил в седло, а еще через миг уже сидел позади нее, бережно и крепко обнимая за талию.

Джованна едва не умерла от сердечного приступа. На лошади она ездила в последний раз… да, тоже десять лет назад, но не это главное. Мало того, что он ее обнимает, да еще и так, сзади, прижимая к себе… Ох, боже ты мой, как же не сгореть со стыда и не умереть от счастья одновременно!

Значит, все эти годы тебе нужно было только это? Только о нем ты мечтала, только он тебе снился в горячих и неприличных снах? И ничего не кончилось десять лет назад, и твой отчаянный крик «Я ненавижу тебя, Франко Аверсано!» был всего лишь признанием в вечной любви…

Стоп! Приди в себя немедленно и перестань к нему прижиматься. Выпрями спину, сядь прямо и…

— Расслабься, деточка. Конь нервничает.

— Вот уж что меня волнует в последнюю очередь, так это нервная система твоей лошади. Куда мы едем?

Не могла просто так спросить? Зачем было поворачивать голову? В результате ее щека на мгновение прижалась к щеке Франко. Легкая небритость… оказывается, это тоже может быть приятно…

Возьми себя в руки!!!

— Опять больно?

— Нет, с чего ты взял?

— Ты вздохнула, я подумал…

— Не сахарная, не растаю. Куда мы едем? Я совершенно не узнаю этих мест.

— Да? Вообще-то они не сильно изменились. Мы едем в деревню. Если помнишь, там есть, аптека. Синьор Мантеньо тебя посмотрит.

— Надо же, он все еще аптекарь…

— Мантеньо держат здесь аптеку последние двести пятьдесят лет. В провинции не любят перемен. Ты не против, если я пришпорю Баярда? А то мы до утра не доберемся.

Джованна промолчала, и Франко пустил коня рысью. Разумеется, ей пришлось прижаться к Франко сильнее, но, странное дело, теперь это ее не нервировало. Наоборот, она чувствовала себя спокойно, словно всю жизнь провела в этих объятиях.

Когда они уже ехали по центральной улице деревни, Джованна поняла, что граф Аверсано — не просто имя. С ними здоровались абсолютно все, но это не главное. Франко всем отвечал лично. Расспрашивал о здоровье, Передавал привет бабушкам и дедушкам. Улыбался детям и называл всех по имени. Успевал выслушать просьбы и жалобы.