В ее приятном голосе снова зазвучали слезы, и маркиз почувствовал облегчение, когда открылась дверь и дворецкий, сопровождаемый двумя лакеями, внес подносы с закусками.

— Я подумал, может быть, молодой леди захочется шоколаду, милорд, — произнес он.

— Большое вам спасибо, — отозвалась Фортуна. — Я и вправду предпочитаю шоколад всему другому.

Стол был накрыт рядом с ее стулом, и она поразилась числу блюд, предложенных ее выбору. Дворецкий налил в чашку шоколад, поставил графин с вином и бокал на столик, стоявший у кресла маркиза, и удалился.

Фортуна взглянула на своего собеседника и увидела, что он смотрит на нее со странным выражением на лице.

— Сколько, вы сказали, вам лет? — спросил он.

— Семнадцать лет, девять месяцев и три дня, — улыбнулась она.

— Значит, вы родились 27 августа 1801 года, — произнес маркиз.

В глазах Фортуны появилась тревога.

— Разве это имеет какое-то значение? — спросила она. — По пути сюда, трясясь в почтовом дилижансе, я надеялась, что вы поможете мне подыскать… какую-нибудь работу, если, конечно, я не слишком молода для этого.

— А что вы умеете? — спросил маркиз.

Фортуна сделала легкий жест рукой.

— Гилли дала мне хорошее образование, — ответила она, — она научила меня всему тому, чему учила вашу светлость. Я думала, что, может быть, для меня найдется место гувернантки, но мне будет очень трудно, если моими подопечными окажутся девочки.

— Это еще почему? — удивился маркиз.

— Видите ли, Гилли всю жизнь воспитывала только мальчиков. Я хорошо знаю греческий и латынь, математику и даже геометрию. Я говорю по-французски и по-итальянски. Но я не умею играть на пианино, писать красками и не очень сильна в вышивании. Как вы думаете, это имеет какое-нибудь значение?

— Значение? — рассеянно повторил маркиз, думая о чем-то другом.

— Боюсь, что не имею понятия о многих вещах, которым учат девочек, — пояснила Фортуна.

Вместо ответа, маркиз встал.

— Альбинос! — произнес он тихо, будто разговаривая сам с собой.

Фортуна с беспокойством посмотрела на него.

— Вам не нравится цвет моих волос? — застенчиво спросила она.

— Цвет ваших волос? Да нет, нравится, — равнодушно произнес маркиз.

— Я так рада! — воскликнула Фортуна. — Мне очень хочется вам понравиться! Я много о вас думала и часто старалась представить себе, какой вы. И теперь, вспоминая, как вы вывернули из-за угла, чуть не сбив меня с ног, подумала, что так оно, наверное, и должно быть.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросил маркиз.

До сих пор никто не подвергал сомнению его умение править лошадьми. Фортуна взглянула на него загоревшимися глазами.

— Видите ли, — мягко произнесла она. — Гилли так часто рассказывала мне о вас, что я привыкла думать о вас, как об Аполлоне — боге Солнца, летящем по небу в своей колеснице. Про себя я всегда называла вас Аполлоном. Конечно, вы можете подумать, что это слишком дерзко с моей стороны, но я вас именно таким и представляла. — Она улыбнулась. — И вот вы появляетесь передо мной в колеснице — ну, скажем, в современной колеснице. Так что мое представление о вас оказалось верным — вы и вправду Аполлон, о встрече с которым я мечтала с самого раннего детства.

Звук ее голоса затих, но маркиз, похоже, вовсе не слушал ее. Неожиданно он воскликнул:

— Слава богу, вспомнил! Я знаю, кого вы мне напоминаете!

Он подошел к камину и дернул шнур звонка. Дверь тут же открылась.

— Пошлите экипаж в «Белый клуб», — велел он, — и попросите полковника Алистера Мерила оказать мне услугу как можно скорее приехать сюда.

— Слушаюсь, милорд.

— Теперь я знаю, кого вы мне напоминаете, — зачем-то повторил маркиз.

— Кого? — тихо спросила Фортуна.

Но маркиз, видимо, не расслышал ее вопроса. Он смотрел на ее волосы, и она заметила, что впервые после того, как она вошла сюда, на его лице не было выражения скуки и безразличия. Наоборот, он был как-то странно возбужден.

Глава 2

— Полковник Алистер Мерил, милорд, — объявил дворецкий.

В библиотеку торопливо вошел высокий мужчина в военной форме, но маркиз поднял руку.

— Подожди, — неожиданно скомандовал он.

Полковник, несколько озадаченный, застыл в дверях, а маркиз повернулся к Фортуне.

— Сделайте мне одолжение, погуляйте пока во дворе, — попросил он, — мне нужно обсудить одно очень важное дело.

Фортуна, сидевшая у камина, быстро встала. Она улыбнулась маркизу, сделала реверанс и, бросив незаметно взгляд на человека, смотревшего на нее с противоположного конца комнаты, вышла через стеклянные двери во двор.

В лучах заходящего солнца ее волосы вспыхнули золотом, создав впечатление воздушного ореола вокруг маленькой головки. Маркиз подошел к двери и закрыл ее. Потом он повернулся к полковнику и вопросительно посмотрел на него.

— Помилуй бог, Сильванус! — воскликнул Алистер Мерил, бросаясь к нему. — Эта девушка как две капли воды похожа на мою кузину! Что она делает в твоем доме — совсем одна?

— На твою кузину? — тихо переспросил маркиз.

— Ты что, решил меня разыграть? — произнес полковник Мерил и вдруг замолчал. — Но ведь ни у кого из моих кузин нет волос такого цвета. Только у моей тети, которая… — Он снова замолчал и уставился на маркиза. — Кто она такая, черт возьми?

— А я-то думал, что это ты мне скажешь, кто она такая.

— Ничего не понимаю, — растерянно произнес полковник Мерил.

Он подошел к двери и стал смотреть на Фортуну, стоявшую у фонтана. Пока мужчины наблюдали за ней, во двор, прыгая, забежала одна из собак маркиза. Это был большой белый далматинец с черными пятнами, всегда сопровождавший маркиза во время его прогулок в парке.

В ту пору в свете было модно выезжать на прогулку в сопровождении далматинцев, но собаки, принадлежавшие маркизу, были самыми породистыми, красивыми и выносливыми в Англии.

Фортуна наклонилась погладить собаку, и, обрадовавшись ее ласке, далматинец запрыгал вокруг нее. Она рассмеялась, увидев, как он резвится, и сделалась вдруг такой хорошенькой, что у Алистера Мерила перехватило дыхание.

— Кто это, Сильванус? — повторил он свой вопрос. — Где ты ухитрился найти девушку с таким цветом волос?

В ответ маркиз протянул ему письмо мисс Гиллингхэм на шести страницах, с таким усердием написанное Фортуной.

— Прочти это, — кратко сказал он, и полковник послушно взял письмо и внимательно прочитал мелко исписанные листочки, время от времени бросая взгляд на Фортуну. Когда он добрался до конца, его лицо потемнело.

Он вскочил на ноги и крикнул, сотрясая своим голосом всю комнату:

— О Боже! Если она та, о ком я думаю, клянусь, что я своими собственными руками вытрясу из Старого Дьявола душу!

— И позволишь ему унести в могилу свою тайну? — спросил маркиз.

— Я понял из письма, что девочку подменили сразу же после ее рождения, — сказал Алистер Мерил, немного успокоившись. — Этот фермер, Гримвуд, жил на земле герцога в пяти милях от Мерил-Парк.

— И ты считаешь, что у Гримвудов на самом деле родился сын? — спросил маркиз. — А эта девушка во дворе…

— …Дочь моей тети, — закончил полковник Мерил. — Я в этом убежден.

— Я дам тебе еще одно доказательство, — произнес маркиз.

Он вытащил из небольшого конверта тоненький листок бумаги. Это было то самое письмо, которое Фортуна не читала.

— Это, — сказал маркиз, — страница из дневника моей старой гувернантки. Ее звали Гиллингхэм. Она воспитала Фортуну, которую, как ты только что узнал из письма, оставила ей жена фермера, миссис Гримвуд, уехавшая со всей своей семьей из владений твоего дяди.

— Здесь говорится, — произнес Алистер Мерил, глядя на письмо, которое он только что прочитал, — что Фортуна родилась 27 августа 1801 года. Ты помнишь, кто еще родился в этот день?

— Да, я это очень хорошо помню, — ответил маркиз. — Но послушай, о чем говорится в этой записке. — Он вставил в глаз монокль и, глядя в листок, сказал: — Эта страница помечена 20 сентября 1801 года. Вот что пишет мисс Гиллингхэм: «Дитя хорошо набирает вес на козьем молоке. Сначала я боялась, что девочка умрет, но теперь уверена, что она выживет. У нее выросли волосики странного белого цвета, а глазенки, темно-серые, словно туманы в Ирландии, опушены темными ресницами. За всю свою жизнь я встречала только одного человека, у которого волосы, глаза и ресницы были такого цвета».

Маркиз взглянул на полковника, который с огромным вниманием слушал его и хмурился.

— А вот что пишет моя старая гувернантка дальше, — произнес маркиз и прочитал:

«Сегодня я ходила к викарию, чтобы узнать, когда можно будет окрестить девочку. Я назову ее Фортуна. Я предложила окрестить ее в субботу, но викарий сообщил мне, что это невозможно — в этот день в Мерил-Парк состоится праздник. Крестьянам, живущим на землях герцога, и всем окрестным дворянам будет показан новорожденный сын и наследник его светлости.

— А когда же он родился?

— 27 августа, — ответил викарий.

Во время нашего разговора к нам подошла женщина, бывшая на сносях, и спросила, где можно найти миссис Тимс, повивальную бабку.

— Должен сообщить вам, что миссис Тимс, к сожалению, уехала из нашей деревни, — сказал ей викарий.

— К кому же мне обратиться за помощью? — спросила женщина. — Мне же скоро рожать.

— Попросите кого-нибудь из соседей, может быть, они вам помогут, — неуверенно произнес викарий.

— А почему уехала миссис Тимс? — поинтересовалась я. — Это была замечательная женщина, и все роженицы обращались к ней.

— Знаю, — ответил он. — Нам будет ее недоставать. Она уехала совершенно неожиданно, никому ничего не объяснив. Думаю, уж мне-то она могла сказать, куда едет.

— А когда она уехала? — спросила я.

— 28 августа, — ответил викарий. — Я запомнил число, поскольку обещал отвезти ее к жене фермера Баллера. Но когда заехал за миссис Тимс, ее не оказалось дома. Соседка сказала мне, что она уехала в большой спешке».

— Да, герцог обо всем позаботился, — мрачно произнес Алистер Мерил. — Гримвуды уехали, повитуха исчезла. Но он не мог предугадать, что миссис Гримвуд испугается, что девочка умрет, и отнесет ее к миссис Гиллингхэм.

— Здесь есть еще несколько строчек, — сказал маркиз.

— Читай скорее, — потребовал Алистер.

«Я все думаю, какой фермер — а Гримвуд был очень хорошим фермером — решится бросить свою ферму в разгар уборки урожая, когда сено еще не убрано? И почему миссис Гримвуд называла ребенка «оно» и говорила о нем с такой неприязнью? Хорошая мать никогда не откажется от своего ребенка, а миссис Гримвуд, насколько мне известно, была прекрасной матерью».

Маркиз сложил листок и спрятал его в конверт. Затем произнес:

— Мисс Гиллингхэм вырвала эту страницу из своего дневника, когда узнала, как подло герцог обманул моего отца. Она заклеила конверт и хранила его в запертом ящике.

— Почему же она тогда не приехала к тебе, — спросил Алистер Мерил, — и не показала тебе Фортуну?

— Я думал об этом, — ответил маркиз. — И мне кажется, что самое подходящее объяснение этому заключается в том, что в ту пору Фортуне было двенадцать лет. А мисс Гиллингхэм, всю жизнь воспитывавшая чужих детей, никогда не имела своих. Она, должно быть, очень привязалась к девочке, считая ее своей приемной дочерью.

— Мне кажется, что сама мысль о том, чтобы расстаться с Фортуной, была для нее невыносима. Но Гилли знала, что жить ей осталось недолго. Она ведь работала до тех пор, пока не почувствовала, что слишком стара и что у нее больше нет сил. Поэтому подготовила нужные бумаги, чтобы, когда она умрет, Фортуна приехала ко мне и я взял ее под свою опеку.

Алистер Мерил поднялся на ноги.

— Я покажу эту девушку моему дяде. Он не посмеет отрицать, что это его дочь.

— Ты что, и вправду на это надеешься? — спросил маркиз. — Значит, ты еще веришь в его порядочность. А я нет. Он от всего откажется.

— Но как же ему это удастся?! — воскликнул полковник. — Ведь редко встретишь семью с такой необычной внешностью — белые волосы и темные глаза.

— Напомни мне, как О'Киари приобрели такие черты, — попросил маркиз. — Я что-то слышал об этом, но забыл подробности.

— Это случилось после того, как флот Елизаветы разгромил испанскую Непобедимую армаду, — начал Алистер Мерил. — В конце битвы разразился сильный шторм, и несколько испанских галеонов были отнесены разбушевавшимся морем к южному побережью Ирландии. Один из кораблей был выброшен на землю, издавна принадлежавшую О'Киари.

— О'Киари составляли особый клан? — спросил маркиз.