Обзаведясь новой фамилией и новым статусом, Сюзи – вместе с мужем и сводным братом – покинула на следующий день, то есть 11 декабря, свой дом, оставив в нем Мартину, позаботиться о которой пообещал Элуан де Бонабан.

Ракидель предпочел бы отложить этот отъезд, который он считал очень поспешным: он не осознавал той опасности, которой, по мнению Сюзанны, она подверглась бы, если бы и дальше оставалась в Париже. Он предпочел бы отложить отъезд, поскольку ему хотелось, чтобы Сюзи вступила в ряды масонов, пройдя соответствующий ритуал инициации, и чтобы она прониклась идеями, распространяемыми масонами. Для этого, конечно же, потребовалось бы, чтобы она опять стала выдавать себя за шевалье.

– А зачем это нужно, позвольте узнать? – спросила новобрачная.

– Затем, что представительниц слабого пола не принимают в масоны!

– Ну что ж, мсье, я не могу стать сторонницей философии, которая ратует за совершенствование человеческой природы, не допуская к работе над этим половину человечества.

– Не будь такой бескомпромиссной! Ты ведь сама говорила, что мужской наряд стал твоей второй оболочкой…

– Кожа, которую вы ласкаете, – это кожа женщины, мсье, и я не понимаю, какое удовольствие вы могли бы найти для себя в том, чтобы ласкать кожу одного из своих… «братьев»!

– Сюзанна, наши с тобой взгляды на жизнь – одинаковые, и нам обоим хочется бороться против несправедливости и неравенства, бороться за всеобщее братство. Став франкмасоном, ты станешь равной мне – как ты уже стала равной мне в фехтовании…

– Я и так уже являюсь равной вам – от рождения! Нет никакого сильного пола и никакого слабого пола, как вы привыкли думать: сила и слабость распределяются неравномерно, однако мужчины и женщины равны по отношению друг к другу, и если это нужно чем-то подтвердить, то я могу привести вам из истории тысячу примеров того, как женщины проявляли гораздо больше сообразительности и дальновидности, чем мужчины, и были не менее отважны, чем они! И как вы можете допустить, что я стану обманывать тех, кого вы называете «братьями», если вы стремитесь искоренить ложь и обеспечить торжество истины?

Ракиделю пришлось сдаться. Он нанял карету и кучера. В карету поставили тяжеленный сундук Сюзанны с ее золотом. Затем пришло время прощаться с Мартиной. Жан-Батист, одновременно предвкушая предстоящее путешествие и страдая из-за расставания со своей бывшей кормилицей, долго с ней обнимался. И он, и Мартина осознавали, что на этом свете они больше не увидятся, и было больно смотреть на то, как они, обнявшись, вздрагивают от рыданий. Однако время уже поджимало. Кучер нетерпеливо переминался с ноги на ногу, да и Сюзи тоже хотела побыстрее покинуть столицу, где, как она чувствовала, ей угрожала серьезная опасность.

И она была права: нужно было поторапливаться. Снег, непрерывно падавший уже двое суток, грозил задержать продвижение кареты, а темнота, в которую погружалось все вокруг еще в четыре часа дня, заставляла путников делать остановку после дюжины лье пути. Но главное, не успели они миновать пункт уплаты городской ввозной пошлины, как двое мужчин, являющихся агентами полиции и проинформированных доносчиком, постучались во входную дверь дома Сюзанны и поинтересовались, не здесь ли живет некий Антуан Карро, шевалье де Лере. Мартина, открыв им дверь, стала клясться, что такого здесь никогда не бывало и что этот дом принадлежит госпоже Ракидель (в девичестве – Трюшо), у которой она, Мартина, работает служанкой.

Оба сыщика, изнемогающие от холода, приняли слова пожилой женщины за чистую монету, и беглецы так и не узнали, что им едва-едва удалось избежать общения с полицией… и еще кое-чего похуже!

Сидя в опасно раскачивающейся карете, Сюзи задумалась о Кимбе. Ей очень хотелось бы увидеть, как та смотрит на этот снегопад, который, наверное, показался ей каким-то волшебством, потому что она никогда не видела ничего подобного ни в Гвинее, ни в Новой Франции.

Двигаясь по пронзительно-белой от снега местности от одной почтовой станции к другой – то по обледеневшим, то заваленным снегом дорогам, – карета лишь через семь дней въехала в парк усадьбы Клаподьер.

Вот уже четыре года Сюзи не виделась со своей подругой Эдерной. И вот уже почти восемь лет прошло с тех пор, как Томас Ракидель покинул Сен-Мало. На новоиспеченных супругов нахлынули воспоминания.

Увидев, как Сюзи выходит из кареты в сопровождении двух мужчин, Эдерна устремилась к ней.

– Это ты! – воскликнула она.

Они бросились друг к другу в объятия. Их мужья смотрели на них, не препятствуя им изливать свои чувства и не вмешиваясь в их торопливый разговор.

– За четыре года – всего три письма, да и то таких коротких, что я в конце концов даже решила, что ты со мной больше не хочешь общаться! – укоризненно покачала головой Эдерна.

– Просто я во время своего пребывания в Париже была очень занята!

– Элуан рассказывал мне о славе, которой покрыл себя некий Антуан де Реле…

– На написание книги у меня ушло почти четыре года…

– И ты, оказавшись в зените славы, сбежала из Парижа? Тебя ведь даже принял в Версале король, да?

Вопросы сыпались один за другим, а ответы сопровождались смехом и гримасами. Томас Ракидель даже загорелся ревностью: в общении с ним Сюзи не была такой раскованной!

После нескольких минут оживленного диалога Сюзи и Эдерна вдруг вспомнили о том, что рядом с ними вообще-то находятся другие люди, которые терпеливо – и с улыбкой на устах – дожидались, когда эти две женщины наговорятся. Эдерна воскликнула:

– А ты, я вижу, не одна!

Она стала переводить взгляд с Томаса Ракиделя на Жана-Батиста Трюшо и обратно. Она еще ни разу не видела ни того, ни другого, хотя и частенько слышала о них от своей подруги.

– Это Томас Ракидель, – сказала Сюзи, показывая на старшего из своих спутников.

– Томас Ракидель, твой…

– Мой супруг.

– Слава тебе, Господи! Ты, я вижу, наконец-то нашла того, по кому так долго тосковала! И наконец-то согласилась связать себя с ним узами, разорвать которые может только Бог.

Произнеся эти слова, Эдерна стала разглядывать Ракиделя. Она не забыла, что он – гугенот, наполовину англичанин и искатель приключений. Ей очень хотелось, чтобы он, несмотря на все это, смог обеспечить Сюзанне ту счастливую жизнь, которую она заслуживала.

– А это – мой брат Жан-Батист, – сказала Сюзи, показывая на белокурого юношу с лицом ангела, у которого еще не начали пробиваться усы и борода и который настороженно смотрел на стоящих перед ним людей и на все, что его окружало.

– Как я рада видеть, что рядом с тобой находятся такие прекрасные люди!

Жан-Батист в знак приветствия кивнул. Его сестра поспешила предупредить Эдерну, что других проявлений вежливости от него ждать не стоит.

– Этот юноша – немой, – сказала она, – и никакое чудо не вернет ему дар речи, который он утратил, когда все остальные наши ближайшие родственники стали жертвой эпидемии оспы…

Наибольшее удивление немота Жана-Батиста вызвала у появившихся вскоре троих детей – Эктора, Беренис и маленькой Сюзанны, которые так выросли, что Сюзанна-старшая с трудом их узнала. Эктору уже исполнилось десять лет, а маленькой Сюзанне – целых пять. Дети, взволнованные появлением в усадьбе Клаподьер незнакомцев, устроили настоящий галдеж. Увидев, как молод еще Жан-Батист, они захотели с ним поболтать, но он в ответ лишь гримасничал и жестикулировал. Когда же они к этому привыкли, они увели его порезвиться вместе с ними, оставив взрослых продолжать свои разговоры.

Сюзанне пришлось подробно рассказать о четырех годах своей жизни, проведенных в Париже. Ее спросили о судьбе Кимбы. Она описала все те изменения, которые произошли во внешности и самосознании негритянки. Она также сообщила о смерти Мо и о новом статусе, который приобрела бывшая рабыня. Эдерна снова и снова засыпала свою подругу вопросами. Ей хотелось поподробнее узнать обо всем: и о посещении Сюзанной королевского двора в Версале, и о том, что она там видела, и о здоровье и жизни Элуана, брата Эдерны (который, как она считала, стал уделять своей сестре слишком мало внимания после того, как обосновался в Париже и начал готовиться к своему бракосочетанию), и о встрече Сюзанны с капитаном Ракиделем. О своей встрече с Томасом Сюзи почти ничего рассказывать не стала: она уже прониклась настроениями своего мужа и, даже и не вступив в ряды общества франкмасонов, старалась держать сведения о нем в секрете.

Во время обеда, пока Сюзи и Эдерна обменивались откровенностями, их мужья, знавшие друг друга уже давно, тоже затеяли друг с другом разговор.

– Какая сейчас ситуация с морскими делами в Сен-Мало? – спросил Ракидель у господина де Пенфентеньо, который, будучи судовладельцем, наверняка интересовался данным вопросом как никто другой.

– Могу сообщить, что мы так и не стали заниматься позорной торговлей невольниками!

– История будет вам за это признательна.

– И теперь, пока Нант и Бордо процветают, нам приходится прокладывать новые торговые маршруты и искать новые сферы торговли… Однако для нас распахнулись двери в новый мир: Французская Ост-Индская компания, управление которой располагается в Лорьяне, открыла свое отделение и в нашем порту. Она теперь успешно соперничает с английскими и голландскими компаниями в покорении Индийского океана…

– Я просидел восемь лет в заточении в прусской крепости, а потому ничего об этом не знаю… – сказал Ракидель.

– Новая Франция, надо вам сказать, не оправдала возлагавшихся на нее надежд, и теперь все внимание обращено на Восток. Именно из территорий на Востоке, по всей видимости, можно извлекать неплохую прибыль. На пути в Индию есть два острова, которые представляют собой не более чем две точки на карте мира, однако они не только являются местом возможной промежуточной остановки судов, но и таят в себе богатства, которые, правда, нужно еще суметь из них извлечь…

В усадьбе Клаподьер уже давно не вели таких оживленных разговоров!

Когда любопытство Эдерны было удовлетворено и все обменялись новостями, стали разговаривать о будущем. Если будущее четы де Пенфентеньо просматривалось довольно четко, то такого отнюдь нельзя было сказать о чете Ракидель. Конечно, в том тяжеленном сундуке, который госпожа Ракидель привезла с собой, имелось еще довольно много денег, однако ни она, ни ее супруг не принадлежали к числу тех, кто станет спокойно жить на свои сбережения.

Во время своего переезда в карете из Парижа в усадьбу Клаподьер они активно обсуждали, чему им обоим было бы интересно теперь себя посвятить. Томас, облеченный обязанностью работать над совершенствованием человечества, предполагал продолжить этот свой труд в Англии, где у него имелись связи и где он провел свое детство. Сюзи, которая не умела разговаривать на английском языке – языке бывшего врага, – и которая больше всего боялась оседлого образа жизни, навязываемого замужним женщинам, не хотела даже и думать о том, что она в конце концов осядет в какой-нибудь усадьбе и будет заниматься вышиванием и воспитанием своих детишек, терпеливо ожидая, когда же вернется домой ее муж и господин. У нее еще с самого рождения возникла неудержимая тяга к свободе, которая затем укреплялась в ней в течение вот уже трех десятков лет! У нее также возникла и тяга к морю, когда она сначала слушала рассказы Эдерны о нем, когда она затем увидела его сама – то спокойное, то бурное, то ровное, то покрытое волнами – у подножия укреплений Сен-Мало и, наконец, когда она отправилась в плавание – себе и на счастье, и на беду, но неизменно с таким радостным возбуждением, которого она никогда не испытывала на суше.

Супруги в конце концов пришли к совместному выводу: они оба нигде не смогут испытать такое бесконечное счастье, как на борту морского судна…

Поэтому Ракидель с большим вниманием слушал то, о чем говорил ему сейчас судовладелец.

– Французская Ост-Индская компания является единственным владельцем острова Бурбон, который до недавнего времени практически не эксплуатировался: там на нескольких арпанах[140] земли пытались выращивать пшеницу и рис, но без большого успеха… Потом же, представьте себе, толковые агрономы обнаружили разновидность кофейного дерева, которая только на этом острове и произрастает. Им пришло в голову завезти туда обычные кофейные деревья, чтобы попытаться их акклиматизировать. Тамошний губернатор – Бенуа Дюма – всячески пытается этому содействовать. Всего несколько дней назад я получил от него письмо, в котором он уверяет меня, что нет более прекрасного зрелища, чем эти плантации кофе, простирающиеся до самого горизонта, и что остров вскоре сможет производить даже больше кофе, чем потребляет все наше королевство.

– Вы советуете мне, мсье, стать плантатором и заняться выращиванием кофе?

Жозеф де Пенфентеньо расхохотался.

– Вовсе нет! Но вы прекрасно понимаете, что кофе нужно как-то перевозить… Мне известно, какой вы замечательный мореплаватель! Я снарядил по заказу Французской Ост-Индской компании флейту[141] с большим главным трюмом, и через несколько дней это судно выйдет в море…