Бренда Джойс - Неукротимое сердце

– Ты мне сразу приглянулась, – выдохнул он, сжав рукой ее грудь.

– Прекратите, прекратите сию же минуту! – закричала Кэндис, борясь с ним.

– Нечего притворяться. Я знаю, что ты была у Лорны до того, как нашла себе мужика. Ну давай, детка, тебе понравится. – Он сжал лицо Кэндис ладонями и снова впился в ее губы.

«Он же проповедник», – промелькнуло в голове у Кэндис, однако она выхватила из кармана фартука револьвер и прижала дуло к его груди. Он замер.

– Двигай назад, – бросила она.

Он подчинился, настороженно уставившись на нее.

– Что за шутки, детка? – озадаченно пробормотал негодяй. – Убери эту игрушку, пока она не выстрелила.

– Убирайся, если не хочешь, чтобы я разнесла твою башку вдребезги, – процедила Кэндис.

С минуту он оценивающе смотрел на нее, затем ухмыльнулся и, подняв руки, попятился к двери.

– Чтобы ноги твоей здесь больше не было! – крикнула Кэндис. – Только сунься ко мне во двор, и я пристрелю тебя как собаку!

Все так же пятясь, он выскочил за порог.

Кэндис подбежала к двери и задвинула засов, затем бросилась к окну и проследила за ним. Ее трясло. Пот заливал лицо.

Спустя три дня проповедник был арестован техасскими рейнджерами за убийство человека в Корпус-Кристи. Выяснилось также, что он находился в розыске за убийство, совершенное ранее в Новом Орлеане. Его звали Бенджамин Грейди, он не был служителем Бога и маскировался под проповедника, чтобы уйти от преследователей.

Из чего следовало, что Кэндис и Джек никогда не были женаты.

Джек был слишком слаб, чтобы подняться с постели, однако заявил, что поест сам. Пошел второй день, как спала лихорадка, трепавшая его трое суток. Он не помнил, как возвращался назад. Кто-то – Нахилзи, по словам Дати, – привязал его к седлу. К тому времени когда они добрались до стойбища, Джек был без сознания от потери крови.

Он лежал в своем вигваме на постели из шкур и одеял, укрытый до пояса. На чистой ткани, обмотанной вокруг его груди, не было крови. Дати заверила его, что рана заживает, но Джек с нетерпением ждал следующей перевязки, желая убедиться в этом сам. Опираясь на подложенное под спину седло, он уписывал за обе щеки тушеную белку с бобами.

– Откуда белка? – поинтересовался он.

– Великий вождь прислал, – улыбнулась Дати. – И не только это. Я горжусь тобой. Все только и говорят о твоем подвиге.

– Не я убил Уордена.

– Но ты первый ворвался в дом. – Ее глаза сияли. – Вождь и его самый доверенный воин – оба прославляли твою храбрость в своем танце.

Джек не улыбнулся, хотя ему было приятно. Дати имела в виду торжества, устроенные в честь успешного завершения похода и одержанных побед. После хвалы богам, вознесенной шаманом, каждый воин выходил в круг и языком пантомимы излагал свою версию событий. Кочис и Нахилзи включили в свое повествование поступки Джека.

Когда он очистил миску, Дати забрала ее и вышла, вернувшись вскоре с большим кувшином воды. Джек задремал, утомленный едой, но, почувствовав на своем лице прохладную ткань, открыл глаза.

– Я не мыла тебя с тех пор, как спал жар, – сказала Дати.

Джек закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями женских рук, и его мысли переключились на жену. Он отправится к Кэндис, как только встанет на ноги. Как же он скучает по ней! Но будь он проклят, если позволит втянуть себя в очередную ссору! В то, что Кэндис не хочет его возвращения, Джек не верил – чего не скажешь сгоряча! – хотя ее слова и поразили его в самое сердце. Но даже если это так, она его жена и пусть выбросит из головы все мысли о разводе.

Дати отжала тряпку и протерла его грудь и живот.

Джек спросил ее о походе, и она рассказала о подвигах воинов, многих из которых он знал. Старший сын Кочиса, Тази, во главе тридцати воинов запутал следы основного отряда и увел солдат в каньон, кончавшийся тупиком. Там апачи скрылись от преследователей, поднявшись по почти отвесной скале, поросшей соснами.

Дати откинула одеяло, укрывавшее его ниже пояса.

– Им пришлось спешиться и вести лошадей за собой. Когда три лошади сломали ноги, их пристрелили, а трупы спрятали, чтобы солдаты не обнаружили тропу, по которой они ушли. Хотя все равно ни один белый не решился бы вскарабкаться по такой круче. Кроме тебя.

Джеку было не до комплиментов. Дати омывала его гениталии, и, судя по его реакции, Джек был недалек от полного выздоровления. В ответ на изумленный взгляд Дати он вздохнул:

– Прошло слишком много времени.

– Здесь полно вдов и разведенных женщин. Ты можешь выбрать любую, когда наберешься сил. Нет никакой необходимости отказывать себе в этом, – деловито заметила Дати.

Джек испытал некоторое облегчение, когда она перешла на бедра, но напряжение в чреслах не прошло. Совет Дати найти себе женщину вполне соответствовал обычаям апачей. Мужья не спали с женами с начала беременности и до конца периода кормления, который продолжался два года. Поэтому считалось в порядке вещей, что мужчины ублажают себя с вдовами и разведенными женщинами – разумеется, с согласия последних. Обычно такого рода совокупления происходили во время различных празднеств и торжеств.

Апачи исповедовали умеренность во всем, включая секс. Уважающему себя мужчине полагалось проявлять выдержку и здравомыслие, награждая жену ребенком не чаще, чем раз в четыре года. Муж женщины, рожавшей с меньшим интервалом, считался невоздержанным и слабовольным, поскольку не мог обуздать свою похоть. Ну а две беременные жены сразу тем более не делали чести мужу. Джек улыбнулся, вспомнив выражение лица Нахилзи, когда тот узнал, что первая жена Джека тоже ждет ребенка.

Нет, он не станет искать замену беременной жене. Он поедет на восток, к Кэндис, единственной женщине, которая ему нужна. Не говоря уже о том, что ему необходимо убедиться, что с ней все в порядке.

– Мне было бы спокойнее, Кэндис, если бы вы чуточку прибавили в весе.

Кэндис вздохнула:

– Я ем достаточно, док.

– Постарайтесь не перенапрягаться, – сказал док Харрис, бросив многозначительный взгляд в окно на серые конфедератские мундиры, развешанные на солнце.

31 марта Форт-Блисс без особого сопротивления сдался войскам Конфедерации, но Кэндис это не волновало, лишь бы солдаты по-прежнему нуждались в ее услугах. Война между штатами казалась далекой и несущественной.

– Хорошо, – кивнула Кэндис, с горечью подумав, что, будь муж рядом, ей не пришлось бы гнуть спину, зарабатывая деньги, чтобы начать с ребенком новую жизнь. Впрочем, спохватилась она, он ей даже не муж.

«О, Джек!»

– От него не было известий?

Вопрос дока Харриса не вызвал у Кэндис раздражения. Он спрашивал из сочувствия, а не из праздного любопытства.

– Ни одного, с тех пор как он приезжал в прошлом месяце.

В глазах доктора мелькнула жалость. Проводив его, Кэндис тяжело опустилась на стул. Каждую неделю поступали все новые сведения о нападениях апачей на поселения белых. Хотя события развивались к востоку от «Хай-Си», было ясно, что рано или поздно они перекинутся на долину Санта-Крус. Нападение на укрепленное ранчо было бы чистым безумием со стороны индейцев. Кэндис, однако, опасалась худшего и с замиранием сердца встречала каждого солдата, приносившего ей белье и новости.

По городу поползли слухи, что Джек сражается на стороне Кочиса. Его считали предателем. Отправившись в магазин за покупками, Кэндис оказалась мишенью злобных пересудов. Горожане чурались ее и разве что не в лицо называли «подстилкой полукровки». Дошло до того, что Кэндис боялась выходить из дома. Ее рука все чаще тянулась к револьверу, спрятанному в кармане фартука. Она ненавидела этот город, а потому хотела убраться отсюда, как только родится малыш. На востоке никто не назовет ее ребенка полукровкой или ублюдком. Она направится на восток, а если денег не хватит, чтобы добраться до Сент-Луиса, уедет туда, куда позволят средства.

Кэндис встала и потянулась, положив ладони на поясницу. Спина ныла. В последнее время она постоянно ощущала недомогание, часто плакала и стала невероятно чувствительной. Любой пустяк выводил ее из равновесия, в особенности мысли о муже – вернее, о Джеке.

Услышав топот копыт, Кэндис подошла к окну. Наверное, это док Харрис. И оцепенела.

Джек вернулся! Наконец-то!

Головокружение прошло. Залившись румянцем, Кэндис с привычным восторгом взирала на него. Джек похудел и осунулся, но гордо держался в седле. Он был великолепен, и как бы Кэндис ни сердилась, она радовалась его приезду, хотя и не собиралась признаваться ему в этом.

Джек смотрел на серые мундиры, развевавшиеся, словно знамена, на ветру.

Он спешился и повернулся к распахнувшейся двери. На лице его застыло жесткое, почти гневное выражение.

Кэндис вызывающе выпрямилась. Постепенно – пока они смотрели друг на друга – взгляд его смягчился, в серых глазах засверкали серебристые искры, а затем вспыхнуло жаркое пламя. Судорожно сглотнув, Кэндис отступила на шаг. При одном взгляде на Джека она забыла обо всем. И зачем только она полюбила этого человека?

Джек подошел к ней:

– Кэндис.

Она отступила еще на шаг.

– Проклятие! Джек, если ты думаешь, что можно заявиться…

Он сжал плечи Кэндис и посмотрел так, что все слова мигом вылетели у нее из головы.

– О Боже, – выдохнул он и прильнул к ее губам. Сердце Кэндис неистово забилось. Она закрыла глаза, не сопротивляясь, но и не отвечая на его поцелуй. Джек поднял голову и, дождавшись, пока Кэндис откроет глаза, хрипло спросил:

– И это все, что я заслужил после долгой разлуки?

– Ты вообще ничего не заслужил.

– Я делаю все, что в моих силах.

Внезапно Кэндис ощутила всю боль Джека, и ей захотелось только одного – утешить и ободрить его.

– Джек, – вымолвила она.

Но он уже смотрел на болтавшиеся на ветру мундиры.

– Это то, что я думаю? Кэндис вырвалась из его рук.

– Да.

– Так вот зачем приходил к тебе капрал, – проговорил Джек, холодно глядя на нее.

– Да.

Лицо его исказилось. Кэндис, испуганно попятившись, наткнулась спиной на дверь. Он схватил ее за подбородок и крепко сжал.

– И что мне делать с такой непослушной женой?

– Я тебе не жена.

Даже если бы она ударила его, то не добилась бы большего эффекта. Он побелел. «Она получила развод», – пронеслось в его мозгу.

– Что?

Кэндис прикусила губу. Не так она собиралась сообщить ему об этом. И не в разгар ссоры.

– Что ты сказала?

– Будь ты проклят! – закричала она. – Мы не женаты и никогда не были в браке. Того проповедника арестовали несколько недель назад за убийство. Он преступник, Джек, переодевшийся проповедником.

Джек молча смотрел на нее.

Кэндис вбежала в дом, борясь со слезами. Услышав за спиной тяжелые шаги, она лихорадочно смахнула их рукой.

– Ты, должно быть, шутишь. – Джек не верил своим ушам.

– Нет! Это правда, спроси любого! Его губы сжались.

– Ты мояжена, Кэндис. И ребенок, которого ты носишь, – мой.

– Нет! Я больше не желаю быть твоей женой! – Кэндис разразилась рыданиями.

Джек отвернулся и долго смотрел в окно, потом перевел взгляд на ее содрогавшуюся от рыданий спину.

– Я не отпущу тебя.

– Как ты смеешь! – Кэндис резко повернулась к нему. – Как ты смеешь говорить, что не отпустишь меня, после того как бросил нас?

– Думаешь, мне легко было уехать, оставив тебя здесь одну?

– Однако ты сделал это.

– Я предлагал отвезти тебя на ранчо «Хай-Си», но ты отказалась.

– Мне нужен ты, а не они.

Они яростно сверлили друг друга взглядами.

– Ты опять вернешься к Кочису? – спросила Кэндис.

– Да.

– Отлично, – бросила она и, повернувшись к нему спиной, снова заплакала.

Джек подошел к ней и взял за плечи. Кэндис попыталась стряхнуть его руки.

– Но на сей раз ты поедешь со мной, – сказал он. Кэндис замерла.

– Что?

– Я был дураком, – горько признался Джек. – Женщина должна быть там, где ее муж. Мне не следовало покидать тебя. Я думал, что так будет лучше, но я ошибался. Ты поедешь со мной.

– Чтобы жить в лагере апачей?

– Да.

– Я не поеду.

– Я же сказал, что не отпущу тебя.

– Апачи убивают моих соотечественников. И ты полагаешь, что я буду жить с ними только из-за твоего извращенного представления о чести и верности?

Джек молча подошел к плетеному сундучку и открыл его. Вывалив содержимое на постель, он начал перебирать вещи.

– Я не поеду, – повторила Кэндис, встревожившись. – Вначале ты сделал меня своей любовницей, а теперь хочешь превратить в индианку? Я не намерена рожать ребенка в лагере апачей!

Джек молча отобрал часть ее вещей, завернул их в одеяло и положил сверток у двери.