Аврора Белль - Неукротимый

 Я хочу, чтобы он запомнил меня на всю свою оставшуюся жалкую жизнь.

 Я говорю Хэппи:

 — Держи его крепче. Я не хочу оставить его без обоих.

 Глаза Хамида расширяются за секунду до того, как он начинает бороться сильнее, и закрывать глаза, а слезы катятся из уголков его глаз. Когда я замечаю, как что-то капает, я смотрю вниз, и вижу, что мужчина описался. Запах аммиака заполняет воздух, и я смотрю на него:

 — Сукин сын. Давай-ка сделаем это.

 И вырезаю его.

 Хамид кричит до тех пор, пока не начинает хрипеть, приглушенный импровизированным кляпом Хэппи. Часть есть.

 Он хнычет. Его тело неудержимо дрожит, и погружается в шоковое состояние. Он хватается руками за воздух.

 Выдавил все.

 Его дыхание тяжелеет, а тело успокаивается, это наводит меня на мысль, что он потерял сознание. Проклятье. Везучий сукин сын.

 Вероятно, должно быть печально, что я ничего не чувствую из-за того, что сделал это. Нет никаких угрызений совести, говорящих мне остановиться. Нет эмоций. Просто... ничего. Мой разум и я, абсолютно непринужденно делаем это кому-то, в ком мы уверены, что он виноват. Кому-то, кому надо преподать урок.

 После того, как я остаюсь удовлетворенным своей работой, я иду к двери около кабинета, и открываю ее. Ванная маленькая, ну да ладно. Мне не нравится, что на мне его кровь.

 Мою, и мою, и мою, пока не удостоверяюсь, что мои руки чистые. Я вхожу обратно в кабинет, и вижу Майкла, наклонившегося над мертвенно-бледным лицом Хамида, дергающим его тело, и рассматривающим его теперь зияющее углубление вместо глаза. Хэппи стоит сбоку, также осторожно наблюдая за тем, что делает Майкл.

 Майкл спрашивает в пустоту:

 — Он умрет?

 Я тихо отвечаю:

 — Нет. Но он будет жалеть, что не умер.

 Мальчик смотрит на меня:

 — Вы сделали это... — он выглядит смущенным, — ...за меня?

 — Отчасти — говорю ему. И это правда. Никто не смеет обижать моих сотрудников. Но Хамид сделал это. Если бы это был не я, это был бы кто-нибудь другой. Хамиду повезло, что это сделал я, потому что он и дальше продолжит проживать свою крысью жизнь.

 Майкл кивает, а я смотрю на Хэппи. Его глаза все еще наблюдают за мальчиком, а на лице — пораженное выражение. Да. Он вполне подходит.

 Вытаскиваю бумажник, беру из него визитку, и кладу ее на стол, чтобы написать записку Хамиду.

 «Объявить войну было ошибкой. И хочу заметить... я выиграл».

 Я всегда выигрываю.

 Подойдя к его обмякшему телу, отпускаю визитку, и она, кружась, падает на его грудь, потом иду к выходу, к своим людям. Когда мы приближаемся к внедорожнику, я приветствую одного из головорезов Хамида, и говорю ему:

 — Если ты хочешь, чтобы твой босс выжил, звони в скорую. Прямо сейчас.

 Его глаза расширяются, прежде чем он бежит к кабинету. Мои люди собрались, готовые уезжать, и мы выезжаем под звуки разверзнувшегося ада.

 Поворачиваюсь к Майклу, который сидит рядом, и наблюдает за мной широко раскрытыми глазами. Я ухмыляюсь, и взъерошиваю его волосы.

 Да.

 Мальчик справился прекрасно.

 Поворачивая ключ и открывая свой блок, я задаюсь вопросом, почему Твитч не ответил мне на смс-ку, в которой я спрашивала, все ли хорошо с Майклом.

 Нахмурившись, озадаченная, я снимаю пальто, ставлю сумку на стойку, и иду в комнату. Останавливаясь на полпути, я вслушиваюсь.

 Душ включен.

 — Твитч? — зову я.

 Знакомый голос отвечает:

 — Нет, крошка, это я.

 Дэйв. Моя улыбка просто умирает, когда он добавляет:

 — И, как только я выйду, мы должны поговорить о том, с чего ты решила, что тот странный парень может быть в твоем душе.

 Дерьмо.

 Мой телефон пиликает.

 Никки: Девичник! Ю-ху! Скоро буду хх

 Девичник? Сегодня? Да невозможно, чтоб я могла такое забыть.

 Приняв утром душ, я надела майку и свитер, а затем уже побрызгалась дезодорантом.

 Ну, знаете... на всякий случай.

 Когда я иду на кухню, дверь ванной открывается, и я слышу хлюпающие шаги, которые приближаются ко мне. Только в одном полотенце, и все еще мокрый, Дэйв хватает меня в медвежьи объятия, к которым я не готова. Впечатываюсь лицом в его мокрую грудь, а засранец прижимает меня сильнее, когда я говорю испуганно и приглушенно:

 — Не могу. Дышать.

 Щипаю его за бок, он хихикает, и сжимает меня еще сильнее. Буквально отключая мне подачу воздуха своей накаченной грудью, и я повинуюсь инстинкту. Не имея другого выбора, я просто кусаю его за сосок. Сильно.

 Дэйв визжит, и отпрыгивает от меня, выглядя раздраженным, но по-прежнему ухмыляясь:

 — Это больно, сучка.

 Кладу руку на бедро, пытаюсь отдышаться и визжу:

 — Меня почти что задушил мужчина с большими сиськами.

 Дэвид открывает рот от удивления:

 — Эти сиськи накачены, потрясающие грудные мышцы!

 Неспособная остановиться, я смеюсь над его оскорбленным выражением лица. Потом осторожно спрашиваю, проводя рукой по лицу:

 — Почему ты созвал девичник? Что случилось?

 Он улыбается, как чокнутый:

 — Всему свое время. Чтобы я рассказал, тут должна появиться Никки.

 Закатив глаза, я поворачиваюсь, и иду на кухню, чтобы сделать “какао а-ля Лекси”, и подготовиться ко всему, что мне собираются рассказать мои друзья.

 Поставив какао на поднос, я несу его к кофейному столику, когда открывается входная дверь моей квартиры. Взглянув, я замечаю слишком счастливую Никки, держащую в руках контейнер.

 Контейнер полон...

 — Двойной шоколад, арахисовое масло? — я почти визжу: — Ты испекла «никнак4» с двойным шоколадом и арахисовым маслом?

 Смотря на ее ухмылку, я взволнованно подпрыгиваю на месте. Эти «никнак» впечатляющие.

 — По какому поводу? — спрашиваю я ее, протягивая руку к контейнеру. Хлопнув меня по руке, она хихикает, глядя на мое печальное лицо, и говорит:

 — Всему свое время, дорогая.

 Когда Дэйв заходит в гостиную, одетый в светло-серые спортивные штаны без футболки, и вытирает полотенцем мокрые волосы, он смотрит на Никки, и дерзко ухмыляется:

 — Я так рад, что ты пришла!

 Она посылает ему такую же дерзкую улыбочку, и показывает на сладости, которых слишком много. — О, милый. Я тоже по тебе скучала. Бери «никнак».

 Дэйв рассматривает «никнак». Он хмурится. Как будто спрашивая сам себя, он бормочет:

 — Почему у нас сегодня «никнак»?

 Никки показывает нам, чтобы мы сели, и говорит:

 — Нет. Ты первый! Расскажи нам свою грандиозную новость!

 Дэйв выглядит, как ребенок, которому разрешили попрыгать на надувном замке, садится, и начинает рассказ:

 — Ну. Помнишь, у нас было небольшое соревнование той ночью, кто получит Хэппи...

 Святое дерьмо, вот это новость для меня! От шока я округляю глаза, а он продолжает:

 — ...так что, я надеюсь без обид, милашка.

 Никки угрожающе щурится:

 — Что это значит?

 Дотянувшись рукой до своего какао, Дэйв делает глоток, затем ухмыляется:

 — Я выиграл.

 Никки забирает какао из его рук, и Дэйв пялится на нее:

 — Хей, это не так уж и важно. Он просто с мальчиками....

 Но она резко прерывает его:

 — Когда? Когда ты трахнул его?

 Дэвид откашливается:

 — Ну, технически, он трахал меня. И это событие произошло прошлой ночью.

 Ну. Это неловко. Я хотела, чтобы земля поглотила меня.

 Маленькая улыбочка появляется на лице Никки, и я не знаю, как это понимать. Это как улыбка Мона Лизы. Я щурюсь, разглядывая ее лицо. Она что-то скрывает.

 Дэйв какое-то время моргает, прежде чем говорит:

 — Ну, это отстой. Я думал, что почувствую себя победителем, но сейчас я просто чувствую себя раздавленным. Спасибо, Никки. Большое спасибо.

 Затем он берет не один, а два «никнака», и запихивает их в рот, показывая этим текущее состояние его депрессии.

 Мой удивленный взгляд перемещается от Никки к Дэйву, и я пытаюсь слиться с фоном, как хамелеон.

 Я читала где-то, что хамелеон может чувствовать запах страха. Быть неподвижным, и притвориться листиком.

 Тогда Никки берет «никнак» и надкусывает его. Со вздохом. Она выглядит расстроенной, когда говорит Дэйву:

 — Не психуй, малыш. Но ты неправ.

 Все еще прожевывая свою вкусняшку, Дэйв выглядит озадаченным, когда спрашивает ее:

 — Что значит, я не прав?

 Запихивая «никнак» в рот, она отвечает с набитым ртом:

 — Оо сделала это. Я шделалала.

 Дэйв и я смотрим друг на друга, неспособные расшифровать ее разговор с набитым ртом.

 — Ага, я не совсем понял, о чем ты.

 Пережевывая, она наконец проглатывает, встает, и указывая на Дэйва, кричит:

 — Ты не победил! Я выиграла!

 Бедный Дэйв. Его уровень непонимания прошелся от «Я не понимаю» до «Что за хрень».

 Он бормочет:

 — Что? Где?

 Открыв рот от удивления, он встает, указывает пальцем на Никки, и орет:

 — Супердолгий поход в ванную на маскараде!

 Обвиняюще сощурив глаза, он качает пальцем около ее лица:

 — Там не было никакой очереди, не так ли? Ты трахалась! С красавчиком!

 Я могу только удивленно наблюдать, как Никки делает реверанс, и объявляет:

 — Лучшие пятнадцать минут, которые я когда-либо проводила в ванной.

 Неспособная больше оставаться простым зрителем, я тоже встаю, и вскрикиваю:

 — Кто вы, и что вы сделали с моими лучшими друзьями?

 Никки и Дэйв выглядят потрясенными моей вспышкой, прежде чем смотрят друг на друга, и разражаются хохотом. Дэйв придвигается к Никки, и обеими руками обнимает ее за талию:

 — Дорогая, это не новость. Мы иногда делаем подобные вещи. Ну, знаешь? Типа игра, кто сможет заполучить парня.

 Никки прислоняется к Дэйву, и кивает:

 — Да. Он прав. Это не первый раз. И не последний.

 Я немею. Разинув рот, я спрашиваю:

 — Так значит, вы не злитесь друг на друга? Вам плевать, что вы спали с одним и тем же парнем?

 Никки посмеивается:

 — Неа. Это просто ради забавы. Мы давно не делали этого. С тех пор, как Дэйв и Фил начали встречаться.

 Дэйв хихикает:

 — Да, у нас даже было втроем в одной кровати...

 Глаза Никки округляются, и она пихает Дэйва локтем под ребра. Он хмурится:

 — Ой! И за что это, черт возьми?

 Моя челюсть ударяется об пол. Не. Может. Быть.

 Наклонившись вперед, я шепчу:

 — Ребята, вы занимались этим втроем?

 Дэйва щурится от моего выпада. Он быстро понимает, почему Никки пихнула его локтем, что это было для того, чтобы он закрыл рот. Медленно подходя ко мне, он осторожно смотрит на меня, и говорит:

 — Да, крошка. Такое было.

 Это немного обидело меня, что я не знала этого. Лучшие друзья делятся подобными вещами. Когда он замечает мою очевидную обиду, он притягивает меня в объятия:

 — Это не имеет ничего общего к нашему отношению к тебе, крошка. Мы просто делали то, что нам нравится, и не хотели, чтобы ты нас осуждала за это. Я не говорю, что ты сделала бы это, но такой возможности было достаточно, чтобы умолчать. Мы любим тебя.

 Около минуты я обдумываю то, что он сказал, а затем обнимаю его за талию, и крепко сжимаю. Никки обнимает меня со спины и целует в волосы.

 — Мы действительно любим тебя, Лекс. Мы думали, что ты не поймешь этого, или будешь считать нас чудаковатыми, это сильно пугало нас. Ну как, ты думаешь, что мы странные?

 Боже, они правы? Я осуждаю? Я думала, что была достаточно непредвзятой, но моя первая реакция показала, что это не совсем так.

 Если бы они только знали о тех штучках, которые Твитчу нравится проделывать со мной...

 Дорогой Боже. Я тут молчаливо осуждаю их, в то время, как сама поступаю так же. Я не говорила им о моих сексуальных отношениях с Твитчем. Все, что я сказала им, что он любит грубый секс. Они ничего не знают о его постоянном контроле, или о ремне....

 Вздох.

 Ремень. Я люблю ремень.

 С трудом сглатывая, я понимаю, что мало чем от них отличаюсь. И теперь, когда я могу собраться, говорю им:

 — Нет! Ребята, я не думаю, что вы странные. Это просто неожиданно. Я думаю, что почувствовала себя немного ненужной. Так что если уж хотите, то это... Я тут одна странная!

 Немного пообнимавшись, мы отпускает друг друга, и тратим большую часть вечера на болтовню, и поедание «никнака». Около одиннадцати, мои друзья уходят. Помахав им, я закрываю дверь, и по коридору иду в спальню.