Аврора Белль - Неукротимый

 Оставив ее на том же месте, иду к тумбочке, хватаю телефон и звоню Хэппи. В 3.57 ночи.

 — Лучше бы у тебя было что-то важное, придурок, — полусонно отвечает он.

 Проигнорировав его раздражение, быстро говорю ему:

 — Мне нужен номер доктора.

 Тишина.

 — Что ты натворил? — спрашивает он обвинительным тоном.

 — Я проигнорирую твой тон и херов вопрос, и спрошу тебя еще раз, — рявкаю я в ответ.

 Хэппи тут же отвечает:

 — Не будь таким, бро. Извини, хорошо? Что, по-твоему, я могу думать, когда ты звонишь мне посреди ночи, и твой голос звучит так, как будто ты вляпался в какое-то дерьмо?

 Я его не виню. Правда, не виню. Я знаю, что у него есть причины думать обо мне самое худшее. Парню доставалось от меня и по менее значительным причинам. И он один из моих лучших друзей.

 — Это из-за Лекси, — проведя рукой по лицу, объясняю я. — Прошлым вечером, Линг дала ей две чертовы дорожки кокса. Я посадил Лекси под душ, а когда пришел за ней, то обнаружил ее сидящей на полу душевой, в ледяной воде. Так что не знаю, заболела ли она, или просто у нее такая реакция на кокс. Она... ей нехорошо.

 — Чувак, я позабочусь об этом, — его голос смягчается. — Оставайся с ней. Мы скоро приедем.

 — Спасибо, бро, — говорю я, и мысленно добавляю: "Я твой должник".

 Хоть и не произношу этого вслух, но мы оба об этом знаем...

 Доктор осматривает находящуюся без сознания, и прикрытую моей футболкой, вспотевшую Лекси, проверяя ее уже примерно десять минут. Щупает гланды, светит фонариком в глаза, и за последние несколько минут, уже четвертый раз меряет температуру. Честно говоря, я в панике.

 Был бы это кто-нибудь другой, но она...

 Выбросив эти мысли из головы, я внимательно за ним наблюдаю. Мне не нравится, что он к ней прикасается. Ко всему ее телу. Я просто смешон. Я знаю, что он — доктор. Я знаю, что он здесь, чтобы помочь. Но это не избавляет меня от желания оторвать ему голову, видя его руки на ее теле.

 На моем теле. Она моя. Она принадлежит мне.

 На какую-то долю секунды, я прихожу в ужас от того, что зашел с Лекси слишком далеко. На секунду, я говорю себе порвать с ней все связи. На секунду, я задаюсь вопросом, как глубоко я застрял.

 На секунду.

 Ко мне подходит доктор, высокий и подтянутый мужчина средних лет, его волосы с проседью. Сбрызгивая руки антисептиком, он потирает ладонью об ладонь.

  — Вы сказали, она никогда не принимала наркотики раньше, а потом решила покурить травку, и понюхать кокаин за одну ночь? — он морщит лоб, не веря в то, что я сказал.

 — Я предложил ей покурить со мной, и она согласилась, — глядя ему прямо в глаза, я добавляю: — Добровольно.

 Принимая это к сведению, он кивает, и я продолжаю:

 — Но думаю, что травка достаточно ослабила ее рассудительность и она нанюхалась кокаина. Меня не было рядом, и когда я пришел за ней, она уже была под кайфом. Она переживала даже из-за травки в своем организме, так что я не знаю, зачем ей понадобилось... — я пожимаю плечами. Остальное очевидно.

 Доктор смотрит на меня, не мигая, прищуренными глазами. Негодяй заставляет меня нервничать, и прекрасно это понимает. Пробежавшись рукой по волосам, он вздыхает.

 — Это похоже на вирусное заболевание. Возможно, наркотики усилили реакцию ее организма на вирус, но как мне кажется, она просто сильно обезвожена. Ей нужна капельница.

 Я смотрю на капельницу, прикрепленную к руке Лекси. Хотя будет правильнее сказать, я пожираю ее взглядом.

 Мог ли я, на самом деле, довести дело «сделать Лекси больно» до конца, когда не могу даже выдержать вида Лекси, пронзенной иглой?

 Я никогда не расскажу этого придурку, но Хэппи был прав. Я никогда не был в порядке. Ни дня в моей жизни. Мой разум... разрушен. И я точно знаю, когда мои мозги, из слегка поврежденных, перешли в стадию полностью разрушенных.

  — Я должен остаться здесь, пока она не проснется, — продолжает доктор. — Капельница закончится через четыре часа. Так что, если у вас есть для меня свободная кровать, то я с удовольствием ею воспользуюсь. Предпочтительнее, если кровать будет недалеко от девчонки.

 Я борюсь из последних сил, чтобы не двинуть по роже этому парню. Мне не нравится, как он сказал: «девчонка». Он сказал это так, будто она была наркоманкой или какой-то гребаной проституткой, или кем-то в этом роде. Он ни черта не знает, чем она занимается, или как чертовски повезло правительству, что у них есть кто-то, настолько влюбленный в свою работу, как она.

 Но все же, я ведь до хрена плачу этому парню, чтобы избежать лишних вопросов.

 — Итак, — я продолжаю наблюдать за Лекси, моим ангелом, — с ней все будет в порядке, да?

 Доктор берет свой чемоданчик и заявляет:

 — Я не могу подтвердить это или опровергнуть. Мне нужно будет осмотреть ее, когда она проснется.

 Хэппи, о котором я позабыл, появляется из дверного проема, и жестом руки предлагает доктору следовать за ним. И я остаюсь наедине с девушкой, которой суждено меня возненавидеть. С девушкой, которую я люб...

 Ого. Что за хрень?

 Я напрягаюсь. Уставившись вниз, на Лекси, я качаю головой, как будто хочу исключить ее из непрошенных мыслей. Мне не нравится то, что она со мной делает.

 Злость – это моя реакция на все, что мне не нравится, или чего я не понимаю. И внезапно, я злюсь на Лекси.

 Нахмурившись, я поворачиваюсь на пятках и выхожу из комнаты.

 Я никогда не должен был сюда её приводить.

 Я пытаюсь открыть тяжелые веки, но они очень тяжелые, и я бросаю свои попытки. Прохладный бриз обдувает мое разгоряченное тело, даря капельку облегчения. Кто-то щиплет меня за руку, и это заставляет меня нахмуриться. Такое чувство, будто меня ужалила пчела.

 Подняв руку, я медленно тянусь к больному месту в верхней части моей руки, и нащупываю что-то пластмассовое. Хмурюсь еще сильнее. Именно в этот момент, я слышу голос где-то возле моей постели:

  — Она просыпается. Да. Я не знаю. Хорошо.

 Открываю один глаз, чтобы рассмотреть моего посетителя, и вижу Хэппи, который осторожно за мной наблюдает. Я, кажется, потратила все свои силы для того, чтобы открыть глаз. Снова закрыв его и перестав двигаться, я бормочу:

 — Мне плохо.

 Я чувствую, как Хэппи наклоняется ближе, и убирает волосы с моего лба.

  — Я знаю, куколка. Тебе немного лучше. Не так горишь. Так что все хорошо.

  — Твитч, — шепчу я, с трудом проглатывая слюну.

 Хэппи, в нерешительности, замирает, потом наклоняется еще ближе, и шепчет:

 — Он скоро будет дома. Хорошо?

 Мое тело не мне подчиняется, и я ничего не отвечаю. Я не в состоянии даже кивнуть головой.

 Я хочу Твитча.

 Я сажусь в кровати, пока доктор смотрит в мою сторону. Он немного отодвигается, и я перевожу взгляд на электронные часы на тумбочке.

 16:56

 Я проснулась час назад. Мне сказали, что у меня обезвоживание, и что мне поставили две капельницы. Должна заметить, что после того, как я заставила себя не обращать внимания на пощипывание, эти капельницы сделали свою работу. Я уже чувствовала себя лучше.

 Но не хватало одной вещи. Или лучше сказать, одного человека.

 Слабый свет тускло освещал комнату. Я поворачиваюсь и вижу Хэппи, смотрящего телевизор, сидя на стуле возле моей кровати. Сейчас я чувствую себя намного лучше. Я больше не обезвожена, и даже поела. Доктор, на прощание, дал мне пару советов и пообещал, что запишет их для меня на бумагу. Он внимательно посмотрел на меня, передавая свернутую бумажку. Потом он ушел.

 Как только он ушел, я открыла записку и прочитала. Сверху страницы было напечатано: «Рекомендации доктора пациенту». Ниже небрежно написано:

 «Не принимать кокаин».

 Я сильно покраснела. Я очень смутно помню, что произошло прошлой ночью, но все же достаточно, чтобы съежиться и покраснеть из-за своего вчерашнего поведения. Мое сердце начинает биться быстрее. Мне не избежать последствий. Я потеряю работу. В этом году я не пройду выборочное тестирование на наркотики.

 И во всем я виню Твитча.

 Беспорядок в его жизни стал беспорядком в моей.

 Поворачиваюсь к электронным часам на тумбочке и смотрю на дисплей. 22.45, а он все еще не вернулся домой.

 Гребаный трус.

 Обняв себя за колени, я тихо говорю:

 — Я бы хотела поехать домой.

 Я чувствую на себе взгляд Хэппи. Он вздыхает.

 — Лекс, тебе не нужно. Ты можешь остаться...

 — Я хочу поехать домой, — перебиваю его я. — Если ты сможешь организовать машину, отлично. Если не можешь, то я поймаю такси.

 — Детка, даже не думай об этом. Я отвезу тебя сам.

 Не проходит и десяти минут, как моя несчастная задница уезжает от мужчины, о котором я думала, что он мог бы изменится. Мог бы.

 Я думаю, что ошибалась.

 Неделю спустя...

 Сказать, что я раздражена, значит, ничего не сказать.

 С тех пор, как я видела Твитча, прошла неделя. С тех пор, как я была больна. И с тех пор, как я попробовала кокаин в первый раз.

 Сидя за своим столом, я слушаю Чарли, хотя на самом деле не вслушиваюсь, что он говорит. До моего сознания доходят лишь небольшие отрывки разговора, но не все. «Ежегодный тест на наркотики... Каждые полгода... Выборочно... Завтра днем... Обязательный... Приведет к немедленному увольнению... Не о чем волноваться».

 Мое сердце обрывается.

 Время встретиться лицом к лицу с реальностью.

 Завтра – день, когда я потеряю работу. Работу, ради которой я трудилась в поте лица. Работу, которую я люблю всем сердцем.

 Чарли всматривается в мое лицо. Затем хмурится.

 — Лекс, я знаю, что мы не должны обсуждать личное на работе, но... — он вздыхает, — я просто хочу спросить, все ли в порядке. В последнее время ты сама не своя. Я редко вижу твою улыбку. Я беспокоюсь о тебе.

 Резко встаю, и вытираю вспотевшие ладони об юбку. Изображаю свою лучшую улыбку, и говорю:

  — Все в порядке. Правда. Просто в последнее время, я плохо сплю. Много мыслей в голове.

 Чарли посылает мне сочувствующую улыбку.

 — Ладно. Но, ты знай, что можешь поговорить со мной в любое время.

 Встав, он уходит из моего кабинета, а я остаюсь за столом, чувствуя в голове пустоту.

 Прошедшая неделя была дерьмовой. Дерьмовой, потому что я чувствовала себя паршиво, и дерьмовой, потому что Твитч решил, что ему надоело со мной играть.

 Но ему не хватило мужества сказать мне об этом самому. Я всю неделю ждала, когда же он напишет, или покажется в моей комнате. Я даже не чувствовала, что он за мной наблюдает. Он просто... исчез.

 Я понимаю, что кокаин – это плохо, и я не должна была его нюхать, но могу сказать со всей серьезностью, что даже не помню, как это делала.

 Нет, серьезно, я? Нюхала кокаин? Я-я не знаю, что произошло. Это на меня не похоже.

 Я избегала Никки и Дэйва так долго, как только было возможно. Они каждый день звонили, и спрашивали, можем ли мы встретиться, но я отвечала им, что мне нехорошо, и что не хотела бы их заразить. Дэвид, кажется, поверил. Никки? Не очень-то.

 Она знала. Она всегда знает, когда что-то происходит. А этот козел. Этот гребаный козел.

 Выкинул меня, как ненужный мусор.

 Я повторяю себе, что мне плевать, и что так будет лучше. С глаз долой, из сердца вон. Но я бы солгу, если скажу, что это совсем меня не ранит.

 Кажется, я нахожусь в стадии «печаль».

 Я уже прошла через первую стадию: «отрицание и уединение», и перешла ко второй стадии – «гнев». И в данный момент я разгневана.

 Да как он смеет? Кем это он себя возомнил? Мне он не нужен.

 Может быть, если ты просто позвонишь ему...?

 О, черт. Я уже нахожусь на грани третьей стадии – упрашиваю себя.

 Мне плевать, кто он, я не буду ему звонить. Я не сделала ничего плохого!

 Сажусь за стол, решаю написать Никки и Дэйву, и попросить их сегодня вечером со мной встретиться. Мне нужен девичник.

 — Так ты говоришь, он просто перестал тебе звонить?

 Ну, технически, Твитч и не звонил мне, но...

 — Да. Так и было, — говорю я Никки.

 Дэйв смотрит на меня печальными глазами.

 — Может, тебе стоит позвонить ему первой. Может быть, он просто занят.

 Закатываю глаза, и говорю:

 — Он тебе даже не нравится! Почему ты за него заступаешься?