Аврора Белль - Неукротимый

 — Я кто? — спрашивает он, вынуждая меня сказать это уродливое слово.

 Делаю глубокий вдох. Я хочу, но не могу. От него так хорошо пахнет. Лосьоном после бритья и мускусом... так по-мужски.

 — Я просто хотела узнать, почему ты наблюдаешь за мной? — тихо шепчу я.

 — По-моему, тебе чертовски повезло, что я это делаю, ты так не думаешь? — не ответив на прямой вопрос, язвительно замечает он.

 Воцаряется неловкая, предательская тишина.

 Взгляд его глаз немного смягчается.

 — Ты дрожишь, — указывая на мой диван, он продолжает: — Садись.

 Подняв руки, я вижу, что и правда, дрожу.

 Этот парень, Твитч, он как-то непонятно воздействует на меня.

 Подойдя к дивану, я сажусь и накрываю себя одеялом. Я не верю своим глазам, когда он следует за мной и садится с другого края. Мое удивление сменяется изумлением, когда он опускает руку в карман, достает оттуда M&M’s и закидывает несколько конфеток в рот.

 Он медленно жует, наблюдая за мной, пока я наблюдаю за его работающими челюстями. Подавшись вперед, он протягивает горстку конфеток и движением подбородка указывает мне на нее.

 Так как я не делаю абсолютно никакой попытки, чтобы взять конфетки, а просто продолжаю смотреть на него, он забирает их обратно.

 — Как хочешь.

 — Я должна заявить в полицию, — бормочу я, сама не зная, зачем.

 Его глаза блестят, и он медленно качает головой.

 — Нет. Не стоит. Об этом уже позаботились.

 Что?

 — Что значит «позаботились»? — нахмурившись, спрашиваю я.

 Его глаза долго блуждают по моему лицу, прежде чем он произносит:

 — Попросил друга прийти и разобраться с этой проблемой.

 Кровь застывает у меня в жилах.

 Я с трудом сглатываю и затем шепчу:

 — Он... он что, умер?

 — А тебе есть до него дело? — парирует он, выглядя раздраженным.

 — Нет, — искренне признаюсь я. — Когда ты поднял меня с земли, я желала, чтобы он был мёртв.

 Твитч кивает головой и его глаза смягчаются. Кажется, ему нравится мой ответ.

 — Много будешь знать, плохо будешь спать, Алекса.

 Мои глаза округляются, и я начинаю дрожать:

 — Ты знаешь, как меня зовут!

 Утверждение.

 Закинув еще одну горсть конфеток себе в рот, он посасывает их и смотрит на меня из-под нахмуренных бровей. Я знаю, о чём он думает. Я думаю о том же.

 Какого хрена ты не паникуешь?

 Затем я вспоминаю.

 Поднявшись, я направляюсь на кухню, открываю верхний шкафчик и достаю аптечку. Вернувшись с ней обратно на диван, я тянусь к его руке, но он ее отдергивает. Его взгляд темнеет:

 — Не нужно этого делать.

 — Пожалуйста, позволь мне помочь тебе.

 Его глаза сверкают, он трясет головой, как будто хочет избавиться от своих мыслей.

 — Хорошо, — закрыв глаза, шепчет он.

 Чувство победы и удовлетворения вихрем проносятся по всему моему телу. Я ликую.

 По роду своей деятельности я встречаю множество разных типов людей. Я знаю, все люди разные, но что касается Твитча, я уверена, что он социопат.

 Я открываю бутылочку с обеззараживающей жидкостью, при этом стараясь унять дрожь в своей руке, и смачиваю ею ватку. Дотягиваюсь до его руки, а он внимательно наблюдает, как я беру его ладонь в свою и тяну к себе, потом кладу ее на свое колено.

 — Эта вонючая штука жжет, — предупреждаю я, прежде чем приложить ватку к его ране.

 Он даже не вздрагивает и вообще никак не реагирует на неприятную процедуру, его зрачки только лишь немного расширяются, когда я обрабатываю его ободранные костяшки пальцев. Мне не нравится мысль, что ему больно по моей вине, поэтому я наклоняюсь и слегка дую на его рану.

 Он сильно сжимает мое колено, и я поднимаю на него глаза. Челюсть плотно стиснута, глаза прикрыты, он выглядит рассерженным.

 — Думаю, что теперь тебе лучше, — тихо говорю я.

 Выражение его лица смягчается от моего приглушенного голоса, и он говорит тоном, не терпящим возражений:

 — Идти спать. Утром будешь чувствовать себя, как будто по тебе каток проехался. Прими «Ибупрофен».

 Я даже не успеваю ничего ответить, прежде чем он встает, и крепко, но в то же самое время, бережно обнимает за плечо и тянет на себя. Обнимая рукой мою талию, он ведет меня в мою комнату, откидывает одеяло на кровати и помогает мне в неё лечь.

 Я расслабляюсь. Неуместность его присутствия вызывает некоторое беспокойство, но все же я чувствую себя защищённой. И в безопасности. В данный момент я ничего не боюсь.

 Я опускаю голову на подушку, и он накрывает меня одеялом, перед тем, как развернуться и уйти.

 В голове начинает шуметь, а сердце бешено стучит.

 Что, если ты больше никогда не увидишь его?

 В тот самый момент, как я собираюсь окликнуть его, он останавливается у двери и поворачивается. Выглядя немного растерянным, он всматривается в мое лицо. Я сажусь на кровати, моя грудь вздымается. Он пристально меня рассматривает, как будто видит впервые и затем спрашивает:

 — Тебе нужна моя помощь, чтобы уснуть?

 — Да, — отвечаю я, не раздумывая.

 Он моргает. Его брови нахмурены. Затем он уходит.

 Чувствуя себя брошенной, я ничего не могу поделать с чувством горького разочарования, что наполняет меня. Я смиряюсь с тем, что всё, что со мной происходит, предназначено мне судьбой и этого не изменить.

 Со всеми своими проблемами я всегда справлялась сама. И сейчас мне тоже никто не нужен.

 Тебе никто не нужен. Просто было бы замечательно иметь хоть кого-то рядом. Пусть даже ненадолго.

 Выбросив все мысли из головы, я закрываю глаза и опускаю голову на подушку. Сознание обволакивает угнетающая темнота. Всё, что я ощущаю в данный момент — это сковывающий страх. Я не чувствую свое собственное тело. Всё вокруг кажется таким тусклым и неполноценным.

 Зажмурив глаза так сильно, что мне становится больно, я слышу то отвратительное учащённое дыхание и я закусываю губу, чтобы остановить готовый вырваться стон. Накрыв уши ладонями, я тяжело дышу, вдыхая тот тошнотворный запах.

 Мне сдавливает переносицу. Я чувствую боль.

 Ненавижу его за то, что он оставил меня.

 Еще больше ненавижу себя за то, что желаю, чтобы он остался.

 Из уголков глаз катятся слезы, увлажняя мою подушку. Я сильнее зажимаю свои уши, безнадёжно пытаясь стереть сегодняшний вечер из своих мыслей.

 Подобные вещи не происходят с такими людьми, как я. Возможно, в моей прежней жизни, но не теперь.

 Не уверена, что я должна чувствовать после всего этого, но я ощущаю злость. И грусть. И боль. Все одновременно.

 Мне следовало бы давно уже привыкнуть к этому. Утешать саму себя, я имею ввиду. Я мысленно возвращаюсь обратно в свое детство, и сворачиваюсь калачиком на кровати в позе эмбриона, слегка раскачиваясь. Мне хочется чем-нибудь заглушить свои мысли. Поднимаюсь и подхожу к своему CD-плееру, нажимаю на кнопку воспроизведения, потом падаю обратно на кровать и снова сворачиваюсь калачиком.

 Я слушаю Гая Себастьяна, который поет о боевых шрамах, которые никогда не исчезнут. Держа глаза открытыми, из-за страха увидеть все то, что мне не хотелось бы, если закрою их, я смотрю в пустоту своей комнаты, слезы текут из моих глаз.

 Скрип двери заставляет меня прислушаться. Затем следует приглушенный звук шагов. Мое тело покрывается мурашками. Кто-то опускается на кровать. Сердце от страха готово выпрыгнуть из груди.

 Потом... ничего.

 Широко раскрыв глаза, я жду атаки. Нападения. Чего-нибудь.

 Повернувшись, в тусклом освещении комнаты я вижу его капюшон. И все мое напряжение испаряется.

 Он не ушёл.

 Радость затопляет мой измученный разум.

 Свернувшись калачиком, наблюдаю за ним и затем шепчу:

 — Ты не ушел.

 Но он ничего не отвечает мне. Лёжа поверх покрывала, он натягивает капюшон ниже на своё лицо, затем кладёт руки за голову.

 — Спи, Лекси, — выдохнув, говорит он.

 Чувствуя себя в безопасности и защищённой, я закрываю глаза и позволяю сну завладеть мной, чтобы оказаться в более привлекательном месте, чем сегодняшний день.

 Завтра.

 Я просыпаюсь, и мои глаза резко распахиваются.

 Я чувствую разочарование.

 Твитч ушел.

 Я подавляю желание состроить недовольную гримасу. Вместо этого я улыбаюсь.

 Его нет здесь сейчас.

 Но он остался.

  Я делаю все возможное, чтобы замазать царапины и синяки, что я получила прошлым вечером, но Чарли всматривается в мое лицо на секунду дольше, чем следует, и я паникую. Я тут же неестественно смеюсь и объясняю, что у меня была неприятная встреча с кирпичной стеной.

 Чарли прищуривается, но потом улыбается и качает головой, как бы говоря: "ну ты даешь!".

 Я умудряюсь с головой погрузиться в работу и даже не замечаю, как настает время обеда. Не желая оставаться в офисе наедине со своими нерадостными мыслями, я решаю, что лучше всего будет провести этот ясный и солнечный день в парке. Мне не очень-то хочется есть. Мой желудок все еще болезненно сжимается, когда я думаю о том, что чуть не произошло прошлым вечером. Захожу в местное кафе, я покупаю кекс и апельсиновый сок, затем направляюсь в парк на противоположной стороне улицы. Сбрасываю свои туфли и сажусь прямо на мягкую траву, вытягивая ноги перед собой. Поднимаю лицо, подставляю его под теплые лучи солнца и блаженно вздыхаю. Я снова чувствую себя расслабленной.

 А потом что-то возвращает меня с небес на землю.

 Мое тело напрягается от знакомого ощущения. Ощущения того, что за мной наблюдают.

 Я хмурюсь. Под палящими солнечными лучами невозможно покрыться гусиной кожей, но у меня это получается. Внезапно, чувство удовлетворения накрывает меня с головой. Приоткрыв один глаз, я поворачиваюсь и гляжу на противоположную сторону улицы, как будто у меня автоматическое самонаведение на него.

 Вот он.

 Фигура в капюшоне, руки в карманах, удаляется от меня.

Приятное тепло растекается по всему моему телу.

 Он здесь. Наблюдает за мной. Защищает меня.

 Мне так подсказывает моя интуиция. Я знаю, мне следовало бы реагировать на все это совсем по-другому. Я должна бы заволноваться. Или даже испугаться. Но я не боюсь. В нем есть что-то, что успокаивает меня. И где-то в глубине души я знаю, что мне нечего бояться. Твитч защитит меня.

 Как и раньше.

 Входная дверь моей квартиры открывается, и я слышу знакомые голоса.

 — Алекса, детка, мы здесь! — кричит Николь Палмер, настоящая австралийка, моя безбашенная лучшая подруга.

 — Где ты? — спрашивает она.

 — В душе, буду через минуту, — кричу я в ответ.

 — Не торопись, дорогая. Мы просто откроем немного шипучки и развалимся на диване.

 Это Дэвид Ален – мой лучший друг. Он высокий, рослый и красивый, абсолютно милый, и это так печально для большей части женского населения Сиднея, так как он стопроцентный гомосексуалист.

 Исключительно гей.

 Каждый год, он заставляет нас наряжаться и посещать гей-лесби фестиваль «Марди Гра». И каждый год я закатываю из-за этого сцены. Костюмы просто чертовски откровенные! Но каждый год, посещая этот фестиваль, я отрываюсь. Того факта, что мне надо туда пойти исключительно чтобы поддержать своего друга, уже достаточно для того, чтоб вытащить меня на подобное мероприятие.

 Дверь ванной открывается и Никки тихо говорит:

 — Эй, крошка, я тут подумала, что надо сообщить тебе, что Дэйв и Фил расстались вчера вечером.

 С руками в волосах, втирающими шампунь, я открываю рот от удивления.

 Не может быть!

 Дэвид и Фил встречались уже почти год. Дэйв заметил Фила в тренажерном зале, где последний работал персональным тренером, и заставил меня записаться к нему на занятия, чтобы выудить о нем информацию. И, конечно же, я согласилась ради своего друга. Иногда он бывает таким трогательно-эмоциональным, что ему очень трудно отказать, смотря на его милое личико. После трех занятий с Филом, и моего тела, кричащего от боли, я решилась пригласить его на свидание. Не то, чтобы я хотела пригласить его. О, нет. Видите ли, я знала, что он был геем с первого нашего занятия. Он вовсе не скрывал этого факта, когда проходил по залу и окидывал оценивающими взглядами задницы всех парней, которые там занимались.

 Удивительно, но Фил принял мое приглашение на свидание-ланч. В течение того часа мы узнали друг друга получше, и я пришла к выводу, что Фил достоин встречаться с моим другом. И сказала ему об этом прямо. Он рассмеялся на мою дерзость и весьма высокомерно спросил: