Гарет не стал возражать. Пока они ели, он рассказал все, что считал нужным. Охранники, воины и остальные мужчины подобрались ближе, чтобы лучше слышать. Гарет поведал о том, как он и его друзья получили приказ от генерала-губернатора покончить со служителями культа. Не забыл упомянуть о смерти Макфарлана и последней схватке в Красном море.

Судя по комментариям и восклицаниям негодующих берберов, впервые услышавших о преступлениях «черных кобр», они все до единого были готовы с ними схватиться.

К тому времени как он повел речь о пребывании в Суэце, костер уже почти погас. Поднявшийся ветер разгуливал по лагерю. Женщины ушли спать, оставив мужчин беседовать.

Когда наконец все утомились от разговоров, Али-Джихан решительно заявил:

— Вы преследуете благородную цель. И мы поможем вам в этом. Так будет правильно.

Остальные члены племени хором согласились с шейхом. Гарет медленно наклонил голову в знак благодарности.

Али-Джихан широко улыбнулся и встал:

— А теперь спать. Будем молить Аллаха, чтобы злодеи показались как можно скорее. И тогда мы обрушим на них гнев праведных.


«22 октября 1822 года.

Очень поздно.

В шатре Аньи, где-то в пустыне, на пути к Александрии.


Дорогой дневник!

Я пишу это при свете масляного светильника, который должна потушить очень скоро, чтобы женщины смогли уснуть. Очень странно лежать, завернувшись в простыню и одеяло, на ковре, брошенном на песок, когда стены шатра слегка шевелятся от ветра, но сегодня случилось так много необычного, что я не могу утерпеть, чтобы не написать обо всем.

Мне пришлось ехать на верблюде, — от которого ужасно воняет! — и хотя я предпочла бы одну из великолепных арабских лошадей, все же не могу жаловаться, поскольку большинство женщин и многие мужчины вообще не имеют лошадей и верблюдов и вынуждены весь день брести по песку. И, к большой досаде, я обнаружила, что песок имеет свойство оказываться буквально повсюду. Но сделать ничего нельзя — приходится терпеть. Как и многое другое.

Но самое удивительное в путешествии с кочевниками — это абсолютное разделение женщин и мужчин. Как я могу добиваться Гарета… как он может добиваться меня, как мы можем проверить силу нашего взаимного влечения, если все, что имеем право сделать, это обменяться несколькими словами на виду у присутствующих?

Наверняка правила ухаживания у кочевников несколько иные. Подозреваю, что придется изучить эти правила, хотя бы для того, чтобы знать, как их обойти.

Э.»


Гарет устроился на ковре Али-Джихана и закрыл глаза Когда шаги, шарканье и кряхтенье стихли, сменившись храпом, и ветер завел свою тихую песню, Гарет, вместо того чтобы уснуть, унесся мыслями к прошедшему дню, к завтрашнему и к последующим… Что же с ними будет?

Он снова увидел Эмили, идущую вслед за матерью Али-Джихана в женский шатер. У входа она помедлила, оглянулась и бросила на него досадливый взгляд.

Он твердил себе, что разлука хотя бы на этом этапе путешествия будет полезной. Даст ему время подумать. Понять, что происходит между ними.

Как доказал поцелуй в гостиной Кэткарта, он каким-то образом поддался чарам Эмили. Но не смог объяснить себе почему. Почему он хочет её? Может, это похоть так притягивает его к этой женщине; недаром он так жаждет сделать ее своей! И все же, если он сдастся и капитулирует, исход может быть только один — женитьба.

Но этого ли он желает? Получить Эмили в жены? Хочет ли он, чтобы эта женщина была рядом, когда наступит время возвращения в Англию навсегда?

До последнего времени он не думал о будущем дальше той минуты, когда Черная Кобра будет обезглавлен. Но если Эмили отдастся ему, это неминуемо приведет к браку. Именно об этом ему и нужно подумать. Подумать о том, смогут ли они ужиться. Подойдут ли друг другу.

Реальность обрушилась на Гарета с такой силой, что ему стало не по себе. Что бы он ни думал, чего бы ни хотел, все не имело смысла, если она не хочет и не думает так же, как он.

Но видит ли она в нем своего будущего мужа? А если даже и так, насколько глубоко укоренилось в ней это решение? Что побудило ее к этому?

Или она видит в нем лишь замену Макфарлану? Его друг, несомненно, был фигурой более романтической. Что, если он, Гарет Гамильтон, просто занимает место мертвеца?

Или дело в обстоятельствах, которые свели их вместе? В постоянной опасности и угрозе их жизни? Впрочем, это неудивительно. Он единственный, к кому она может обратиться. Но реакция, рожденная страхом и потребностью, которую этот страх пробуждает, вряд ли настоящая основа для брака. Гарет горько усмехнулся. Что он знал о браке?

Ответ пришел к нему, когда мозг уже заволокло сонным дурманом.

Он знал о браке не больше, чем о своем будущем, и все же был уверен, что если Эмили не полюбит его, совместного будущего у них нет.


«Кобры» атаковали их на следующее утро. Караван медленно шел между барханами, когда навстречу вылетел отряд всадников и с диким визгом и воплями ринулся на них.

Кочевники отреагировали быстро и точно. Пока охранники разворачивали коней, чтобы мчаться к врагу, возницы вместе с повозками сгрудились вместе, защищая пеших.

Эмили с высоты своего верблюда прекрасно видела все перипетии схватки. Удивительнее всего оказалось то, что среди нападавших тоже были берберы. Гарет, Али-Джихан вели свое небольшое войско, Мукту и Бистер ловко действовали саблями и ятаганами.

Посмотрев вниз, она увидела Анью, спокойно сидевшую с другими женщинами.

— Среди «кобр» есть берберы! — крикнула Эмили.

Анья невозмутимо кивнула:

— Эль-Джири. Они всегда готовы подраться!

Эмили неотрывно смотрела, как сталкиваются две волны всадников. Как падают люди. И поежилась, услышав невыносимо отвратительный звон стали о сталь.

У нее сжалось сердце. Так сильно, что дышать стало тяжело.

Гарет, Мукту и Али-Джихан объехали сражавшихся и напали сзади.

Все было кончено так быстро, что Эмили, все еще пытаясь отдышаться, гадала, неужели все битвы так легко выигрываются. Весьма сомнительно… Но нападавшие внезапно разделились, и берберы в темных одеяниях по двое и трое стали возвращаться туда, откуда пришли.

Охранники пустились в погоню, но как только убедились, что враг окончательно разбит, помчались назад.

Эмили быстро удостоверилась, что в их караване нет потерь. Валявшиеся на песке тела принадлежали «кобрам».

— Поразительно, — пробормотала она при виде светившихся восторгом лиц воинов.

— Они победили, верно? — спросила Анья. Она и все остальные женщины, окруженные повозками, не видели, что творится на поле боя.

— Они возвращаются, смеясь, словно дети малые.

Анья широко улыбнулась:

— Они победили и поэтому счастливы. Сегодня в лагере будет праздник!


Как и предсказала Анья, настроение вечером у всех было ликующее. Пока женщины готовили ужин, мужчины собрались у шатра Али-Джихана, громко восхваляя подвиги Гарета, после чего завели мужской разговор, при этом, казалось, прислушиваясь к его мнению. Судя по всему, Гарет чертил что-то на песке, показывая на какие-то точки, и все согласно кивали.

Подошедший Бистер решил проверить ее ножи. Она протянула все свое оружие и, отведя Бистера в сторону, показала на собравшихся мужчин:

— Что все это значит?

Бистер присел на край повозки и стал водить острием о точильный камень.

— Никто из них никогда раньше не видел кавалерийской атаки.

— И что?

— Понимаете, есть разница в том, как кавалерист сидит в седле, как держит саблю. Враги шли в атаку, распрямив плечи, сидя прямо, словно приглашая противника изрубить их в капусту. Мы пригибаемся к холкам лошадей, выставляем сабли перед собой. Так легче нападать и обороняться. Именно это он и объясняет.

— Поэтому и сражение так быстро закончилось?

— Отчасти да. — Бистер отдал ей кинжалы и улыбнулся. — Он также велел нам перебить «кобр», утверждая, что остальные тут же сбегут. Так оно и вышло, но Али-Джихан и остальные недовольны тем, что им не дали подраться.

Эмили фыркнула.

— Ничего, еще будут нападения, и будут «кобры». За нами гонится целая армия.

— Майор тоже так считает, — согласился Бистер и кивком показал на мужчин. — Поэтому и чертит все на песке. Показывает, как лучше атаковать, чего ждать от нападающих. Конечно, мы видели их не в последний раз.


Празднество продолжалось до позднего вечера. Сидя в шатре с остальными женщинами, Эмили со скучающим видом взирала на бесшабашное веселье мужчин.

Она тоже хотела участвовать в этом празднике, но по законам кочевников это было запрещено.

Потом Гарет встал. Ответил что-то Али-Джихану и, когда шейх стал приподниматься, уронил руку ему на плечо, словно уговаривая не тревожиться: он, Гарет, сам обо всем позаботится. Подозвал к себе Маллинса и Уотсона и повел куда-то в сторону.

Собирается выставить пикеты?

Видимо, так. Трудно заснуть, когда знаешь, что враги, возможно, прячутся в барханах. Никто из женщин, за исключением Арнии и Доркас, не понимал всей степени опасности.

Повернув голову, она поймала взгляд Аньи.

— Скажите, позволено погулять среди шатров, чтобы размять ноги?

Анья подняла брови, но все же кивнула:

— Позволено. Только не задерживайтесь. Иначе я пошлю женщин на поиски.

Эмили поспешно вскочила и ответила на вопросительный взгляд Доркас:

— Я ненадолго.

Накинув чадру, как другие берберские женщины, она пошла по дорожке между двумя шатрами и ступила в пятно лунного света. Ночь была бы непроглядно темной, если бы не огромная луна, висевшая низко над горизонтом. Эмили поблагодарила Бога и стала обходить шатры в надежде…

— Что это вы затеяли?

Из тени выступил Гарет, и Эмили от неожиданности спросила:

— Это вы?

Она улыбнулась.

Он нахмурился.

— Вам не следует здесь быть. Это небезопасно.

Он возвращался в шатер, когда ощутил… какое-то движение. Оглянулся и увидел ее. Лунный свет играл на золотистых волосах и белой коже.

Она притягивала его к себе, как маяк — идущее в шторм судно.

— Я думала, вы ставите часовых, — пробормотала она смущенно.

— Так и было.

— Значит, нам ничего не грозит?

— Возможно, — вздохнул он.

Эмили снова улыбнулась, понимая противоречивые эмоции, владеющие майором.

Гарет напомнил себе, что дело чести — уберечь Эмили. Даже от него.

Она подступила ближе — достаточно близко, чтобы он ощутил идущее от нее тепло. Достаточно близко, чтобы положить маленькую руку ему на грудь.

Он отступил назад, в тень между шатрами.

Она последовала за ним. Он чувствовал прикосновение так остро, словно рука лежала на голой коже.

— Я наблюдала за битвой с седла Дохи. Это было… — Потемнев глазами, она вздрогнула. — Пугающе.

— Пугающе? — Гарет сжал кулаки, сопротивляясь порыву обнять ее.

Она кивнула:

— Сабли, ятаганы, валяющиеся на песке тела. Не слишком приятное зрелище. Особенно когда тела — это люди, которые мне небезразличны.

Гарет замер, уговаривая себя не спрашивать. Не обнажать перед ней собственной уязвимости.

— Я вам небезразличен?

Она подняла подбородок и взглянула ему в глаза:

— Да.

Гарет задохнулся. И потянулся к ней. Она прижалась к нему и запрокинула голову, искушая его завладеть ее губами.

— Конечно, — услышал он.

Конечно? Потому что он единственный, кто стоит между ней и оголтелыми фанатиками? Потому что…

Гарет решил, что ему не нужно это знать. Он подумает об этом позже. Она здесь, с ним, и хочет, чтобы он ее поцеловал, и хочет поцеловать его…

Прежде чем он успел что-то сделать, она прижалась губами к его губам. И он, мгновенно потеряв голову, ответил на поцелуй. Взял то, что хотел, то, в чем нуждался.

Она отстранилась первой.

— Я хотела отпраздновать с тобой, но меня не выпустили из шатра. Хотела…

Он снова поцеловал ее, еще более жадно.

Она отвечала тем же. И потрясла его до глубины души.

Желание вспыхнуло лесным пожаром, сладостное и сильное.

Она не могла выразить свои желания яснее, и когда его собственная потребность стала выбивать барабанную дробь в крови, он не смог отрицать своих чувств. Не пожелал.

Больше не имел на это власти.

Поцелуй продолжался. Никакой нежности. Никакой медлительности. Накал нарастал с пугающей быстротой.

Ее губы были так же жадны, как его собственные. Рот так же требователен. Она прильнула к нему и бесстыдно терлась о его восставшее мужское достоинство.