Они рассмеялись и продолжали болтать, расспрашивая Эмили о Гарете и о том, чего она ожидает от их брака. Типично женский разговор, именно то, в чем так нуждалась Эмили.

К тому времени как прозвучал первый гонг и все трое отправились переодеваться, она уже многое узнала о тонкостях супружеской жизни.

Доркас достала второе вечернее платье. Одеваясь, Эмили болтала с горничной о домашних делах.

Потом она уселась на табурет перед туалетным столиком и, пока Доркас расчесывала и укладывала ей волосы, снова задумалась о том, что занимало ее больше всего. Может, Гарет не уверен, что желает такого же брака, как она. Что ни говори, а он — воин, который много лет провел вне общества, и может иметь иное мнение.

Им нужно сесть и поговорить, но когда?

Нужно дождаться, пока они окажутся в относительной безопасности. А пока она постарается лучше разобраться в своих мечтах и планах. Найдет самые верные слова, чтобы описать все, чего хочет, все, что должно быть у них.

— Ну вот. — Доркас поправила узел волос на затылке Эмили и отступила. — Теперь вы выглядите как полагается. Но предупреждаю, если мы останемся здесь надолго, у вас кончатся вечерние платья.

Позже, ложась в постель, Эмили представила реакцию окружающих, появись она в наряде, который бегум тунисского бея считала вечерним.

При мысли об этом она улыбнулась: даже сейчас сложно поверить, что у нее хватило мужества надеть возмутительно неприличное платье.

Гарет, войдя в комнату, нашел ее в задумчивом настроении.

— Пенни за твои мысли, — пошутил он, укладываясь рядом.

Она бросилась в его объятия и припала головой к мужскому плечу.

— Я сейчас подумала, что делала за границей многое из того, на что никогда не решилась бы в Англии. Неужели теперь растеряю всю свою храбрость?

Он ответил медленной и теплой улыбкой.

— Невозможно. Храбрость в твоем характере. Ее невозможно потерять. А приспосабливаться к правилам общества, зная и понимая, что можешь и чего не можешь делать, не рискуя подвергнуться остракизму, — это сила, а не слабость.

— Я не думала об этом в таком смысле, — тоже улыбнулась она.

Гарет смотрел ей в глаза, но было слишком темно, чтобы увидеть, что в них. Видеть ее в таком настроении было ново для него, но это интриговало еще больше.

Похоже, ее устроит такая супружеская жизнь, как у Джека и Клэрис, Тристана и Леоноры. У него не было никаких знаний о современном браке, но такие отношения, как у этих четверых, ему подходят. Более того, он вполне представлял такие отношения между собой и Эмили, но не знал, что для этого сделать, на чем основан такой союз.

— Я… — начал он и замолчал.

Что он скажет? Что хочет того же, что есть у Джека и Клэрис?

Но они не Джек и Клэрис.

И Гарет не был уверен, что Эмили любит его безоглядно. Он рвался вперед, спотыкаясь и падая, спеша приковать ее к себе, узнать, чем еще может привлечь ее, не произнося тех трех слов, которые она так жаждала услышать.

Запустив руки в шелковистый водопад волос, он уложил ее на спину. Но Эмили уперлась ладошками ему в грудь.

— Что ты собирался сказать?

Гарет покачал головой:

— Позже.

Когда он сам все поймет. Когда найдет подходящие слова.

Она открыла рот, но прежде чем успела продолжить расспросы, он ее поцеловал.

Схватил в объятия и увлек в страсть, в огонь, который так легко вспыхнул, в водоворот их желаний.

Здесь, в этом мире, все было так просто, так достижимо. В этом мире он знал, как заставить ее стонать и молить… знал, что она любит.

Чего хочет.

И он постарался дать ей это… и больше. Показать то, что не мог выразить словами.

Эмили извивалась под ним, и перед глазами все кружилось, а ощущения накатывали волнами, разбивающимися о причал. В прошлую ночь она была главной и правила бал. Теперь настала его очередь.

И он доводил ее до пика, настойчиво и неуклонно вел по длинной, мучительной и новой тропе, боготворил и поклонялся ей.

Под его руками она чувствовала себя драгоценным сокровищем. Богиней. Особенно когда он развел ее бедра и поцеловал там, чтобы свести ее с ума. Чтобы уносить все выше. Чтобы она самозабвенно царапала ему спину, заходясь в безмолвном крике.

Но тут его жесткие ладони погладили воспаленную кожу, требуя и обещая одновременно. Он поднялся над ней, развел бедра еще шире и скользнул во влажную глубину.

Властно. Непреклонно.

Ощущение этой плоти, заполнившей ее, было невероятным.

Гарет вышел и снова вонзился еще глубже, с еще большим пылом.

Она слепо провела руками по мощной спине, обняла его еще крепче и поймала ритм этого прихотливого безымянного танца.

Их соединенные тела напрягались, стремясь к единственно возможному выходу.

Он врезался в нее последний раз, сильно, глубоко, и она взорвалась.

И упала. С обрыва. Разбитая и счастливая. Охваченная неописуемой радостью.

И услышала прерывистый стон.

Сдавшись неизбежному, он обмяк на ней, едва не раздавив тяжестью.

Эмили с улыбкой прижала его к себе, наслаждаясь послеощущениями экстаза.


«17 декабря 1822 года.

Моя спальня в Маллингем-Мэноре.


Дорогой дневник!

У меня есть немного времени до ужина.

Сегодня был день объединения и ожидания.

Когда я проснулась, Гарета, как обычно, уже не было. Окончательно измотав меня, он ушел на рассвете. И все же события этой ночи подтвердили мои мысли: между нами настолько прочная связь, что ни я, ни он не можем этого не признать. Когда мы вместе, между нами взаимное благоговение, взаимная преданность. Потому что мы обожествляем друг друга.

Этим утром я не пишу о нашей свадьбе. Скорее, пытаюсь сформулировать собственные мысли. И поскольку снег, хоть и постоянно тающий, все еще держит нас в доме, в этом месте относительной безопасности, где все невзгоды отодвинулись куда-то далеко, я наконец смогла достичь некоторого прогресса.

Я много беседовала с пожилыми леди — они такие душечки, — наблюдала за Тристаном с Леонорой и Джеком с Клэрис. И кажется, поняла, что необходимо для успешного брака между мной и Гаретом.

Доверие. Равенство. Сознание взаимной силы и готовность принять слабости друг друга, разделить беды и горести. Страдания и бремя. Триумфы и радости.

Поэтому, дорогой дневник, я полна решимости и с ясной головой жду. Конца миссии Гарета. Конца Черной Кобры. Скорее бы!

Я чувствую, что стою на пороге не только большого счастья, но и волнующего путешествия, которое продлится всю мою оставшуюся жизнь. Но я не могу сделать первый шаг, пока этот злосчастный Черный Кобра не пойман и не посажен под замок.

Мы надеемся, что скоро придет известие от Вулверстона.

Молюсь, чтобы так и было.

Э.».


Посланец от Вулверстона примчался поздно вечером и отдал пакет Тристану.

Тристан поблагодарил его и поручил заботам дворецкого, а сам отправился в гостиную, где остальные сидели и болтали у камина.

Все выжидающе уставились на него, ожидая, пока он откроет пакет. Тристан, хмурясь, вытащил два сложенных листочка и отдал один Леоноре.

— От Минервы, — пояснил он Гарету и Эмили. — Это жена Ройса.

Сам он прочитал второе послание и сообщил о предстоящем путешествии.

Все стали обсуждать детали путешествия, причем леди участвовали в разговоре наравне с джентльменами, тем более что послание Минервы содержало приглашение Леоноре и Клэрис вместе семьями посетить Элведен. Джек и Тристан переглянулись, но спорить не стали, очевидно, посчитав Элведен достаточно спокойным местом, тем более что сами они скоро там будут.

Наконец все было решено.

Леонора, взглянув на часы, поднялась.

— Уже поздно, а нам нужно выехать завтра как можно раньше. Джентльмены, предоставляем вам организовать кучеров и экипажи, а мы поговорим с людьми.

Мужчины кивнули и вернулись к своей дискуссии.

Эмили последовала за Леонорой в холл. Леонора позвонила Клидеро.

Эмили дали самое простое задание. Она объяснила Уотсону, что от них требуется, зная, что он все подробно перескажет остальным, после чего, оставив Леонору объясняться с дворецким, а Клэрис — отдавать приказания кормилице, поднялась наверх и направилась к себе. С ее уст не сходила улыбка.

Последний рывок от Маллингем-Мэнора к Элведену, и их путешествие будет закончено. Еще два дня. И они с Гаретом могут обсудить будущее. И их свадьбу.

Эмили была слишком возбуждена, чтобы сидеть, а тем более спокойно лежать. В ночной сорочке она вышагивала перед камином, накинув на плечи шаль. Немного погодя открылась дверь и вошел Гарет. Эмили остановилась. Ее лицо светилось надеждой и энтузиазмом.

Гарет закрыл дверь и улыбнулся. Потом, внезапно став серьезным, прошептал:

— Еще два дня. — Немного поколебавшись, он схватил ее в объятия и прерывисто вздохнул. — Я не хотел ничего говорить, пока все не закончится. Но… я не могу продолжать путь, не сказав того, что скажу сейчас. Мы сейчас строили планы, прямые и простые: едем по этой дороге, делаем то-то и то-то, а когда доберем до Элведена, все будет кончено. Но это нелегко. Мы знаем, что Черная Кобра соберет силы, чтобы напасть на нас на этом отрезке пути. Лучшие силы. Элиту. Ему отчаянно нужно письмо. На это мы и рассчитываем, планируя значительно уменьшить его армию. И на то, что он сделает ошибку, которая обличит его, как Черную Кобру, еще определеннее, чем письмо, которое мы везем. И все это означает реальную опасность. Реальную угрозу гибели. — Гарет снова помедлил, подыскивая нужные слова. — Я еще не просил тебя стать моей женой. Не просил, как полагается. Я хочу этого… намереваюсь… но меня могут убить или покалечить, а в этом случае не желаю тебя связывать.

Эмили нахмурилась, хотела что-то сказать, но Гарет продолжал:

— Не хочу, чтобы ты оставалась рядом, если мне нечего будет тебе предложить. Но…

Эта часть была самой трудной. Эмили молчала и внимательно слушала.

Глядя ей прямо в глаза, он черпал силу и спокойствие в этих зеленовато-карих глубинах.

— Я хочу жениться на тебе, хочу такой же брак, как у Джека и Клэрис, у Тристана и Леоноры. Не знаю, возможно ли это, сумею ли я… Думаю, что смогу, и хочу попытаться. С тобой. Хочу, чтобы у нас было это, хотя не в силах объяснить, что «это» такое.

В ее глазах сияло понимание, а лицо светилось счастьем Тугой узел страха, свившийся в груди, ослаб.

Эмили подступила ближе и провела ладонью по его щеке.

— Я могу объяснить. Последние несколько дней я ни о чем другом не думала, смотрела и училась тому, что поможет сделать брак крепким. Я знаю, что мы должны делать. Нужно доверять друг другу, ценить друг друга и делить все, хорошее и плохое.

У Гарета перевернулось сердце. Подняв руку он прижал палец к ее губам.

— Больше ничего не говори.

Широко раскрыв глаза, она вопросительно уставилась на него.

— Это старое поверье. Вернее, солдатское суеверие. В нем есть своеобразная логика. Идя в битву, следует сделать все, чтобы тебе было нечего терять. Ну, или почти нечего. Сражаться, зная, что у тебя есть то, что дороже жизни, означает искушать судьбу. Более того, это опасно. Потому что драка неизбежно вступает в противоречие с инстинктом самосохранения. Оказываясь лицом к лицу с врагом и зная, что тебе есть что терять, становишься слабее. Это так отвлекает! Да, я хочу, чтобы ты стала моей женой, но не желаю говорить об этом и делать какие-то заявления или принимать решения сейчас. Ты понимаешь меня?

Ее улыбка стала еще увереннее. Она прильнула к нему, и он крепко ее обнял. Эмили сжала его лицо ладонями и прошептала:

— Понимаю.

Он наклонил голову и поцеловал ее. Эмили ответила на поцелуй с неукротимой страстью, с абсолютным самозабвением. Ее радость, готовое вырваться наружу счастье были такими нескрываемыми, такими мощными, что она не могла их сдержать.

Она со смехом прервала поцелуй и повела Гарета к кровати, где помогла снять сюртук, жилет и освободила от галстука. Расстегнула рубашку и стала вынимать запонки. И только потом потянулась к поясу брюк.

— Сначала туфли, — сдавленно прохрипел Гарет.

Глядя на нее глазами, потемневшими от желания, он отступил и сбросил туфли, а потом потянулся к Эмили. Она откинула шаль и оказалась в его объятиях. Подняла лицо, безмолвно предлагая губы. И позволила уже знакомым ощущениям захлестнуть ее с головой.

Не успев опомниться, Эмили оказалась на кровати.

Тяжелая рука завладела ее грудью. Ее веки опустились; она застонала от острого наслаждения, когда он теребил набухший бутон.