Далее тетушка объяснила кузену Фицуильяму, что у лошади истинного джентльмена нрав должен быть спокойным и благонравным, и что ни одна уважающая себя лошадь не позволит себе сбрасывать с седла гостей ее дома. Мистеру Тинкертону было указано на его сапоги, испачканные навозом после посещения конюшни, а также замечено, что лошадь Фицуильяма могла взбеситься при одном виде сюртука мистера Тинкертона — ядовито-канареечного цвета. Еще тетя Кэтрин поинтересовалась у миссис Херст, где же обещанный дождь; разбранила МакФлая за то, что тот приводит в Розингс подозрительных друзей еще более подозрительной масти, присовокупив, что порядочные и породистые псы заводят свои знакомства с другими собаками исключительно по рекомендации своей хозяйки. Только появление генерала Бридла спасло нас от ее немилости. Интересно, а в молодости тетя Кэтрин также предпочитала военных? Тогда почему она вышла замуж за покойного дядю, который, как известно, не служил в армии? Мне кажется, что у нашей тетушки в молодости был роман с каким-то офицером, и что они расстались по воле злого рока, как расстались герои романа «Небесный удар» после одного дня счастья, дарованного им судьбой…

Мистер Бейтс уверяет, что никакой угрозы для здоровья мистера Бингли нет. Он прописал ему полный покой и сон, приговаривая, что практика приводит к совершенству и что переходить речку следует в самом мелком месте. На это мистер Бингли — по словам Дугласа — вполне внятно и рассудительно заметил, что в Розингсе нет речки — только пруд. Это свидетельствует, как утверждает мисс Бингли, не только о твердости духа ее брата, перенесшего злодейское покушение, но и о его здравом рассудке, несмотря на падение и сильный ушиб головы.

Бедняжка миссис Херст разрывается теперь между уходом за мистером Бингли (по известной тебе причине) и мистером Херстом, который, видимо, не выдержал известия об удалении Дракона от Летучей Рыбы и его неизбежном столкновении с Марсом… или это было попадание Живописца в Южный Треугольник, где как раз проходила то ли Венера, то ли Сатурн? Хм… Словом, после завтрака она помогла ему добраться до его комнаты, — сам он не мог даже идти, — где и пребывает до сих пор.

Мисс Бингли чувствует себя много лучше, как и мисс Мэри Беннет, которая с таким усердием разучивает пьесу Генделя, что мне становится за него страшно. За мистера Генделя, я имею в виду. К счастью, сегодня она отправилась провожать своих сестер в Хансфорд, и мы смогли вздохнуть с облегчением на целые три четверти часа, наслаждаясь тишиной в доме.

По возвращении из Хансфорда мисс Мэри Беннет вновь уселась за фортепьяно, оставив свою сестру — мисс Элизабет Беннет — на попечении нашего кузена. Как раз сейчас я видела из окна, как они вместе возвращались с прогулки. Несмотря на солнечный день оба выглядят крайне взволнованными, что-то оживленно обсуждая. Наверное, они делились впечатлениями о покушении то ли на мистера Бингли, то ли самого кузена, хотя вряд ли при этом наш Фицуильям так доверительно сжимал бы руку мисс Беннет и наклонялся к ней так близко… Хм… Что-то мне это напоминает… Ах, да, сцену из романа «Обретенное сердце на руинах погибшей любви»…


Дорогой брат, я уже сама начинаю бояться, а не случится ли чего-нибудь подобного и со мной? Я имею в виду не романтическую историю, как в романе «Обретенное сердце» (должна тебе признаться, меня ужасно разочаровал капитан Шелли — оказывается, он не читает романы!), а этих ужасных разбойников. Если, допустим, они на меня нападут, или даже лучше — похитят и запрут в самой верхней комнате самой высокой башни какого-нибудь старого замка? Или в подземелье… Нет, лучше, в башне — там хотя бы не будет крыс. Но ведь и высоты я боюсь! Ну почему я не такая смелая, как царевна Тинаделла?! Представь, она неделю просидела в сыром подвале — и ничего! Она даже не сошла с ума от страха и одиночества! Я так не смогу… Что же делать? Нужно начинать себя готовить к предстоящим испытаниям и невзгодам, закалять, собираться с духом, чтобы смело встретить злоумышленников и, может быть, даже дать им достойный отпор.

Очень надеюсь, что с вами-то — с тобой и мистером Беннетом — ничего не случилось в дороге. Не оторвалось колесо, не распряглись лошади, и молния не ударила в кучера… Обязательно напиши мне, как вы добрались и все ли у вас благополучно? Мистеру Беннету я от всего сердца желаю удачи в его поисках — так ему и передай. Надеюсь и ты, дорогой брат, скоро уладишь свои дела и вернешься к нам сюда, в Розингс.

Твоя, etc.


P.S. У меня есть к тебе небольшая просьба. Недавно мисс Марианна Меткаф мне написала, что в Лондоне на днях ожидают выхода в свет нового романа миссис *** — «Трепещущая вуаль тьмы». Говорят, этот роман превзошел все ее прежние книги — и «Надгробный обелиск», и «Тринадцатый закат», и «Исчезнувшая леди близ Девоншира»… Я была бы тебе крайне признательна, если бы ты приобрел его для меня.»


Розингс, 24 апреля, суббота, 15:10 пополудни

Письмо полковника Фицуильяма мистеру Дарси в Лондон

«Дорогой кузен!


Верно, вчера я изрядно удивил Вас некоторой несдержанностью, посему, чтобы не дать Вам повод усомниться в моем здравомыслии, решил написать это скучное послание и попенять на загадочность и неожиданность Вашего отъезда.

Хотя, оказалось, что теперь трудно найти скучную тему для письма благодаря череде зловещих событий, вносящих небывалое разнообразие в нашу обычно размеренную жизнь в Розингсе.


Сегодня утром случилось очередное происшествие — на это раз с Бингли. Он вздумал непременно покататься верхом, и его даже не остановило известие, что у его коня отвалилась подкова. Заявив, что не намерен гулять пешком, он попросил у меня разрешения поехать на Буцефале — на том гунтере, которого мы с Вами вместе выбрали на аукционе Таттерсолл в Лондоне. Как Вы помните, жеребец отличается весьма спокойным нравом, но, то ли ему не понравился Бингли, то ли он не был расположен к прогулке этим утром, итог был печален: Буцефал сбросил своего всадника в парке и примчался к дому в совершенно невменяемом состоянии. Мы со слугами его еле смогли поймать и успокоить, после чего все отправились на поиски Бингли и нашли его лежащим на земле в самом прескверном состоянии духа, хотя с телом оказалось все не так страшно: всего лишь ушибы головы и ноги.

Мистер Бейтс уверяет, что травмы незначительны, и Бингли вскоре поправится. Но, признаться, когда я навестил его после ленча, Ваш приятель вел себя более чем странно. Вместо того, чтобы лежать, он сидел за столом, пристроив поврежденную ногу на соседнее кресло, а сам что-то писал, и — судя по исписанным и разорванным листам, разбросанным по всему полу, а также бессвязной речи, прерываемой внезапной задумчивостью и внимательным изучением побелки потолка, — у меня появилось вполне оправданное опасение, что травма его головы была более серьезной, чем представляется местному аптекарю.

Наш великолепный судья Фэйр незамедлительно предположил, — поскольку именно мой гунтер был опоен, — что покушение замышлялось не на Бингли, а на Вашего покорного слугу. Посему сэр Юстас допросил меня с пристрастием, а затем потребовал от Тинкертона немедленного принятия мер по поимке затаившегося злоумышленника. Сыщик же ведет себя самым загадочным образом. В ответ на наши вопросы уклончиво молчит или отшучивается, бормочет непонятные фразы, вроде: «хризантемы еще не зацвели», насвистывает какую-то мелодию (в которой капитан Шелли, демонстрируя свои музыкальные дарования и хорошую память, опознал арию Магдалены из оперы «Божественный нектар») и постоянно исчезает в неизвестном направлении.

Все это выводит из себя сэра Юстаса, который срывается на всех обитателях Розингса, кроме нашей тетушки, в свою очередь устраивающей судье настоящие головомойки. Сегодня, едва он приступил к ее допросу, она разразилась настолько восхитительной тирадой по его адресу, что мы, — хотя и сидели в гостиной, а наша леди Кэтрин находилась в библиотеке, — услышали ее вполне отчетливо.

Во время ленча, так и не остыв после допроса, тетушка неоднократно возвращалась к воспоминаниям о занимательной беседе с сэром Юстасом, отчего судья затравленно молчал и несколько раз подавился сначала омаром, а затем черничным пирогом, и даже генерал Бридл с тиграми не смог отвлечь и успокоить леди Кэтрин в ее праведном гневе.

Ваш отъезд предоставил нашей дражайшей родственнице еще один повод для негодования — она все возмущается Вашим внезапным решением ехать в Лондон, из-за чего устроила мне свой собственный допрос с пристрастием и отчитала бедняжку Энн, которую винит в том, что она якобы не стремилась удержать в Розингсе своего кузена. Джорджиане от нее попало за чтение романов, Бингли — за неумение ездить верхом, Дугласу — за плохое поведение МакФлая, мисс Бингли — за то, что та переоделась к ленчу, — словом, все обитатели этого дома сейчас трепещут не столько перед злоумышленником, сколько перед леди Кэтрин, и, едва завидев ее, пытаются сбежать куда подальше.

Энн и Джорджи, дабы избежать очередных нравоучительных излияний, немедленно скрываются за фортепиано (в музыкальном салоне — в комнате пропавшей компаньонки мисс Мэри Беннет по-прежнему со страшным усердием терзает мистера Генделя), где с намеренно увлеченными лицами перешептываются и перебирают ноты. Мисс Бингли с сэром Юстасом проводят время, в основном, в розарии, мистер Херст между трапезами предпочитает находиться в своей комнате, миссис Херст с огромным фолиантом под мышкой разрывается между спальнями мужа и брата, зачитывая им по очереди из книги какие-то весьма полезные сведения то ли о звездах, то ли о планетах. Даже МакФлай предпочитает не совать и носа в Розингс, целыми днями где-то пропадая и возвращаясь только поздним вечером. Один бравый генерал Бридл выдерживает компанию нашей тетушки, утихомиривая ее при помощи тигров, фиалок и раскатистого гррр-мыканья.


А так все по-старому. Мистер Херст, спускаясь в столовую, определенно задается целью наверстать упущенное за те несколько дней вынужденного воздержания, и к концу завтрака, ленча, чая или обеда в собеседники уже не годится (справедливости ради, должен заметить, что и в начале трапезы от него немного толку). Мисс Бингли, огорченная твоим отсутствием, тем не менее, с удовольствием принимает знаки внимания от сэра Юстаса, который, как я успел заметить, появляется каждый раз с новой булавкой для галстука, а накрахмаленные манжеты его сорочки гремят не меньше, чем украшения миссис Херст, когда она воздевает руки к небу, рассуждая о перемещениях небесных светил. Наш вездесущий мистер Тинкертон, как я могу заметить, даром времени тоже не теряет. Он периодически исчезает, внезапно возвращается и загадочно рассматривает всех окружающих, редко произнося несколько слов, чем всякий раз вызывает недовольство сэра Юстаса.

Одним словом, Дарси, несмотря на очень насыщенную происшествиями жизнь в Розингсе, мне катастрофически не хватает Вас с Вашими рассудительными и ироническими фразами, способными хотя бы немного отвлечь меня самого от лирических мыслей о… Но, вероятно, это тема не для эпистолярных упражнений.

В Ваше отсутствие единственная здравомыслящая и ироничная особа, с которой приятно поговорить — мисс Элизабет Беннет. Благодаря общению с ней, я стойко переношу все тяготы моего существования в Розингсе и забываю о своей хандре.


Впрочем, не буду заставлять Вас выслушивать мои излияния по поводу, который может быть, мало интересен Вашему холодному рассудку.

Остаюсь, Ваш…»


Розингс, 24 апреля, суббота, 17:20 вечера

Письмо леди Кэтрин племяннику в Лондон

«Дарси,


Ваш отъезд привел меня в крайнее недоумение, а нежелание объяснить причину этого скоропалительного решения — заставило меня усомниться в разумности Ваших действий. По возвращении, коего я жду в ближайшее время, Вам придется объясниться и доказать мне, что причина, побудившая Вас так внезапно оставить Розингс и кузину, столь огорченную Вашим отъездом, была уважительна.

Напоминаю Вам, что категорически возражаю против спешки в том серьезном и ответственном деле, которое у нас намечается, и без соответствующей подготовки, осмотрительности и последовательности мы станем посмешищем в глазах всей Англии, чего я допустить не могу.

Далее хочу Вам сообщить, что не только моя дочь надеется на Ваш скорый приезд (Энн, бедняжка, невыносимо тоскует в связи с Вашим отсутствием, — к счастью, общество Джорджианы весьма отвлекает ее от бесконечной печали в разлуке с Вами). Мне Вы также незамедлительно требуетесь в Розингсе, поскольку за это время здесь произошло множество неприятных, и я бы даже сказала, возмутительных событий.


Ваш приятель мистер Бингли не только довел до бешенства лошадь Фицуильяма, упал с нее и повредил себе все, что только мог повредить, но еще и отпустил эту лошадь на волю, следствием чего стали потоптанные газоны, раздавленные клумбы с кремовыми, розовыми и фиолетовыми фрезиями — любимыми цветами моего покойного мужа, а Вашего дяди, сэра Люьиса.