— Очень возможно, что болѣе никогда. Но я могъ бы безъ опасеній съ нею встретиться, увѣряю васъ!

— Вы совсѣмъ, совсѣмъ ее больше не любите?

— Уже очень давно, Сюзи, я ее болѣе не люблю.

— Это правда?

— Ну да, правда.

— Совершенно?

— Совершенно.

Миссъ Севернъ соображала одну минуту, затѣмъ, положивъ мило руки на плечи Мишеля, она посмотрела на него немного снизу, глазами, сіяющими радостью:

— Все равно, — заявила она, — мнѣ бы хотѣлось, мнѣ бы гораздо больше хотѣлось, чтобы вы ее более не видели.

Мишель завладелъ обеими маленькими ручками, удерживая ихъ, и еще минуту онъ молча смотрелъ на хорошенькую кокетливую головку съ опущенными ресницами.

— Сюзи, — пробормоталъ онъ наконецъ, решаясь заговорить, — зачемъ надели вы этотъ ужасный костюмъ, который мне не нравится?

Она повернула голову по направленію къ двери:

— Со мной мой велосипедъ, — забавно пояснила она.

Но объясненіе не показалось достаточнымъ, такъ какъ Мишель продолжалъ тѣмъ же тономъ нежнаго упрека;

— Когда я вижу васъ такъ переодетой, я не узнаю более мою хорошенькую невѣсту; вы имеете видъ противнаго маленькаго мальчишки.

— Нужно же было возстановить прошлое, — сказала она съ тѣмъ же забавнымъ выраженіемъ, — и затѣмъ…

Она остановилась и сказала более тихо, внезапно растроганная:

— Мишель, я далеко не совершенна, многаго мне не хватаетъ! У меня есть недостатки, много. Кто знаетъ? Можетъ быть нужно, чтобы я ихъ вамъ именно сегодня напомнила? Этотъ гадкій маленькій мальчишка, который часто васъ шокировалъ, онъ не умеръ во мнѣ… Отъ времени до времени, увы! онъ появится. О! это вѣрно! Даже когда мы будемъ женаты… Онъ вамъ еще будетъ досаждать, раздражать васъ и… я хочу, чтобы вы его полюбили, хотя онъ вамъ и не нравится, такъ же, какъ вы любите Сюзи, которая вамъ нравится… О! дорогой, милый, я хочу, чтобы вы его любили!

Она говорила тихо, застѣнчиво, съ нѣжной боязнью, съ красивой покорностью влюбленной, выражая насколько могла лучше, и чувствуя всю недостаточность словъ, то пламенное желаніе, ту потребность исключительной любви, любовной снисходительности, которыя были у нея въ сердцѣ. И Мишель былъ глубоко тронутъ. Онъ также, совсѣмъ тихо, какъ будто эти слова не должны были даже быть услышаны таинственнымъ міромъ растеній и камней, какъ будто эта тайна должна была принадлежать одной только Сюзаннѣ, сказалъ ей то, чего она такъ ждала:

— Да, я его полюблю, я его люблю… Я люблю васъ одну, я люблю все, что въ васъ, все, что есть — вы…

И онъ прибавилъ, улыбаясь немного сконфуженно:

— Я также имѣю недостатки и гораздо болѣе чѣмъ вы, можетъ быть!… Забыли вы, какъ часто я бывалъ несправедливъ, золъ… даже въ отношеніи васъ, которую я обожалъ? Будемъ же хорошенько любить другъ друга, моя дорогая. Будемъ любить другъ друга такими, какъ мы есть.

И никогда еще, какъ въ этотъ часъ, онъ не чувствовалъ, насколько онъ любилъ Сюзанну, „такой, какой она была“, такой, какой сдѣлали ее природа, среда, воспитаніе, такой, какой она оказалась мало-по-малу подъ вліяніемъ новыхъ обстоятельствъ и новыхъ чувствъ. Онъ любилъ въ ней не идеалъ, но ее всю; онъ любилъ ее той исключительной и ясновидящей любовью, о которой со своей загадочной улыбкой на губахъ говорила графиня Вронская на морскомъ берегу въ Трувиллѣ.

Мало-по-малу блѣдное солнце оживилось. Оно сіяло болѣе золотистымъ свѣтомъ на травѣ и листьяхъ, окаймлявшихъ дверь; оно пылало сквозь желтое съ синимъ стекло стараго окна часовни, оно обдавало горячей лаской лобъ рыцаря. И казалось, что суровое каменное лицо сіяло нѣжной радостью, какъ-будто дѣйствительно въ это осеннее утро что-то таинственное принесло ему успокоеніе. У Мишеля было впечатлѣніе, какъ будто это прекрасное, улыбающееся солнце проникло ему въ сердце. Ему внезапно представилось, что онъ ничего не жалѣлъ въ прошломъ, даже, можетъ быть, и того богатства, потеря котораго вначалѣ такъ болѣзненно его огорчала.

Веселые лучи напоминали ему другое утро, когда, при окнахъ настежь открытыхъ навстречу апрѣльскому свету, онъ старался распредѣлить, слѣдуя совѣту Дарана, документы, составлявшіе матеріалъ будущей исторіи Хеттовъ. Онъ увидѣлъ вновь разбросанные листки, замѣтки, сложенные грудами черновики; онъ вспомнилъ свои исканія, свою нерѣшительность, лѣнивыя колебанія того времени… Нѣтъ, онъ ничего не жалелъ изъ прошлаго!

Теперь въ немъ просыпалась новая энергія: онъ будетъ работать, онъ попытается окончить задуманныя произведенія, даже, если бы ему удалось создать только блѣдное подобіе того, о чемъ онъ мечталъ. Онъ будетъ работать, но уже не диллетантомъ, не отъ бездѣлья, онъ будетъ работать мужественно, систематически, во всю мѣру своихъ силъ.

Прислонившись головой къ плечу своего жениха, Сюзанна смотрѣла на него отъ времени до времени, однако, не говоря ни слова.

— Мишель, — пробормотала она наконецъ, безсознательно отвѣчая на мысль, работавшую за молчаливымъ челомъ ея друга. — Не правда ли, что Богъ добръ и что жизнь прекрасна? Мы будемъ очень счастливы.

— Да, очень счастливы! — подтвердилъ онъ.

Тогда онъ наклонился къ этому улыбавшемуся ему лицу; и подъ кровомъ старой часовни, освященной мягкимъ синимъ свѣтомъ, гдѣ происходило ихъ первое любовное свиданіе, они обмѣнялись поцѣлуемъ своей настоящей помолвки.

И суровый рыцарь башни Сенъ-Сильвера думалъ такъ же, какъ и маленькая „невѣста 1-гоапрѣля“; онъ думалъ, что Богъ добръ, онъ думалъ также, что жизнь прекрасна, когда большой трудъ составляетъ ея задачу и когда сильная любовь является ея радостью.


Конецъ.