Алекс наверняка знал, что делает. Потому что руки его скользнули вниз и схватили за бедра. Мгновение – и он без всяких усилий приподнял ее и понес к постели.

И когда донес, то опрокинул на спину, а сам устроился у нее между ног, как будто там было его законное место. Он был возбужден, и она ощущала его огромный твердый как камень член. Он слегка приподнялся, прижав ее руки к смятому покрывалу.

– Давай, Каролин, закрой глаза, – прошептал он. – Притворись, что это лишь эротический сон, что на самом деле ничего не происходит, что это просто твоя фантазия.

Каролин знала, что это трусость, однако сделала так, как он ей велел. Ей было страшно взглянуть ему в глаза, страшно видеть, как его губы приближаются к ней, страшно признаться себе самой в том, что она сейчас делает.

Она лежала поперек кровати, в которой провела столько одиноких ночей. Он соскочил с кровати, нагнулся над ней в темноте и потянулся к застежке ее джинсов.

Она сделала попытку его остановить, но он оттолкнул ее руку и, бесцеремонно расстегнув молнию ее джинсов, стащил их и отбросил прочь. Она осталась лежать в темноте совершенно голая. Беспомощная. Напуганная.

Схватив ее за бедра, он подтолкнул ее дальше на кровати, а сам стал целовать ее между ног. Она дернулась в знак протеста, пытаясь отстраниться, но, увы, он был силен. Вцепившись пальцами ей в бедра, Алекс заставил ее лежать тихо.

– Ты же не ребенок, Каролин, – раздался в темноте его шепот. – Наслаждайся тем, что я могу тебе подарить.

Она вцепилась в его длинные волосы, но Алекс не обратил внимания. Он продолжал работать языком, и она едва не расплакалась от наслаждения. Она ни разу не позволяла ни одному мужчине делать с ней такое – было в этом нечто слишком интимное, слишком унизительное. Она уронила руки на матрац и стиснула зубы, пытаясь не дать выхода чувствам, что рвались наружу сквозь завесу ее ярости. Ее била дрожь, руки нервно сжимали край простыни. Она даже прикусила губу, лишь бы только ничего не сказать, ничего не попросить у него. Укусила так больно, что тотчас ощутила во рту соленый привкус крови. Ей хотелось одного – чтобы он прекратил, хотелось выползти из темноты на свет, убежать от сладковатого дыма спутанных желаний, которые очистили ее сознание от всяких мыслей, кроме одной – о том, что он делает с ней.

И ей это почти удалось, когда он неожиданно отстранился от нее, и она издала горестный крик. Крик отчаяния и утраты. Каролин тотчас открыла глаза и обнаружила, что он распластался на ней, ощутила его теперь уже разгоряченное тело, скользкое от пота. Он взял в ладони ее лицо и заглянул ей в глаза.

– Ты хочешь, чтобы я остановился?

Она посмотрела на него, не в силах произнести даже слово. Ее била дрожь, била с такой силой, что она была не в состоянии совладать с ней, охваченная желанием, какого она ни разу не испытывала. Алекс прикоснулся к ее губам, и его пальцы ощутили кровь.

– Ты прокусила губу, – сказал он. – Теперь можешь укусить меня.

И он накрыл ее губы горячим ртом.

По идее ему должно быть больно, но ей было некогда об этом думать. Когда он отстранился, на его губах тоже была кровь. Его поцелуи, влажные и жадные, она теперь ощущала на шее. Интересно, остался ли после них кровавый след, как от зубов вампира, мелькнула в ее голове мысль, но она тотчас выбросила ее. Какая разница.

Каролин задыхалась. Когда его сильные руки наконец накрыли ее грудь, она изогнулась в сладких конвульсиях и устремилась ему навстречу, пытаясь притянуть его к себе ближе, охваченная желанием, чтобы он довел до конца то, что начал.

– Не торопись, Каролин, – прошептал он, отталкивая ее назад на подушки. – Нам некуда спешить. Все время в этом мире наше.

– Нет, – прошептала она сдавленным шепотом и открыла глаза. Огонь отбрасывал на их тела пляшущие отблески – темные, языческие, таинственные. – Я не хочу… не надо вынуждать меня, чтобы я тебя о чем-то просила.

Его руки скользнули к ее ногам и развели их в стороны.

– Мой ангел, я не собираюсь тебя вынуждать, – прошептал он. – Это я должен тебя умолять, а не ты меня.

Она схватила его плечи и вонзила ногти в упругую, гладкую кожу.

– Нет необходимости. Я сделаю все, что ты захочешь.

– Возможно, в следующий раз, – прошептал он и положил руку ей между ног. Она тотчас дернулась и вскрикнула. – Держись, мой ангел.

Каролин вся напряглась, уверенная, что сейчас он войдет в нее и сделает ей больно.

Но этого не произошло. Она ощущала головку его члена, твердого и горячего, однако Алекс не сделал ни малейшего движения. Он ждал, терпеливо ждал, застыв в неподвижности, и вскоре ей показалось, что она вот-вот истошно закричит.

– А теперь ты можешь открыть глаза, Каролин, – прошептал он.

Она тотчас распахнула веки и впилась в него взглядом, не в силах издать ни единого звука, а он медленно, мучительно медленно вошел в нее, наполнив собой все ее естество так, что по ее телу пробежала дрожь еще до того, как он погрузился в нее до конца.

Ее дыхание превратилось в сдавленные всхлипы, по лицу одновременно катились пот и слезы. Она схватила его за плечи с такой силой, что пальцы ее онемели, а мир вокруг сжался до размеров его горячего члена, как будто ничего другого в нем не существовало.

Вынести это было выше ее сил, и она попыталась отстраниться, однако он крепко схватил ее за бедра и прижал к постели.

– Прими меня, Каролин, – прошептал он. – Тебе ведь самой этого хочется. Не бойся. И прими меня.

Каролин прекратила борьбу. Она прекратила дышать. Ее сердце перестало биться, а он тем временем вошел в нее до конца, буквально пригвоздив ее собой к кровати.

Она понятия не имела, что выкрикнула, когда по телу пробежала первая сладкая судорога. А потом вторая, третья. Казалось, этим волнам наслаждения не будет конца. Они раз за разом сотрясали ее тело, и она растворялась в них без остатка. Алекс закрыл ей рот рукой, сдерживая ее крик, а сам продолжал погружаться в нее снова и снова, пока, наконец, не застыл в ее объятиях, и она ощутила, как в нее вливается его горячее семя. Каким-то шестым чувством Каролин поняла, что он стал частью ее, и она вновь ощутила себя беспомощной и потерянной.

Прошло какое-то время, прежде чем он пошевелился. Вернее, сначала он выругался и затем вышел из нее и встал с постели.

– Черт, – пробормотал он, и Каролин даже затуманенным сознанием уловила его недоумение, а потом – почему-то – раздражение и злость.

Она подождала, пока дверь ванной комнаты закроется за ним, и осторожно встала с постели.

Ноги тотчас сделались ватными, и она едва не рухнула на пол. Чтобы не упасть, Каролин ухватилась за край кровати, сделала глубокий вдох и призвала последние остатки сил, какие еще имелись в ее разбитом теле.

Впрочем, даже их не хватило на то, чтобы натянуть джинсы. Тогда она накинула на себя ночную рубашку и вышла в коридор. Если ей кто-то попадется навстречу, она придумает какую-нибудь отговорку. Никому и в голову не придет, чем она только что занималась. Ведь даже ей самой в это верилось с трудом.

Главное – бежать, скрыться от него как можно дальше, бежать из этой комнаты, из этой постели, от него самого, от его тела, его запаха. Каролин чувствовала себя совершенно разбитой, потерянной, опустошенной, причем сама не могла сказать почему. Лишь одно она знала точно – ей нужно бежать, прежде чем он прикоснется к ней еще раз.

Алекс стоял в ванной комнате и смотрел на свое отражение в зеркале. Ну и вид, подумал он. В общем, из зеркала на него смотрел полный мерзавец, каким он, безусловно, и был. Ему было все равно, что всего несколько часов назад она едва не убила его. Ему было все равно, что он только что подарил ей удовольствие, какого она никогда не знала. Он смотрел на свои налитые кровью глаза, осознавая, что совершил грубую тактическую ошибку.

Ошибку, которую он наверняка повторит еще не раз, если не сумеет справиться со своими бешеными гормонами до того, как выйдет из ванной. Она, наверно, уже уснула в постели, свернувшись калачиком, словно ребенок, может, даже сосет большой палец. На ее бледном лице следы высохших слез, а на бледных губах улыбка, и он не найдет в себе сил уйти и больше не тронуть ее.

Черт побери, неужели жизнь его так ничему и не научила? Это не милый, ленивый трах, призванный удовлетворить зуд, оставшийся еще с юношеских лет.

Нет, это был суперсекс силой в восемь баллов по шкале Рихтера, совершенно не похожий на то, что с ним случалось раньше, и он был готов поклясться, что потряс ее даже сильнее, чем удовлетворил свою собственную похоть.

И теперь не знал, что ему с этим делать. Вернее, знал. Привязать ее к кровати, замкнуть дверь и трахать до тех пор, пока они оба не свалятся без сил и единой мысли в голове. Трахать долго и сильно, так, чтобы к середине следующей недели она все еще продолжала кончать. Ему хотелось взять ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами, даже теми, какие еще не изобретены, а потом уйти и больше никогда не возвращаться.

Но такого никогда не будет. А что будет? Черт возьми, хотелось бы знать, но увы.

Он почти не помнил, какие чувства владели им в семнадцать лет. Впрочем, нетрудно догадаться, что примерно такие же, что и сейчас. Кстати, член его вновь сделался твердым.

Один день, напомнил он себе. Одна ночь. Завтра, в холодном свете дня, он придумает, как ему исправить тот ущерб, какой нанес этот маленький ночной эпизод. Если ему повезет, он сможет от нее избавиться, уговорит ее, чтобы она на время уехала отсюда, а сам останется с Салли и ее семьей. Если он правильно разыграет карты, ей будет стыдно оказаться рядом с ним, и это обстоятельство наверняка перевесит ее преданность Салли, и тогда она на время уедет отсюда. Ненадолго. Ровно настолько, чтобы он успел сделать то, зачем сюда вернулся.

Он должен узнать правду о том, что произошло здесь восемнадцать лет назад, когда кто-то всадил в Александра Макдауэлла пулю. От Каролин он вряд ли добьется чего-то нового, даже при условии, что ей что-то известно. Воспоминания о том случае похоронены слишком глубоко в ее сознании, и ничто не способно извлечь их оттуда.

Ему придется перенаправить свои усилия. В ту ночь там были Джордж и Тесса. Кстати, Джордж имел дурацкую привычку вечно совать нос не в свои дела. Не исключено, что он что-то видел.

Уоррен и Пэтси, они тоже были там, а также ее тогдашний приятель. Был ли там кто-то еще, кто ждал первой возможности пристрелить этого гаденыша Макдауэлла и навсегда разделаться с ним? Ему предстоит это выяснить. Так что хватит понапрасну терять время с Каролин Смит, если она не способна дать ему нечто большее, нежели самый лучший секс в его жизни.

А пока еще только третий час ночи. До рассвета еще несколько часов, которые можно провести, уничтожая в ней последние крохи сопротивления, заставляя ее делать то, что ему хочется, и больше не слышать от нее никаких протестов, какие более пристали несовершеннолетней скромнице.

Черт, он, конечно, только что от души поимел Каролин Смит, и тем не менее его не отпускало неприятное чувство, что еще больше он поимел себя самого и собственные планы.

Камин уже догорел, и огромная спальня была погружена в темноту. Надо замкнуть дверь – какой же он дурак, что забыл о мерах предосторожности, прежде чем овладеть Каролин. Ведь ничто не мешало Уоррену заявиться сюда с бутылкой виски в руках и занудным желанием еще раз поговорить о жизни. И хотя Алекс в принципе не имел ничего против, это обстоятельство могло окончательно остудить и без того не слишком горячий пыл Каролин.

Он направился к двери, однако тотчас остановился. Оказывается, обстоятельства изменились. Кровать была пуста. Каролин собрала свою одежду и сбежала. Неслышно улизнула, пока он был в душе.

Уф-ф-ф. У него словно камень свалился с души. Она сбежала как раз вовремя. Он уже и без того подставил себя под удар, позволив ее голубым глазам и бледным губам, ее длинным шелковистым волосам и неопытному, но такому прекрасному телу на какое-то время отвлечь его от основной цели. Он ничуть не сомневался в том, что мог бы остаток ночи провести, изобретая новые ласки, упиваясь ее телом и сохранить при этом холодную голову. И все-таки лучше лишний раз не поддаваться соблазну.

Да, но куда она могла сбежать? Крайне сомнительно, что она вернулась на диван в библиотеке. В данный момент она так напугана, что вряд ли захочет его видеть, и поэтому не могла убежать туда, где он может легко ее обнаружить. Скорее всего она в душе, пытается смыть со своего первозданно-чистого тела малейшие следы недавнего секса. Возможно даже, что при этом она плачет.

Впрочем, она не из тех женщин, что быстро дают выход слезам. Она плакала лишь на пике оргазма, когда лишилась контроля над собственным телом и его ощущениями. Все остальное время она вполне владела своими эмоциями.

И все же он был готов спорить на что угодно, что в данный момент она стоит где-нибудь в душе и обливается слезами. И он, черт побери, не в состоянии что-либо с этим сделать.