— Мы с тобой знаем, что Уоррен зануда, он обязательно начнет допрашивать Алекса, как только ему представится возможность. Пожалуйста, не смотри на меня так, Уоррен, я знаю, что ты слышишь меня, но я готова прямо сказать тебе то же самое. Каролин составит вам обоим компанию. Мне нужна гарантия, что ты не станешь донимать Алекса каверзными вопросами.

— Ты хочешь, чтобы она шпионила за мной, я правильно тебя понял? — возмутился Уоррен.

— Я хочу, чтобы ты вел себя достойно, — слабым голосом ответила Салли. — Жаль, я неважно чувствую себя и не могу устроить вечеринку…

При мысли о вечеринке Каролин охватил ужас. Нет, только не это!

— Это всегда успеется, тетя, — быстро произнесла она. — Ты должна думать лишь о том, как тебе поскорее поправиться.

— Не мели чепуху, моя девочка. Мне уже никогда не встать на ноги, и мы обе прекрасно это знаем.

— Лично я слышу впервые…

— Можешь сколько угодно притворяться, если тебе от этого легче. — Салли слабо взмахнула рукой. — По крайней мере Алекс способен смотреть правде в глаза.

«И почему я обиделась?» — подумала Каролин, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица. Эта маска давно приросла к ее лицу. Ни один мускул не дрогнул, когда самозванец шагнул мимо нее к Салли и своей сильной загорелой рукой пожал старческую сухонькую ручку.

Каролин знала: Салли любит ее. Было бы величайшей глупостью изображать из себя никому не нужную сироту.

— Отдохни, мам, — тихо проговорил лже-Алекс, целуя Салли в щеку. — Утром я приду к тебе.

Салли умиротворенно вздохнула.

— О, сколько лет я мечтала, что меня снова назовут мамой! Спокойной ночи, дорогой. — Она протянула руку и нежно прикоснулась к его лицу.

Каролин воспользовалась моментом и тихо выскользнула за дверь.


Ночь выдалась тихая и холодная. На небе низко висела четвертушка луны. Еще несколько дней, и неестественный холод уйдет, снег растает и весна начнет неторопливое шествие по продуваемым всеми ветрами полям Вермонта.

Однако пока заснеженные равнины окутала ледяная тишина. На белом фоне четко выделялись черные ветви и стволы деревьев. Вдали, подобно часовым, застыли силуэты древних гор.

Плотно запахнув пальто, Каролин завернула за угол дома и, не торопясь, зашагала по аккуратным, присыпанным гравием тропинкам. Под подошвами поскрипывал снег. Откуда-то издалека донеслось уханье совы. Где-то в темноте таилась всякая лесная живность. Вот чье существование отличалось простотой и свободой! Ничего, когда-нибудь она тоже станет свободной.

Каролин всегда знала, что ее свобода в годы, проведенные в Бостоне, была мнимой. Салли была единственной матерью, которую она знала, — спокойная и бесстрастная, эта, в сущности, чужая ей женщина всегда находилась рядом. Даже если их отношениям не хватало тепла, Каролин ощущала ее постоянную заботу.

Чувствовала через годы и расстояния. Она была многим, если не всем, обязана Салли. Лишь благодаря Салли девушка не была совершенно одинокой в этом мире. Остальные Макдауэллы принципиально не желали замечать тихую, молчаливую девочку, что подрастала в их доме вслед за Александром. Лишь Салли присматривала за ней и по-своему любила.

И Каролин, понимая, что многим ей обязана, считала своим долгом посвятить Салли несколько месяцев своей жизни. Она ни за что не оставит Салли одну. Она будет оставаться с Салли до ее последнего часа.

Ничто в этом мире не способно помешать тому, чему суждено случиться. Каролин давно усвоила этот урок. Она будет искренне оплакивать Салли, но в конечном итоге начнет жить собственной жизнью.

У нее даже будут деньги. Нет, конечно, они не идут ни в какое сравнение с теми баснословными суммами, которые унаследуют остальные Макдауэллы. И тем более с целым состоянием, которое самозванец попытается обманом выудить у старой женщины, которая уже одной ногой стоит в могиле.

Но деньги не главное. Главное — независимость, которую они помогут ей обрести. Несмотря на всю ее привязанность к Макдауэллам, к напыщенному дядюшке Уоррену, тете Пэтси и ее отпрыскам, после того, как Салли не станет, последние нити, связывающие ее с этой семьей, оборвутся. Ее долг преданности и любви будет оплачен, и тогда Каролин наконец обретет долгожданную свободу!

Каролин ожидала, что испытает чувство вины из-за своего страстного стремления к свободе, но этого не произошло. Будь в ее силах что-то изменить, она бы с радостью отдала годы собственной жизни, лишь бы Салли была счастлива и здорова. Но Господь не заключает подобных сделок, и, как это ни печально, ее благодетельница доживает последние дни. После того как Салли не станет, Каролин не задержится в этом доме даже минуты.

Каролин уверенно шагала по тропинке, ведущей к замерзшему пруду; в холодном воздухе вился парок ее дыхания. Давным-давно, много лет назад, она каталась здесь на коньках — на Рождество Макдауэллы каждый год приезжали в Вермонт. Пока она не привезла сюда Салли умирать. Каролин уже забыла, когда в последний раз каталась на коньках. Зимой за прудом присматривал Рубен, исправно счищал с ледяной поверхности снег. Вот и сейчас та была ровной и чистой. Приди кому-то в голову странное желание покататься на коньках, и импровизированный каток был бы к его услугам.

Каролин остановилась на краю пруда, глядя на гладкий, как стекло, лед. И неожиданно ощутила жгучее желание скользить по нему. И пусть у нее нет своих коньков, стоит только заикнуться, как верные Рубен и Констанца в лепешку расшибутся, чтобы найти для нее пару.

Каролин с опаской ступила на лед. Как хорошо, что сапоги у нее на плоской подошве, иначе бы она точно потеряла равновесие и упала! Толщина льда составляла не менее тридцати сантиметров. Девушка попыталась с разбега прокатиться, однако у нее ничего вышло. Опять-таки из-за толстой, ребристой подошвы.

Вслушиваясь в окружавшую ее со всех сторон тишину, Каролин приблизилась к середине пруда. Страшно подумать, сколько лет прошло с тех пор, когда она в последний раз стояла на коньках! Это было так давно, что она даже не смогла вспомнить, когда именно.

Впрочем, нет, вспомнила. На Рождество, двадцать… нет, двадцать два года назад, когда ей было девять лет. Ей тогда подарили новые коньки, и Алекс на удивление терпеливо взялся ее обучать конькобежным премудростям. Да, зря она тогда положилась на него! День закончился тем, что она сломала запястье. А все из-за того, что сын тети Салли решил сыграть с ней в хоккей. После этого случая Каролин больше никогда не становилась на коньки. Она как сейчас помнила презрительную насмешку в глазах Алекса, когда Салли отчитала его, а затем, как водится, простила. Странно, но лицо того Алекса было один в один копией лица самозванца.

— И часто ты теперь катаешься, Каролин?

Знакомый голос донесся с другого края пруда вместе с облачком пара. Каролин даже не шевельнулась. А ведь ей следовало догадаться, что он непременно явится сюда. Да нет, она с самого начала знала, что этот наглец увяжется за ней следом!

Каролин подняла голову и посмотрела в его сторону. Их разделяло пространство снега и льда. Самозванец стоял на краю леса, и его силуэт отчетливо вырисовывался в лунном свете. Одет он был легко, лишь в тоненькую куртку. Ни головного убора, ни перчаток.

Каролин плотнее запахнула пальто.

— Уже двадцать лет как не вставала на коньки, — ответила она.

— Думаю, тебе стоит снова попробовать, — посоветовал он. — Так и быть, я дам тебе еще один урок.

Неужели ему и об этом рассказали? Впрочем, ничему не следует удивляться.

— Не думаю, что мне нужны твои уроки.

— Еще как нужны, — спокойно возразил он. — Например, я мог бы научить тебя не обращать ни на кого внимания. Тебе в срочном порядке нужно научиться посылать подальше тех, кто тебе неприятен.

— Вот и иди сам подальше!

Чувственные губы самозванца скривились в усмешке.

— О, я вижу, такие уроки тебе и впрямь не нужны! А как насчет уроков пофигизма? Разве ты в них не нуждаешься? Ведь тебя вечно что-то гложет. Это видно даже постороннему, человеку со стороны…

— Ты признаешься, что ты посторонний?

— Меня не было здесь восемнадцать лет. Поэтому я могу лишь догадываться, что происходит сейчас в этом доме. Но я могу сказать тебе одну вещь. Ты ничуть не изменилась.

— Неужели? — ехидно бросила Каролин, делая шаг в сторону от своего прежнего места посреди замерзшего пруда.

Алекс уже шагал прямиком к ней. На подошвы его кроссовок налип снег, и он комично поскользнулся на гладком льду. Впрочем, похоже, это его ничуть не смутило.

— Ты все та же девчонка, что обожала прижиматься носом к витринам магазинов, — произнес он без признаков эмоций в голосе, как будто констатировал факт. Его ровный, спокойный голос показался Каролин таким же холодным и твердым, как и лед у нее под ногами. — Тебе по-прежнему хочется того, что ты не в состоянии получить.

Он шагнул к ней и встал почти рядом, но она даже не шелохнулась, не посторонилась, отказываясь отступать.

— Что же такое я не в состоянии получить?

— Настоящую семью.

Вот это наглец! Каролин вздохнула.

— Неужели в арсенале мошенника непременно должно быть умение причинять боль другим людям? — спросила она. — Или это, так сказать, дополнительный талант? Боюсь, тебя неверно информировали… У меня есть настоящая семья. Салли.

— У меня и в мыслях не было причинить тебе боль, Каролин, — ответил он. — Как, впрочем, никогда и не было. Боишься заглянуть правде в глаза? Раньше за тобой такого не водилось.

— Я бы сказала так: в знакомстве с правдой есть нечто мнимое.

— Ты меня обидела, — запротестовал он.

— Я бы продала душу дьяволу за то, чтобы под тобой треснул лед, — довольно холодно произнесла Каролин. Пусть поймет, что ему здесь не рады.

Самозванец довольно осклабился.

— Нехорошее это дело — убивать людей! Кто-нибудь наверняка услышал бы мои крики о помощи. Кроме того, ты могла бы случайно провалиться под лед вместе со мной.

— Возможно, оно того стоило бы, — парировала Каролин.

— Желаешь моей смерти? — в вопросе самозванца прозвучало нечто большее, нежели шутливое любопытство.

— Я хочу, чтобы ты оказался там, где больше не сможешь причинять людям вред, — ответила она.

— И ты готова убить меня, чтобы получить полную гарантию?

Каролин вздохнула.

— Для убийства мне нужен более веский мотив.

С этими словами она попыталась пройти мимо него. Самозванец шагнул наперерез, преграждая ей путь. Впрочем, и это тоже было вполне предсказуемо.

— А что, если я сумею убедить тебя, что я тот, за кого себя выдаю?

— Говорят, что даже свиньи летают, но в ближайшем будущем ничего подобного не предвидится. Можно мне пройти?

— Разве я тебя держу? — Алекс стоял очень близко, но его руки были сложены на груди, и он не сделал ни малейшей попытки прикоснуться к ней.

Ночь была морозной и Каролин почувствовала, что продрогла. А вот одетый лишь в легкую куртку Алекс стоял, явно не испытывая никакого дискомфорта.

— Разве тебе не холодно? — неожиданно для себя самой спросила она.

— Обо мне не беспокойся, — бросил он в ответ. — Я научился заботиться о себе еще восемнадцать лет назад.

На этот раз Каролин была готова ему поверить.

Глава 4

В ту ночь Каролин снова приснился сон, который она в последний раз видела много лет назад. Боже, как она надеялась, что больше никогда не увидит его! Что ж, следовало ожидать, что возвращение Александра Макдауэлла вытащит из глубин подсознания былые ночные кошмары. Воспоминание о той ночи, когда он погиб.

Каролин разучилась отделять реальность от снов. Когда ей было двадцать с небольшим и она заканчивала учебу в колледже, ночные кошмары одолевали ее с такой силой, что в конечном итоге она была вынуждена обратиться за врачебной помощью. Психотерапевт предложил ей записать содержание снов и воспоминания о той ночи и сравнить их. Попытка закончилась полным провалом. В конце концов она начала сомневаться даже в том, о чем точно должна была помнить. В ее сознании реальность, воспоминания и сновидения сливались в один причудливый психоделический калейдоскоп.

В конце концов Каролин сама избавила себя от мучений, отказавшись вообще думать на эту тему. Ей никогда не понять и не узнать, что именно произошло той ночью. Она даже не была уверена, что желает установить истину. Ей хотелось одного — избавиться от жутких, навязчивых сновидений.

И в целом ей это неплохо удавалось. До того момента, пока в один прекрасный день после снежной бури в доме не объявился человек, выдающий себя за Александра Макдауэлла. И она вновь лишилась душевного равновесия.