Карен Рэнни - Невеста для герцога

Он видел, как ее вены синеют под нежной кожей, вдыхал ее аромат. Потом провел носом по ее виску, по чувствительной коже на шее.

В какой-то миг, освещенный ее улыбкой, он поцеловал ее, такую покорную, такую красивую, такую приглашающую.

Его руки дрожали, пальцы так жаждали погрузиться в самые сокровенные женские тайны, что он едва ли не дрожал от желания. Он был тверже, чем когда-либо, в его мозгу промелькнула смешная мысль о стали. Он искренне волновался по поводу своей способности достойно завершить акт, так он был охвачен неистовым желанием. Он снова чувствовал себя ребенком, с детским жадным аппетитом ко всему вкусному.

Страсть… Он думал, что знаком с этим понятием уже давно. Он испытывал и раньше вожделение, чувствовал, как твердеет, глядя на привлекательную женщину, особенно когда касался ее отзывчивой груди. Но оказалось, что до этого момента он вообще не понимал, что такое страсть.

Тесса положила руку ему на грудь, покрытую волосами, провела по плечу, чувствуя гладкую кожу. Он не издал ни звука, но казалось, что вздохнул, открылся, как распахнувшаяся дверь. Она положила другую руку ему на затылок и заглянула в глаза.

Тесса воспользовалась его неподвижностью. Пальцы блуждали по выпуклостям и впадинкам лица, которое она знала так хорошо. На его широкий лоб упала прядь волос, и она мягко вернула ее на место. Его ресницы были такими длинными, брови — густыми, на щеках около рта — ямочки. У него был орлиный нос, подбородок четкий, не слишком выпирающий. Ее пальцы снова и снова возвращались к его рту, водя по нижней губе, по контуру верхней, деликатно исследовали щель между ними и замерли, как будто испугавшись своей смелости.

Она не остановилась, а робко коснулась его шеи. Плечи были такими широкими… она с удовольствием провела по ним ладонями.

Тесса хотела ощутить его всего, насладиться каждой черточкой.

Джеред внезапно поцеловал ее в ушко, и она услышала его дыхание, быстрое и взволнованное. Этот звук, казалось, растопил ее сердце. Она положила руку на его щеку — жест нежности. Этот момент она будет помнить вечно.

Ее груди налились тяжестью, а пульс бился слишком сильно, заставляя все тело вибрировать.

Она уносилась в вихре ощущений, а он не делал ничего, только обнимал ее, касался ее осторожно, с трепетом, лаская и как будто прося позволения двигаться дальше. У него вырывались вздохи, Джеред будто был слишком переполнен эмоциями, чтобы говорить, и должен был как-то найти им выход. Она прижалась щекой к его груди, понимая, что влюбилась в него, еще когда впервые увидела в детстве.

Она теснее прижалась к нему, наслаждаясь гладкостью его свежевыбритого мужского лица, ее пальцы ласкали волосы на его затылке, где они причудливо завивались.

Она никогда раньше не испытывала такого чувства — как будто поднимаешься над собой и улетаешь. Это было ново и даже немного пугающе. Она знала каким-то шестым чувством, что то, что она испытывает к Джереду Мэндевиллу, не похоже на все другие ощущения, которые она когда-либо переживала. Что-то, что не требует интеллекта или мудрости. Что-то простое и земное. Главное, что она знала, что он нужен ей. Сейчас и навсегда.

Его губы были такие умелые, пахли мятой и немного корицей, теплые и волнующие. Не оставалось ничего, как только отвечать ему поцелуем на поцелуй. Тесса прижалась к нему, а он обнял ее, целуя все более страстно и проникая языком в глубины ее рта, наслаждаясь ее теплотой и чувственностью.

Разве не странно, что можно чувствовать так много? Что губы могут трепетать и пульсировать? Ее кожа была такой восприимчивой, посылая волнующие ощущения по всему телу. Тесса прижалась губами к шее Джереда, его пульс бился так же сильно и быстро, как ее собственный. Но почему он так медлит? Почему ласкает ее так неторопливо, слишком осторожно? Ей хотелось попросить его быть более настойчивым, но она этого не сделала, запутавшись в паутине ощущений так же основательно, как будто она была жертвой, а не сообщницей в этой игре страсти.

Его теплая ладонь легла на ее сосок. Тесса выгнулась ему навстречу, чувствуя, как ее плоть требует более ощутимого контакта.

Его дыхание было теплым, обволакивающим, дразнящим. Его руки сомкнулись на ее пояснице, крепко обнимая, голова зарылась где-то между шеей и плечом, когда он безмолвно молил о том, чего не мог назвать, но она его понимала. Джеред хотел утешения, как ребенок, требующий сочувствия, выраженного в прикосновении.

Джеред отодвинулся, и внезапно стало холодно, неуютно, зябко. Это длилось всего несколько секунд. Она вопросительно взглянула на него. А он уже как будто окутывал ее волнами новых ощущений, которые начинались в ее ногах и дюйм за дюймом поднимались выше. Там, где лежали его пальцы, как будто появились ленты: ярко-красная, солнечно-желтая, небесно-голубая. Они сплетались вокруг нее, словно кокон, привязывая ее все крепче к нему. Она вздохнула, но звук превратился в стон, умоляющий и в то же время требовательный, мольба, которую он успокоил прикосновением языка.

Ее тело вибрировало, как будто внутри оказалась пчела, рвущаяся на волю. Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Тесса хотела двигаться, ее порывы были инстинктивными, идущими откуда-то изнутри, хотя внешне она оставалась неподвижной, стараясь не расплескать свои чувства, чтобы полнее ощутить их.

Ее руки потянулись к его голове, притягивая ее для поцелуя. В это соединение губ и языков Тесса вложила все свое желание, всю прошлую боль и страх. Потом она приняла его, как каждая женщина принимает своего партнера, с покорностью и любовью, нежной привязанностью и полным доверием.

Он улыбнулся и вошел в нее.

Пытка, но без боли, — это страстное вторжение. Она чувствовала ожидание, пульс, бьющийся глубоко в ней, отмеряющий предел ее способности к терпению. Она хотела освобождения от нарастающего напряжения, но Джеред не двигался, а только касался губами ее губ, шепча ласковые слова. Она хотела яркости, ослепительного взрыва, но он только наклонил голову и поймал ртом твердый сосок, дразня его зубами.

Слабо освещенная зимним солнцем, комната казалась волшебной. Тесса знала, что нежный стон, мольба, вздох выдают экзальтацию ее тела, когда Джеред стал двигаться внутри ее — медленно, чувственно. А потом солнце взорвалось, расколовшись на миллионы искр света.

Снова тишина, когда сердца бьются слишком быстро, а пульс начинает замедляться. Двое влюбленных смотрели в глаза друг другу и видели обнаженные души. И ничего прекраснее в своей жизни ни один из них не испытывал.

Слова были не нужны.

Его разбудил тихий стук в дверь. Джеред сел на краю кровати, аккуратно накрыл Тессу одеялом, надел халат и подошел к двери.

— Прошу прощения, сэр, — сказал капитан Уильямс. Кожа на его лице была дубленой и очень загорелой. Большинство мужчин, посвятивших свою жизнь морю, выглядели так же — лицо становится таким, когда долгие годы находишься под палящим солнцем, продуваемый ветрами.

— Да, капитан?

— Сэр, меня немного беспокоит погода. Барометр быстро падает. Если я не ошибаюсь, нас ждет сильный шторм. — Уильямсу предстояло стать капитаном «Изольды» после переоснастки и повести ее в Вест-Индию, а потом, возможно, и в Китай. Если она сможет выиграть несколько скоростных испытаний, будет отдан приказ срочно строить корабли такого типа. Таким образом, озабоченность его была вполне объяснимой: он думал о надежности своей шхуны. Капитан присутствовал при закладке ее корпуса и, без сомнения, имел родительские чувства к этому «детищу» из дерева и лака.

— «Изольда» — хороший корабль, капитан. Или вас беспокоит, что она всего пять дней как сошла на воду?

— Нет, сэр. Просто океанские течения в этом районе обычно гораздо теплее. Зимние штормы редкость. Но когда они приходят, с метелями и ледяным ветром, то чертовски опасны. Прошу прошения, сэр, но я счел своим долгом поставить вас в известность.

Джеред рассеянно кивнул.

— Если мы направимся назад в бухту, мы опередим непогоду?

— Сомневаюсь, сэр, но мы можем зайти в другой порт и переждать ее там.

— Капитан, я бы предпочел держаться теперешнего курса. Если море станет чересчур бушевать, «Изольда» проявит свои ходовые качества и успеет укрыться в безопасном порту.

Было мгновение, когда Джереду показалось, что капитан хочет возразить. Он уже открыл рот, набрал воздуха. Готовился изложить аргументы? Но, видимо, в последний момент передумал, резко повернулся и ушел.

Через каких-нибудь два часа Джеред понял, что совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни. Самонадеянный приказ, который может стоить ему жизни единственного человека в мире, который стал смыслом его существования.

Тесса лежала на спине на кровати, раскинув руки и вцепившись ими в одеяло. Кровать поднималась вверх, потом уходила куда-то вниз. Нет, вся каюта выполняла этот причудливый ритуал, как будто поставив себе целью непременно заставить ее расстаться с ужином. Она чувствовала себя совсем скверно. Чалмерс заходил проведать ее пять минут назад, бедняга выглядел таким же бледным, как она. Тесса по себе знала, что не надо говорить с ним о еде, и только пробормотала слабым голоском, в котором едва узнала свой собственный, что ей ничего не нужно. Он быстро понял скрытый намек и выскользнул из каюты со вздохом, который можно было расценить только как признак облегчения.

Тесса схватила подушку, прижала ее к лицу и повторяла ругательство, которому научил ее брат Стивен еще до того, как решил посвятить себя церкви.

Она сжала веревку, которую ей дал Джеред, приказав Тессе привязаться к кровати, если море станет слишком бурным.

— Я не хочу, чтобы вы летали по каюте как мячик, дорогая, — сказал он тогда. — Все, что угодно, но вы должны быть надежно привязаны. — После этого он быстро поцеловал ее в лоб и ушел.

Это было по меньшей мере два часа назад, до того как буря стала такой сильной, что Тесса начала молиться. Настойчивые просьбы к Всемогущему были благоразумно лишены торга, к которому склонны несчастные грешники. Она не обещала ничего в обмен на спасение, только снова и снова бормотала свою короткую молитву, речитатив, который только становился громче с усилением шторма.

— Пусть все будет хорошо. Пожалуйста, Господи. Сохрани его. Пожалуйста, Господи. Пусть все будет хорошо.

Небо, которое еще недавно было серо-голубым, теперь совсем потемнело. Ветер свистел словно дикий зверь. «Изольда» ныряла в волнах, как беспомощное яблоко, брошенное в ведро с водой. Но это была уже не детская игра, что становилось яснее с каждым разом, когда корабль наклонялся, содрогаясь, а потом высвобождался из объятий волн и принимал горизонтальное положение, чтобы в следующую секунду все началось снова.

Тесса чувствовала себя как ребенок, которому страшно и хочется прижаться к маме. Но та была далеко. «Не будь трусихой, Тесса», — уговаривала она себя. Хотя трудно было не спасовать перед лицом такого яростного шторма.

Так где же ее муж?

Джеред никогда раньше не видел приливную волну, но сомневался, что что-то может быть выше, чем мощный вал, который едва не сбил главную мачту «Изольды». Вот только что волна была где-то внизу, держа корабль на весу, как гигантская лапа, а в следующее мгновение она накрывала их, заливая палубу и толкая шхуну на самое дно.

Как и все матросы на палубе, он был привязан веревкой к борту — единственное средство безопасности, учитывая, что волны стали уже вдвое выше. Он смахнул капли с лица и глубоко вдохнул, готовясь к появлению следующей волны. Она пришла слишком быстро, яростно обрушилась на них. Шторм как будто разъярился еще больше, рев сотен и тысяч галлонов воды заглушал все вокруг.

Он почти не видел нос корабля, но то, что он наблюдал, было угрожающим. Бушприт выглядел так, будто раскололся надвое и свисал в воду. Сломанная мачта висела мертвым грузом на корпусе. Кораблю требовались все силы, чтобы пережить этот шторм. Хуже того — высота грот-мачты уравновешивалась длиной бушприта, а если он отломается, «Изольда» имела все шансы потерпеть крушение.

Джеред уже давно не чувствовал кожу на лице, а его перчатки насквозь пропитались морской водой. Его ноги промокли, сапоги опровергали слова сапожника, расхваливавшего их крепость. И все же мерзнуть лучше, чем тонуть.

Погода продолжала ухудшаться. Стало еще холоднее. Настолько, что замерзшие веревки скользили, палуба стала покрываться льдом.

Будет чудом, если они еще не потеряли курс. Джеред сомневался, что штурвал цел. Сила волн была такой, что ломала в щепки толстые балки.

Он снова поднял глаза на грот-мачту. Море и небо теперь были одного цвета; на фоне беснующихся волн темную мачту почти не было видно.