Кэролайн Линден - Невеста для графа

Хью тянул время, аккуратно складывая платок и наконец уклончиво ответил:

– Сначала посмотрим, насколько жадным окажется Ливингстон, – ответил он уклончиво.

– Ты должен проявить щедрость! – воскликнула мать. – Твоя сестра заслуживает счастья.

Хью улыбнулся – в разговорах с матерью притворство ему давалось легко.

– Конечно, заслуживает! Я в этом нисколько не сомневаюсь, мама.

Он стоял на перепутье целую неделю, ожидая чуда, надеясь, что случится нечто такое, что избавило бы его от необходимости выбирать между Сциллой и Харибдой. Он мог бы сказать матери и сестрам правду, лишив их иллюзий относительно Джошуа, а Ливингстона-старшего мог бы поставить перед фактом: Эдит – бесприданница.

Но он мог выбрать и другой вариант – принять предложение Кросса. На первый взгляд этот выбор казался весьма разумным, но сделка с Кроссом означала для Хью пожизненную зависимость от человека, способного на любую подлость. Возможно, ему тогда придется всю оставшуюся жизнь раскаиваться в своем выборе. Впрочем, в глубине души Хью с самого начала чувствовал, что все к этому идет, поэтому был готов к самому худшему. Хотя, если подумать… Ведь Элизу Кросс никак нельзя назвать самым худшим, что могло бы с ним произойти. Хью вспоминал ее робкую улыбку и нежный румянец щек, когда она говорила о своем псе. Вспомнил и благодарность в ее взгляде, когда он переворачивал страницы нотной тетради. Было ясно, что Элиза Кросс не плела интриги, не пыталась им манипулировать. Она – милая, добрая и честная девушка и у нее есть деньги, в которых он отчаянно нуждается.

Собравшись с духом, граф заявил:

– Возможно, Эдит не единственная в нашей семье, кому вскоре предстоит стоять перед алтарем.

– Но Генриетта еще даже не… – Мать умолкла, и глаза ее округлились. – Но ты ведь не хочешь сказать, что…

– Я еще не делал ей предложение, – с улыбкой пояснил Хью. – Но встретил юную леди – ту самую, как говорится. Я ничего тебе не говорил, хотя надо было бы…

– Кто она?

– Нет-нет. Я ничего не скажу тебе до тех пор, пока не буду точно знать, что она испытывает ко мне ответные чувства.

Хью просто-напросто не знал, хотел ли, чтобы мисс Кросс воспылала к нему нежными чувствами. Но если она не примет его ухаживания, деньги-то на приданое Эдит он все равно получит. А ухаживать за ней будет в любом случае. Это уже решено.

Разве у него был выбор?

Наконец-то расправившись с последним сорняком, Элиза выпрямилась и смахнула пот со лба. И только сейчас заметила подходившего к ней дворецкого.

– В чем дело, Роберт?

– Лорд Гастингс пришел с визитом, мисс, – сообщил дворецкий и перехватив полный отчаяния взгляд хозяйки, пустился в объяснения: – Я сообщил ему, что мистера Кросса нет дома, и тогда лорд Гастингс спросил, дома ли вы. Что ему сказать?

Элиза вздохнула и окинула взглядом свой наряд. На ней опять было старое платье, изрядно помявшееся и испачканное землей. А стянутые в тугой узел волосы она спрятала под соломенную шляпу – тоже ужасно старую. Ах, лорд Гастингс словно специально выбирал для своих визитов самое неудачное время…

Дворецкий молча ждал указаний, и Элиза, подумав о том, что отец, судя по всему, многого ждал от их совместного с графом дела, велела Роберту проводить графа в гостиную и передать, что она скоро подойдет.

– Предложите ему что-нибудь выпить и распорядитесь насчет чая. Да, и пусть к чаю подадут угощение посытнее. Лорд Гастингс приехал издалека и наверняка успел проголодаться. – Снимая садовые перчатки и шляпу, Элиза добавила: – И уведите Вилли на задний двор.

Девушка покосилась на пса, недавно спавшего под скамейкой возле фонтана. Как она и опасалась, Вилли уже проснулся и бросился к ней, едва она направилась к дому.

За пятнадцать минут Элиза успела вымыть лицо и руки, переодеться, переобуться и причесаться. Нет, не совсем так… Причесывала ее горничная. Даже не причесывала – хоть что-то сделала с ее волосами.

Элиза быстро спустилась вниз и перешла на шаг только возле самой гостиной. Впрочем, это не помогло – сердце ее по-прежнему бешено колотилось. Но Элиза сказала себе, что это от бега, а не от предвкушения встречи с графом. Когда же она вошла в гостиную и увидела красавца лорда Гастингса – тот при ее появлении поспешил встать, – сердце ее заколотилось еще быстрее, и даже казалось, что оно вот-вот выскочит из груди.

– Простите, милорд, что заставила вас ждать, – задыхаясь, проговорила девушка и сделала реверанс. – Моего отца нет дома, а я не ждала гостей…

Граф улыбнулся. Сегодня его вьющиеся от природы темные волосы не были напомажены и зачесаны назад, а падали свободно, в живописном беспорядке. От него было глаз не оторвать, а ямочка на щеке сражала наповал.

– Это я должен просить прощения, мисс Кросс, за то, что не уведомил о своем визите заранее. Спасибо, что согласились меня принять.

– Ах, глупости… – пробормотала Элиза и едва не разразилась дурацким нервным смешком, но вовремя сдержалась. – Здесь, в Гринвиче, жизнь течет так размеренно и тихо, что впору заскучать без гостей. Гости вносят разнообразие в нашу жизнь, и мы им всегда рады.

Едва Элиза закончила свою речь, дворецкий принес чайный поднос, и девушка вздохнула с облегчением – к счастью, для нее нашлось дело. Пока она разливала чай, говорить было необязательно. Лорд Гастингс попросил плеснуть ему в чашку совсем чуть-чуть молока, а сахару добавил всего один маленький кусочек. Элиза увидела в этом счастливый знак – она любила чай с молоком и сахаром в точно таких же пропорциях. Хотя… При чем тут счастливые знаки? Просто совпадение, которое ни о чем не говорит.

– Вам нравится Гринвич? – с вежливой улыбкой осведомился граф.

– Гринвич? – Элиза распахнула глаза. – Да, конечно!.. – И тут же прикусила губу, вспомнив, что только что пожаловалась на то, что в Гринвиче слишком скучно. – Видите ли, здесь очень тихо. Гораздо тише, чем в Лондоне. Моя подруга Джорджиана живет на Кавендиш-сквер, и она говорит, что там шумно в любое время суток.

– Так и есть, – с едва заметной улыбкой согласился гость. – Не приходится ли ваша подруга сестрой графу Уэйкфилду?

– Да, – кивнула Элиза, с запозданием вспомнив, что ей следовало называть свою подругу «леди Джорджиана». – Вы с ней знакомы?

– Нет, но я о ней слышал. Мои сестры считают, что она одна из самых элегантных леди в Лондоне. И они не раз приходили домой с прогулки по парку, восторженно обсуждая очередной наряд леди Джорджианы.

Элиза рассмеялась.

– Могу себе представить! У леди Джорджианы необычайно изысканный вкус.

И вновь в уголках его глаз собрались лучики смеха. Он смеялся одними глазами, и это почему-то завораживало.

– Должен заметить, что это относится и к вам, мисс Кросс. Ведь вы приложили руку к декору вашего дома, верно?

На сей раз она залилась краской не от смущения, а от удовольствия. Элиза и сама считала, что создание красивого интерьера – то немногое, в чем она действительно преуспела. Отец предоставил ей полную свободу действий во всем, что касалось обстановки дома, приказав не трогать лишь его кабинет, и Элиза в итоге получила все, что хотела. Дом стал воплощением ее представлений о красоте и уюте. А любимой комнатой была гостиная, выдержанная в нежных оттенках желтого, с драпировками из шелка цвета слоновой кости, с обитыми полосатым дамасским шелком кушетками, с хрустальными канделябрами и фигурками из хрусталя на каминной полке. Высокие окна выходили на лужайку, плавно спускавшуюся к самой реке, и в погожие дни вся комната сияла, словно изнутри освещенная солнцем.

– Да, декором дома занималась я, – проговорила Элиза, пытаясь как-то унять переполнявший ее восторг, грозивший выплеснуться наружу словно шампанское из бутылки. – Возьмись за это дело отец, он бы все стены обил дубовыми панелями и везде, где только можно, повесил бархатные портьеры. – Элиза поморщилась. – По-мужски основательно, но очень мрачно.

– Он мудро поступил, что поручил это вам, – заметил граф.

– Спасибо, милорд. – Элиза чувствовала, что вся горит – словно у нее был сильный жар. Именно так подействовала на нее похвала графа. Опустив глаза, она поднесла к губам чашку с чаем, сделав глоток, спросила: – У вас обе сестры на выданье?

– Нет, Генриетта выйдет в свет только в следующем сезоне, но наша мать позволила ей посещать некоторые светские мероприятия. Она говорит, что несправедливо, когда одна сестра проводит все вечера на балах и званых ужинах, а другая сидит дома. Но должен заметить, – с грустной улыбкой добавил Хью, – что Генриетта ждет своего дебюта с огромным нетерпением.

Элиза задумчиво улыбнулась.

– Ваша мама, наверное, очень мудрая женщина. Вашим сестрам повезло, что у них такая мать.

– Да, нам всем повезло, – отозвался граф. – Мать нас очень любит.

Элиза почувствовала зависть, но сумела задушить ее в зародыше. Тихонько вздохнув, проговорила:

– А вот у меня нет сестер, и, увы, никогда не было, хотя мне бы очень хотелось иметь сестру.

Как ни странно, но лорд Гастингс тоже вздохнул и произнес:

– Я не могу сказать, что жалею о том, что у меня есть сестры, но порой они бывают несносными. Вполне допускаю, что и они не слишком рады что у них есть брат.

– Нет, я убеждена, что они рады! – невольно воскликнула девушка и густо покраснела, а граф тихо засмеялся.

Элиза в страхе ждала своего выхода в свет и лишь по настоянию отца согласилась на участие в этой ярмарке невест. Но с нее хватило одного сезона. Отец снял дом в самом центре столицы, нанял ей компаньонку – самую достойную – и всеми правдами и неправдами добился того, чтобы Элиза оказалась в числе приглашенных на целый ряд светских мероприятий (в том числе и на балы, разумеется). И только потом Элиза узнала, что компаньонка согласилась исполнять свои обязанности за немыслимые деньги, а приглашали девушку только в те дома, хозяева которых были чем-то обязаны ее отцу. Когда сезон закончился, Элиза испытала лишь облегчение.

Разумеется, леди Генриетта не столкнется ни с чем подобным – этим и объяснялось ее горячее желание принять участие в том, что, по мнению Элизабет, было лишь жалким фарсом. Хотя кто знает?.. Будь с ней рядом сестра, она, возможно, воспринимала бы все иначе, в более радужных тонах.

– Надеюсь, леди Генриетта получит истинное удовольствие от сезона, – сказала Элиза.

– Уверен, что так и будет. Вы тоже получили удовольствие от сезона?

Элиза раскрыла рот, – но ничего путного на ум не шло. Боже, как выразить то, что она думала, и при этом не выглядеть человеконенавистницей или жалкой неудачницей, на которую ни один кавалер не взглянет?

– Мне нравится театр, – осторожно ответила она, – а балы не очень. – Взмахнув рукой, она с ироничной усмешкой добавила: – В свое время меня так утомили балы и праздники, что сейчас я предпочитаю проводить время в узком кругу самых близких друзей.

– Лучшей компании, чем близкие друзья, не существует в природе, – с улыбкой согласился Хью.

– Я также люблю тихие домашние вечера, – продолжила Элиза. – Люблю читать, а также играть на фортепиано – особенно, когда папа дома, – но он часто приходит очень поздно, когда я уже сплю. Когда же он вечером дома, у меня всегда праздник.

– Э… да, конечно, – кивнул граф.

Элиза же крутила в пальцах чашку. Безопасные темы для разговоров закончились. О чем теперь заговорить?

– А вы уже окончательно решили, что будете вести дела с отцом? – спросила она, не придумав ничего лучшего.

Брови графа поползли вверх, и он замер с чашкой у рта.

– Простите… что вы сказали? – Спросил он наконец.

Элиза готова была сквозь землю провалиться. Пытаясь разрядить ситуацию, она с улыбкой пояснила:

– Папа сказал, что во время ужина вы с ним еще не решили все окончательно, и я подумала… Простите, это не мое дело, и я не должна была…

– Нет-нет, я прекрасно вас понимаю, – перебил граф, вонзившись в нее взглядом. – Я понимаю ваш интерес, мисс Кросс.

Руки Элизы дрожали, и она, поставив чашку на стол, переплела пальцы.

– Я просто хотела заверить вас, милорд, что папа совсем не такой жесткий, как иногда кажется, но очень хочет быть первым во всем и любит побеждать. Для коммерции это полезное качество, и его компаньоны, как правило, остаются довольны сотрудничеством.

Меж бровей графа появилась тонкая складка. Тоже поставив чашку на стол и отодвинув блюдо с сандвичами, он спросил:

– Ваш отец говорит с вами обо всех своих делах?

Увы, слишком поздно Элизабет вспомнила о том, что миссис Берни, ее компаньонка на один сезон, безуспешно пыталась ей втолковать. Аристократы считали вульгарным говорить о деньгах, и все связанные с деньгами темы являлись для них запретными. К тому же она, была женщиной, а мнение женщин по денежным вопросам никого не интересовало. И сейчас ей казалось, что лицо у нее вот-вот вспыхнет в прямом, а не в переносном смысле.