Кэролайн Линден - Невеста для графа

Но Элиза… Казалось, каждый день приносил ему новые открытия о ней. И то, что он узнавал, неизменно его радовало. Казалось, ноги сами несли его домой, потому что там его ждала Элиза. Он хотел ее каждую ночь, и она отвечала ему взаимностью. Если даже она краснела и смущалась, поддаваясь на его уговоры и делая то, что он просил, то страсти и желания ей было не занимать. Ему нравилось и просто с ней разговаривать, что стало для него полной, но очень приятной неожиданностью. Она умела слушать внимательно и вдумчиво и нередко удивляла его неожиданно свежими идеями. И шутила она к месту и ненавязчиво, то есть с чувством юмора у нее было все в порядке.

А он, увы, лгал жене, вернее – не говорил всей правды. Временами ему ужасно хотелось все ей рассказать о ее отце, об Эдит и даже о Бенвике. И это было бы… все равно что вскрыть нарыв. Да, было бы больно, но ведь если гнойник не вскрыть, то станет еще хуже, не так ли? Но он отказывался от целительной «операции», стоило ему подумать, как больно будет Элизе узнать о том, что любимый папочка – коварный интриган. Да и про Бенвика ей было бы не очень-то приятно услышать.

А уж если копнуть еще глубже, то правда о том, как поступил с ней он станет для Элизы самой болезненной. И вскрытие такого нарыва не всегда заканчивается выздоровлением – пациент может и умереть.

Хью не хотел причинять боль жене, и, конечно же, не хотел ее потерять. Но, увы, было ясно: уж если он вступил в сделку с дьяволом, то расторгнуть договор так просто не удастся. Поэтому в этом сговоре появился еще один пункт: хранить от Элизы тайну, чего бы это ему ни стоило. Хранить ради нее и ради себя.

Если удача и дальше будет ему сопутствовать, то Элиза своей добротой и искренностью растопит лед в сердце Эдит. Что же до Бенвика, то здесь шансов было гораздо меньше, но все же не исключалась возможность, что он либо одумается, либо останется джентльменом и будет держать язык за зубами.

Элиза начала надеяться на потепление в отношениях со своей новой семьей.

Что же касается Эдит, то та приняла подарок – веер – без шумных изъявлений благодарности, но Элизе было приятно уже то, что ее дар не отвергли. Более того, она успела заметить озадаченный взгляд Эдит, адресованный матери, и ответный одобрительный кивок графини Розмари. Когда же Элиза принесла альбом с зарисовками будущего интерьера гостиной, свекровь пригласила ее в свои покои, и там они вдвоем беседовали за чаем. Впрочем, то была скорее не беседа, а допрос с пристрастием, замаскированный под светский разговор. Вдовствующая графиня расспрашивала Элизу (весьма тактично и вежливо) о том, где та училась и кто занимался ее воспитанием. Услышав об академии миссис Эптон, свекровь, судя по ее улыбке, была приятно удивлена. Оказалось, она наслышана об этом учебном заведении, все отзывы о котором были только самыми лестными. Розмари сама предложила Элизе вместе посетить магазин, чтобы взглянуть на тот самый лиловый с аметистовым отливом материал для портьер. И тогда же она впервые назвала Элизу по имени. А ведь как холодно ее здесь приняли изначально…

Из рассказов Джорджианы Элиза знала, как много времени светские дамы тратили на рассуждения о том, кто на ком должен жениться, словно решение в этом деликатном вопросе должны были принимать именно они, а не будущие супруги. В конечном итоге Элиза пришла к выводу, что графиня видела своего сына женатым на другой девушке – на Миллисент Харлоу или, возможно, на Кэтрин Тейн, встреченных ими на Оксфорд-стрит, когда Элиза со свекровью делала заказ на перетяжку мебели. И Миллисент, и Кэтрин были красавицами, причем обе выросли в семьях, с которыми Гастингсы были дружны. Изящные, со вкусом одетые, они прекрасно знали людей, о которых Элиза не имела ни малейшего представления. Общих тем у них с вдовствующей графиней было куда больше, и Элиза могла понять, почему мать Хью мечтала иметь невесткой одну из них, а не чужую для нее девушку из совсем иного мира.

Прогресс наблюдался и в отношениях с Генриеттой, хотя заметен он был лишь в отсутствие Эдит. Генриетта заходила к Элизе, чтобы поиграть с Вилли, и даже как-то составила ей компанию, когда она отправилась с псом на прогулку в Сент-Джеймсский парк. В парке Генриетта бросала ему палку и радостно смеялась, когда тот приносил ей добычу. И как-то раз даже захлопала в ладоши, наблюдая за Вилли, решившим поохотиться на голубей. Кроме того, они с Генриеттой подолгу болтали на разные темы. И еще Генриетта много рассказывала о Хью, за что Элиза была ей очень благодарна.

Но стоило Элизе заикнуться об Эдит или о том, что так или иначе было с ней связано, как Генриетта спешила сменить тему или притворялась глухой.

– Не могу понять, за что Эдит так меня не любит, – как-то раз сказала Элиза Джорджиане во время прогулки по парку – с некоторых пор такие прогулки стали регулярными.

– Мне не хочется говорить гадости о твоей золовке, – ответила Джорджиана и со вздохом добавила: – но снобизма у нее больше, чем ума. Боюсь, что тут не обошлось без влияния Ливингстона.

– Вот как?.. – нахмурившись, пробормотала Элиза, так и не получив внятного объяснения вопиющей грубости Бенвика при встрече на Бонд-стрит. – Они что, из очень древнего рода?

Джорджиана презрительно усмехнулась.

– Если бы! Род их никак не древнее Гастингсов, и к тому же, лорд Ливингстон всего лишь виконт, так что стоит в табели о рангах куда ниже твоего мужа.

– Тогда, наверное, их оскорбляет мое происхождение… – в задумчивости протянула Элиза.

Ее отец начал свой трудовой путь на строительстве канала, но, получив небольшое наследство от дяди, попробовал себя в роли биржевого маклера и значительно приумножил свой капитал. А мать была дочерью баронета, но поскольку других детей у баронета не было, со смертью родителей матери титул перешел какому-то к дальнему родственнику, которого Элиза ни разу в жизни не видела.

– Твоя родословная их точно не впечатляет, – сказала Джорджиана. – Я думаю, мистер Бенвик приехал в Лондон в поисках невесты из знатного рода. И чем выше титул ее родителей, тем лучше. Завоевать сердце Эдит Деверо не каждому по силам, и Ливингстон, наверное, был очень доволен тем, что его сыну это удалось.

Немного помолчав, Элиза спросила:

– А что говорят в обществе об этом мистере Бенвике?

– Говорят, что он очень хорош собой и изумительно танцует. – Пренебрежительно взмахнув рукой, Джорджиана добавила: – Но Стерлинг, конечно, даст ему фору. – Стерлинг был женихом Джорджианы. – Остроумным его не назовешь, но в целом Бенвик довольно приятный молодой человек, обходительный и любезный. К нему неплохо относятся в городе, и некоторые юные леди очень расстроились, когда он сделал предложение леди Эдит. А ты что о нем думаешь?

Элиза медлила с ответом. Джорджиана даже остановилась и пристально посмотрела на подругу.

– Элиза, только не говори мне, что ты не встречалась с ним. Говорят, через несколько месяцев он станет мужем твоей золовки!

– Правда? Так скоро? Я не знала, что они уже назначили дату… – Вспомнив, что говорил Хью о проблемах с контрактом, Элиза испугалась, что сказала лишнее.

– Когда Эдит ответила ему согласием, Бенвик всем раструбил, что они поженятся перед концом сезона, – сказала Джорджиана и с прищуром взглянула на подругу. – Но ты так и не ответила на мой вопрос.

Теперь у Элизы пропало желание рассказывать о той злосчастной встрече на Бонд-стрит. Да и о чем, собственно, рассказывать? Возможно, Бенвик просто был не в настроении. А может, только что поссорился с кем-то или… плохо себя чувствовал.

– Вообще-то я видела его всего один раз. Случайно. На Бонд-стрит.

Джорджиана вопросительно приподняла брови.

– И что же?

– Собственно, это все.

– Но он вел себя грубо? – с озадаченным видом не унималась Джорджиана. – Что-то пошло не так?

– Ах, неважно! – покраснев, отмахнулась Элиза.

– Дорогая, не темни, – строго сказала подруга. – Так что же произошло?

– Он повернулся к нам спиной и пошел прочь, не проронив ни слова, – ответила Элиза. – Генриетта была в шоке, но ничего не стала мне объяснять – ни тогда, ни позже. Мне кажется, что и она ничего не понимала.

– Какой грубиян! – возмутилась Джорджиана, и леди Сидлоу, нахмурившись, выглянула из окна катившей рядом кареты. – Как он посмел? Я этого так не оставлю! Клянусь, я узнаю, в чем дело.

– Не надо! – воскликнула Элиза, вцепившись в руку подруги. – Пожалуйста, ничего никому об этом не рассказывай.

– Я не стану упоминать твое имя, – пообещала Джорджиана, – но и сидеть сложа руки тоже не буду. – Покрепче подхватив Элизу под руку, она ускорила шаг. – Ты не понимаешь! Ведь если ничего не говорить и не делать, будет только хуже. Надо держать голову высоко, иначе тебя заклюют. Высшее общество беспощадно к слабым. Ты должна показать им всем, что не позволишь себя унижать!

Элиза остановилась, запыхавшись. Лицо ее раскраснелось от быстрой ходьбы.

– Теперь я понимаю, почему мой сезон закончился полным провалом, – сказала она. – Я чувствовала себя совершенно бессильной перед их интригами. Все эти шепотки за спиной, эти косые взгляды…

– Теперь ты графиня Гастингс! – перебила Элизу подруга. – Твой муж женился на тебе, потому что он тебя обожает, а не в поисках политической, финансовой или иной выгоды, как это часто бывает в высшем обществе. Десятки женщин в Лондоне мечтали бы оказаться на твоем месте.

– Но как мне следует поступить? – в растерянности пробормотала Элиза. Зависть не лучшая основа для дружбы, и она предпочла бы приобрести побольше друзей, а не обзаводиться целой армией завистников.

– Пока ты все делаешь правильно, – с улыбкой ответила Джорджиана. – Одевайся красиво – пусть Гастингс любуется тобой. И еще… будь милосердна к несчастным и снисходительна к обойденным вниманием девицам.

– Разве этим можно завоевать внимание общества? – удивилась Элиза. – Общество любит отчаянных и бесшабашных, тех, у кого острый ум, и в особенности тех, кто, не щадя никого, разит этим острым умом направо и налево. А у меня нет ни смелости, ни остроумия.

– Да, все так, – согласилась Джорджиана. – Но общество готово восхищаться элегантными женщинами с характером, которые умеют владеть собой. Взять, к примеру, герцогиню Эксетер!

Элиза пожала плечами. Если бы не Софи, она бы никогда в жизни не оказалась рядом с герцогиней. Во время своего недоброй памяти сезона она всегда оказывалась… где-то с краю. На герцогинь и графинь она могла вдоволь смотреть, но не общаться с ними. У нее до сих пор не укладывалось в голове, что теперь и она стала графиней.

– Я буду осторожна, – пообещала Джорджиана, правильно расценив сомнение во взгляде подруги. – Но я бы на твоем месте рассказала об этом случае мужу. Он бы за тебя вступился.

– Превосходная мысль, – вымучив улыбку, ответила Элиза.

Она вернулась домой в еще более расстроенных чувствах, чем до прогулки. Ей очень хотелось рассказать обо всем Хью, но, увы, она не знала, о чем именно рассказывать. Когда она впервые обратилась к мужу с этим делом, тот вместо прямого ответа на заданный вопрос рассказал ей о Бенвике, но этот рассказ так и не пролил свет на поведение Эдит, невзлюбившей ее еще до того, как Вилли набросился на сумочку…

Элиза знала, что Хью очень любил свою мать и сестер, и она не раз видела, как непринужденно все четверо общались между собой. И Хью частенько заставлял Эдит смеяться, тогда как для нее, Элизы, у Эдит не находилось ни одного доброго слова.

Когда же она сказала мужу, что любит его, он в ответ ничего не сказал о любви. Да, он говорил ей много приятных слов, но Элиза не могла припомнить, чтобы хоть раз Хью сказал о своих нежных чувствах. Он называл ее «моя дорогая» и говорил, что хочет ее, но хотеть и любить не одно и то же.

Элиза поднималась по лестнице, на ходу стягивая перчатки. Рабочие прибыли в дом еще до того, как она ушла на встречу с Джорджианой, и сейчас она решила заглянуть в гостиную и посмотреть, как продвигалась работа.

– Не делай этого! – громко крикнула графиня Розмари.

Элиза замерла на пороге, не сразу сообразив, что окрик относился не к ней. Осмотревшись, она заметила свекровь, стоявшую у дальней стены и отдававшую распоряжения слугам:

– Аккуратнее с тем зеркалом! Не уроните!

Элиза не спешила заходить и украдкой наблюдала за происходящим. А работа тем временем кипела. Портьеры уже успели снять, а содержимое шкафов аккуратно складывали в ящики. Элиза уже собралась уходить, когда вдруг услышала еще один знакомый голос.

– Но почему он не пришел, мама?

Элиза снова замерла. В этом вопросе было недоумение… и еще больше боли. И было не трудно догадаться, о ком шла речь.

– Я не знаю, моя дорогая, – ласково ответила Розмари дочери. – Возможно, семейные дела отнимают все его время.

– Возможно. – По тону Эдит было понятно, что она считала причину надуманной, но спорить не хотела. – Но он ведь мог сам мне об этом сказать. Его записка такая… скупая на слова. И тон! Словно он пишет какой-то едва знакомой, а не своей нареченной!