Кэролайн Линден - Невеста для графа

Графиня вздохнула и тихо сказала:

– Видишь ли, дорогая, мужчины – странные создания. Скачки в Ричмонде… Боксерский матч… Очень многое может настолько увлечь джентльмена, что он забывает обо всем на свете.

– Регги не такой! Уже неделя прошла! Мама, ты… ты ведь не думаешь, что это из-за?.. Ну, ты меня поняла.

– Да нет же! – со смехом отозвалась Розмари. – Просто он мужчина, вот и все. Как бы ни был мужчина влюблен, его все равно тянет к тому, чем они все так любят заниматься. Разве ты забыла, как месяц назад Бенвик уехал на неделю в Брайтон с друзьями? Он тебе об этом ни словом не обмолвился и даже записки не прислал, и тогда ты решила, что он больше тебя не любит. Но он вернулся, и оказалось, что по-прежнему в тебя влюблен.

– Да, это правда… – в задумчивости протянула Эдит.

Элиза же чувствовала себя ужасно. Ей хотелось предупредить свекровь, что на этот раз все может закончиться совсем не так, как тогда. И еще хотелось рассказать графине, какие требования выдвигал мужчина, так «преданно» любивший ее дочь. Элиза очень жалела Эдит, и не понимала, как мистер Бенвик, даже если он охладел к своей невесте, мог поступать так трусливо и подло. Будь он настоящим мужчиной, нашел бы возможность встретиться с Эдит и как можно деликатнее сообщить ей обо всем.

Но она обещала Хью молчать. Элиза зажмурилась и зажала уши ладонями. Теперь она была даже рада той встрече на Бонд-стрит, потому что могла с чистой совестью ненавидеть мистера Бенвика.

– Что ты торчишь тут, в коридоре? – прошептал Хью над самым ее ухом.

Элиза вздрогнула от неожиданности и возмутилась:

– Ты меня ужасно напугал!

– А я-то надеялся устроить тебе приятный сюрприз. – Хью подмигнул жене, и взявшись за ручку двери, спросил: – Рабочие уже все вынесли?

– Подожди, – прошептала Элиза, но было поздно… муж распахнул дверь.

Мать и дочь стояли обнявшись, но при появлении Хью отпрянули друг от друга. Эдит отвернулась и украдкой смахнула слезу, и сердце Элизы при виде этого болезненно сжалось.

– Как продвигается работа? – бодрым тоном спросил Хью, окинув взглядом ободранные стены.

– Прекрасно, милый, – ответила вдовствующая графиня.

– Работа довольно грязная… – заметил Хью. – Не знаю, как мы теперь будем принимать тут гостей.

Эдит с удивлением посмотрела на брата, а тот с улыбкой добавил:

– Вывод напрашивается сам собой. Теперь нам придется почаще бывать в гостях. У тебя есть платье для бала, Эдит?

– Да, – ответила она и даже улыбнулась.

– Я уже принял несколько приглашений, – словно невзначай заметил Хью. – Надеюсь, ты составишь мне компанию. Впрочем, если тебе больше нравится дышать пылью…

– Конечно, Хью, я поеду с тобой! – радостно воскликнула девушка и, подбежав к брату, обняла за шею. – А куда мы поедем?

Хью рассмеялся и чмокнул сестру в висок.

– Сначала к леди Горенсон, на музыкальное представление, а потом – к леди Монтгомери на бал!

– Чудесно! – Вдовствующая графиня смотрела на своих детей с обожанием.

– Скажи, дорогой, – Эдит крутила пальцами пуговицу на жилете брата, – от Регги ничего нет?

Элиза увидела, как переменился в лице Хью. Впрочем, посторонний едва ли заметил бы эти изменения.

– Пока что ничего, – как ни в чем не бывало ответил Хью. – Я велел своему нотариусу написать Ливингстону, а ты ведь знаешь, что эти крючкотворы ничего быстро не делают. – Граф посмотрел на жену, по-прежнему стоявшую у двери. – Пойдем, дорогая, расскажешь мне о своих планах на эту комнату, раз уж ремонт неотвратим.

Элиза шагнула в комнату, и Эдит, тотчас побледнев, уставилась в пол.

– Тут должны быть зеленые стены… – сказала Элиза, вновь почувствовав себя незваной гостьей на чужом празднике. – А также темно-лиловые портьеры…

– Изумительное сочетание! – поспешила поддержать невестку вдовствующая графиня. – Я мечтала привести в порядок эту комнату с того самого дня, как мы переехали в Лондон.

– Думаю, эта гостиная будет самой нарядной в городе, – со смешком вторил матери Хью. – Возможно, мы даже устроим тут званый вечер.

Эдит вскинула голову и с изумлением уставилась на брата. Мать же была более сдержанной в проявлении своих чувств, но Элиза могла бы поклясться, что и та очень удивилась.

– Как скажешь, Хью, – сказала Розмари. – Ты знаешь, что мы всегда готовы поддержать любые твои начинания. Эдит, нам надо поторопиться, если ты не хочешь опоздать на примерку.

– Да, мама, – сказала Эдит, и не поднимая головы, вышла из комнаты следом за матерью.

– Моя мать на седьмом небе! – бодро объявил Хью и закружил жену в вальсе. – Она и впрямь давно мечтала все здесь переделать.

– Тогда почему ты не позволял матери поменять обстановку? – спросила Элиза. – У нее ведь отличный вкус.

Хью небрежно взмахнул рукой.

– Ей и без того дел хватало. Перед первым сезоном Эдит надо было напомнить обществу о себе, нанести кое-кому визиты, обновить гардероб…

– Это же из-за денег, верно? – Элиза долго не хотела замечать очевидного, но больше подыгрывать мужу, притворяясь наивной дурочкой, не хотела.

Элиза имела все основания думать, что на преобразование гостиной она тратила деньги из собственного приданого, что ее не очень-то волновало. Гораздо больше тревожило то, что вдовствующая графиня скорее всего не знала о том, что иных средств у семьи попросту не было. Элиза с детских лет вела домашнее хозяйство, и, конечно она была не только в курсе всех расходов на дом, еду, слуг и прочее, но и точно знала, как расходы соотносились с доходами. Она всегда знала, что могла себе позволить, а что ей не по карману. Впрочем, если верить Джорджиане, многие дамы из высшего общества полагали, что считать деньги – низко и пошло, поэтому без зазрения совести влезали в долги.

Хью ее вопрос не только не разозлил, но и не расстроил. Разве что позабавил.

– Переживаешь, как бы не опустошить счета? – насмешливо поинтересовался он.

– Нет! – вспыхнула Элиза. – Просто мне интересно, почему ты не сказал матери, что на ковры нет денег, до того как мы поженились.

В тот же миг от веселья Хью не осталось и следа. Он прекратил вальсировать и отпустил Элизу, а затем прошел мимо нее к двери и плотно ее прикрыл.

– Я предпочел ей об этом не рассказывать, – сообщил он. – Тебя удовлетворит такой ответ?

Элиза молчала, и Хью, подбодрив ее улыбкой, добавил:

– Я полагал, что моя жена, если мне повезет, захочет сама приложить руку к оформлению своего нового дома. И оказался прав – ко всеобщему удовольствию.

Тихо вздохнув и заметно нервничая, Элиза протянула:

– Мне не нравится сознательно вводить людей в заблуждение.

– О чем ты? – изображая возмущение, воскликнул Хью. – Разве это обман? Я просто не все говорил, а умалчивать и лгать не одно и то же. Мой отец оберегал ее от всех тревог и забот, когда же его не стало, мать была сама не своя от горя. Дебют Эдит пришелся как раз кстати. Приятные – хотя и дорогостоящие – хлопоты помогли матери отвлечься и забыть о своем горе. Если бы она взялась еще и за обустройство гостиной, мне пришлось бы требовать с нее отчет о каждом шиллинге, потраченном на обивку. Ты считаешь, что мне следовало так поступить?

– Нет, но… – Элиза на мгновение зажмурилась и, собравшись с духом, выпалила: – Я также думаю, что тебе следовало бы рассказать Эдит о мистере Бенвике.

– Что?.. – с каменным лицом протянул Хью.

– Я случайно подслушала, о чем говорили Эдит и леди Розмари. Конечно, не весь разговор, только его малую часть. Эдит обеспокоена тем, что жених последнее время не навещает ее. Мистер Бенвик сообщил тебе, что готов вести дальнейшие переговоры по брачному контракту?

Хью не ответил, но Элиза все поняла по выражению его лица и, немного помолчав, продолжила:

– Тогда скажи ей об этом сам, иначе будет хуже. Эдит может выставить себя на посмешище. Она все еще любит этого Бенвика и понятия не имеет о том, что он собрался ее бросить. Ты должен ей все сказать, Хью.

Граф со вздохом провел ладонью по волосам, а его жена вновь заговорила:

– Если ты ей не скажешь, Эдит решит, что ее предали вы оба – не только мистер Бенвик, который ее разлюбил, но и ты, который знал об этом, но не предупредил.

Хью выругался сквозь зубы и, резко развернувшись, подошел к окну и уставился куда-то вдаль.

– Почему ты так переживаешь из-за этого? – всплеснув руками, воскликнула Элиза. – Думаешь, я ошибаюсь? Ты ведь знаешь свою сестру лучше, чем я.

Хью повернулся к Элизе лицом и молча пожал плечами. А она подошла к нему и тихо проговорила:

– Эдит переживет потерю мистера Бенвика, но ты – любимый брат. Ты ведь не хочешь, чтобы сестра разочаровалась в тебе, потому что в такое непростое для нее время ты ей солгал.

Хью тяжело вздохнул и пробормотал:

– Нет, не хочу.

– Тогда ты ей скажешь? Хотя бы намекнешь? – Элиза коснулась плеча мужа. – Я знаю, что тебе будет трудно, но сделай это.

Болезненно поморщившись, граф отстранил руку жены. Элиза замерла в немом ужасе, но Хью поспешил исправить положение, заключив ее в объятия и поцеловав в макушку.

– Ты даже не представляешь, как мне будет трудно, – сказал он. – Но, конечно, я это сделаю. Должен сделать. Я, знаешь ли, уже давно собираюсь, но никак не могу набраться смелости…

Элиза крепко обняла мужа и с нежностью проговорила:

– Поверь, любой предпочтет горькую правду самой сладкой лжи. Рано или поздно Эдит поблагодарит, что ты ее не обманул.

Хью долго молчал, затем произнес:

– А если не поблагодарит, то я лишь получу по заслугам.

– Нет! – убежденно воскликнула Элиза. – Она тебя непременно простит!

– Простит? А ты бы простила? – Взгляд Хью был тяжелым и мрачным.

– Да, конечно! – воскликнула Элиза. – Я прощу тебе все, лишь бы ты был честен со мной.

Хью с грустью улыбнулся и прошептал:

– Надеюсь, ты окажешься права, – прошептал он.

Хью жил словно в аду.

Его нотариус до сих пор не получил никаких писем от нотариусов Ливингстона. Граф не питал особых надежд, но все же… Умом понимал, что, оттягивая разговор с Эдит, он лишь продлевает агонию, но ничего не мог с собой поделать. А тут еще Элиза подсыпала соль на его раны, призывая к честности…

Эдвард Кросс – вот кто виновник всех его бед! Теперь Хью жалел, что Кросс не поделился с дочерью своими планами. Если бы отец рассказал Элизе, как заполучил графа в зятья, то он не чувствовал бы себя лживым негодяем и не терзался бы муками совести.

Эдит он застал в библиотеке, и она была там не одна, а с Генриеттой. Сестры украшали шляпки, болтали и смеялись, хвастаясь друг перед другом своими творениями. Они не сразу заметили его в дверях, и какое-то время Хью просто стоял и любовался сестрами – темноволосой проказницей Генриеттой и белокурой красавицей Эдит. И обе они выглядели сейчас необыкновенно счастливыми. Приятно было сознавать, что их радостному восприятию жизни не помешала ни смерть отца, ни переезд в Лондон, ни его, их брата, скоропалительный брак. И как больно делалось при мысли, что вот сейчас он сам все испортит…

Генриетта первая заметила брата и воскликнула:

– Хью, что ты тут делаешь? Шпионишь за нами?

– Хью в своем репертуаре! – рассмеялась Эдит. – Он, верно, надеется слиться с обоями, потому и надел этот жуткий жилет!

Хью похлопал себя по животу.

– Я просто подумал, что зеленый цвет нынче в моде.

– Плохо думал! – со смехом воскликнула Эдит и показала брату язык.

Он тоже рассмеялся и проговорил:

– Вот я смотрю на вас, Генриетта, и думаю: чем же вы таким занимаетесь, что так не хотите, чтобы за вами шпионили?

– Мы делаем новые шляпки. Смотри, какая нарядная! – Генриетта с гордостью продемонстрировала брату свое творение.

– Как еж в яблоках, – с готовностью согласился Хью.

– Какой ты противный! – надув губы, воскликнула Генриетта.

– Какой есть, – со вздохом ответил Хью. – Сестра, можно мы с Эдит чуть-чуть посекретничаем?

– Не смею вам мешать! – собирая свое рукоделие, с улыбкой сказала девушка. – Слава богу, неприятности не у меня.

Эдит насторожило замечание Генриетты. После ухода сестры она в тревоге посмотрела на Хью, который пошел закрывать за Генриеттой дверь. Когда же брат уселся напротив, Эдит робко спросила:

– Я ведь ничего плохого сейчас не услышу, да?

– А должна? – вопросом на вопрос ответил Хью.

Эдит вспыхнула.

– Поверь, я не стану грубить Элизе, как бы мне этого ни хотелось. Я очень стараюсь оставаться в рамках приличий.

Хью криво усмехнулся.

– Но удается тебе это далеко не всегда. Я правильно понимаю?

– Мне не нравится ее собака, – сквозь зубы процедила Эдит.

– И все?

Эдит нервно дергала ленту на лежавшей у нее на коленях шляпке.

– Регги говорит, что ее отец – негодяй.