Кэролайн Линден - Невеста для графа

Хью ответил сдержанным поклоном. Чего же хотел от него этот Эдвард Кросс? Ничего хорошего от предстоящего разговора Хью не ждал. Кросс же едва заметно улыбнулся – словно прочел мысли собеседника и повторил, кивнув на свободный стол в углу:

– Давайте выпьем.

«Не ударь в грязь лицом», – в очередной раз приказал себе Хью и, кивнув, последовал за Кроссом. Клуб «Вега» мало напоминал обычный игорный клуб. Хозяин выделил отдельное помещение для того, чтобы завсегдатаи могли отвлечься от игры: перекусить, выпить или просто поговорить, сидя в уютных креслах. Сейчас, в половине четвертого утра, этот полутемный зал был почти пуст.

Усевшись в кресло напротив Хью, Кросс щелчком подозвал официанта и велел принести бутылку хорошего французского вина и два бокала. Хью же вытянул перед собой ноги и сложил руки на животе, приготовившись к разговору. Но о чем именно?.. А может, он должен денег этому господину? Впрочем… нет-нет – Хью всех кредиторов отца знал по именам, и Кросса среди них не было. Но, возможно, Кросс узнал о трудном положении графа Гастингса и решил выведать, какую выгоду может из этого извлечь. Хью уже получил два предложения касательно поместья Розмари, но вынужден был, к немалому своему огорчению, оба раза ответить отказом, хотя предложенные суммы были весьма щедрыми.

– Я видел, как вы играли сегодня, – сказал Кросс, когда официант, разлив вино по бокалам, удалился.

Хью покрутил бокал в пальцах и сделал глоток. Качество напитка было и впрямь весьма высоким. Окажись сейчас на месте Хью его отец – наверняка бы не упустил шанс и приобрел несколько дюжин бутылок.

– Зачем наблюдать за чужой игрой, когда «Вега» предлагает куда более интересные развлечения?

– Вы так думаете? – спросил Кросс с едва заметной ухмылкой. – Я бы никогда не сел играть с Гринвилом или Алдертоном, но позлорадствовать в случае их проигрыша всегда рад. Хью чертыхнулся про себя. Зачем он здесь? Неужели ради того, чтобы слушать глумливые суждения о людях, в общем-то ему безразличных?

– Сожалею, что не предоставил вам возможности позлорадствовать, – пробурчал молодой граф.

Кросс издал звук, больше походивший на лай, чем на смех и произнес:

– Вы хорошо играете.

«Недостаточно хорошо, если судить по этой ночи», – подумал Хью и, сардонически усмехнувшись, сказал:

– Вы, кажется, говорили, что наблюдали за игрой?..

– Так и есть, – нисколько не смутившись, ответил Кросс. – А что касается проигрыша Гринвилу, так вы не первый и не последний. Хотя… Знаете, а вы не теряли голову и играли хорошо.

– Но проиграл в конечном итоге, – глядя на свой бокал, заметил Хью. – А для меня хорошо играть – значит, не проигрывать.

– Как скажете, – пробормотал Кросс и подлил себе и собеседнику, хотя тот едва пригубил из бокала. – Достойно принимать поражение умеют не все.

– Неужели? – Снова усмехнулся Хью.

Странно, но у него возникло ощущение, что Кросс не лукавил. Неужели этого господина и впрямь впечатлило его умение делать хорошую мину при плохой игре? Сам же Эдвард Кросс не походил на человека, которому часто доводилось проигрывать, скорее наоборот. Хотя в его темных волосах и серебрилась седина, он был мужчиной довольно крепким и подтянутым. Лицо его покрывал здоровый румянец – верный признак того, что этот человек много времени проводил на свежем воздухе. В том, что перед ним не джентльмен, у Хью не было ни малейших сомнений, но этот мужчина носил отлично скроенный дорогой костюм с элегантностью, которой мог бы позавидовать иной джентльмен. Мистер Кросс был со своим богатством на «ты», что выгодно отличало его от многих выскочек-нуворишей.

– Да, держать удар дано не всем, – сказал Кросс.

– Джентльмен принимает и поражение, и победу одинаково сдержанно, ибо честь и достоинство всегда остаются для него в приоритете.

Повторив излюбленную фразу отца, Хью вновь почувствовал во рту неприятный металлический привкус.

– Редко кто так себя ведет, и это касается как джентльменов, так и всех прочих смертных, – заметил Кросс. – И выходит, что достоинство – величайшая редкость.

Хью молча пожал плечами. Похоже, Кроссу, купавшемуся в деньгах, просто не понять, что чувствует человек в тот момент, когда двенадцать тысяч фунтов утекают у него из рук как вода сквозь пальцы. Хью мог бы сравнить свои ощущения с теми, что, наверное, испытывает приговоренный к повешению, чья надежда на помилование гаснет с каждым часом.

Да, пожалуй, это сравнение самое точное: ведь неизбежно наступит день – и этот день близок, – когда умение делать хорошую мину при плохой игре больше его не спасет. Возможно, стоило забыть о картах хотя бы на время и вплотную заняться поисками богатой невесты. Да, наверное, придется… но Хью надеялся, что сможет отсрочить неизбежное хотя бы до той поры, пока не устроится будущее Эдит. Генриетта могла подождать еще год, но у Эдит уже был ухажер – старший сын виконта Ливингстона. Он присылал ей цветы и дважды в неделю приходил с визитами, и всякий раз, увидев его, Эдит трогательно краснела и мечтательно улыбалась. Хью с ужасом думал, что этот юноша вот-вот явится просить руки Эдит. И тогда пришлось бы придать огласке тот печальный факт, что отец оставил их без гроша… А ведь тот частенько заявлял, что выдаст своих дочерей за герцогов королевства, из чего следовало, что у них обеих будет завидное приданое. Хью не хотел сообщать им о том, что отец не потрудился отложить для них ни фунта, но при том тратил огромные суммы на постройку нового крыла в Розмари, не стесняясь влезать при этом в долги.

– Должен сказать, что выигрывать гораздо приятнее, чем проигрывать, – пробормотал наконец Хью, а потом добавил с усмешкой: – И тогда лучше помнишь о чести и достоинстве.

– Все так, – охотно согласился Кросс. – Но ведь вся наша жизнь – сплошной риск. Неудача может случиться с каждым и в любой момент. От этого никто не застрахован, верно?

Хью в задумчивости рассматривал вино в своем бокале. На что намекает этот человек?

– Вы принадлежите к редкой породе людей, – продолжил Кросс, и граф с удивлением взглянул на него.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, тотчас насторожившись.

Кросс усмехнулся.

– Мне нравятся люди, умеющие держать себя в руках.

Хью промолчал: ему вдруг показалось, что Кросс его раскусил. Сердце его на мгновение замерло – и пустилось в галоп. А он так старался скрыть ото всех истинное положение вещей… Хотя… Нет-нет! Лишь нанятые им поверенные знали всю правду, но и общаясь с ними, Хью демонстрировал аристократическое пренебрежение к столь низменным вещам, как долги. Да и не он один был должен столько, что за всю жизнь не расплатиться, не так ли? В общем, Хью прекрасно понимал: стоит дать слабину и показать свой страх – и кредиторы набросятся на него словно почуявшие свежую кровь волки.

Так что Кросс скорее всего ничего не знал. Сердце Хью вернулось в прежний ритм, но совсем без последствий не обошлось: он был сыт поражениями по горло и потому, осушив одним махом бокал, проговорил:

– Благодарю, мистер Кросс, за вино, а теперь мне пора домой.

– Приятно было пообщаться с вами, милорд, – с поклоном ответил Кросс, вставая из-за стола. – Может, мы еще и встретимся.

Хью пожал плечами и, мысленно дав себе зарок никогда не садиться за один стол с Кроссом, ответил:

– Да, возможно. Спокойной ночи.

Если бы кто-то предупредил Элизу о том, что в ее жизни вот-вот произойдет нечто важное и значимое, она бы надела платье понаряднее. Поэтому платье на ней было старенькое и простенькое, а на голове – самый обычный платок. Вилли вывалялся, по своему обыкновению, в чем-то вонючем и липком, и его срочно надо было искупать. Едва заметив, что хозяйка вытаскивает большую медную посудину, Вилли спрятался под комод в буфетной, и его пришлось оттуда вытаскивать за задние лапы. Достав собаку, Элиза понесла его, дрожащего, купаться, а лакей уже успел наполнить ванну теплой водой.

– Если бы ты держался подальше от кухонных помоев, то и мыться бы не пришлось. – Элиза отчитывала пса, пытаясь отмыть свалявшуюся шерсть у него под пастью.

Вилли же прижимал уши к голове и пытался увернуться из-под струи чистой воды, которой поливала его горничная.

– Луиза, открой дверь, – приказала Элиза, нахмурившись. Мокрая шерсть выскальзывала из пальцев, и Вилли, увидев свой шанс, стал выворачиваться с утроенной силой. – Я выпущу его в сад, пусть сохнет там.

Горничная распахнула дверь, и Элиза, вытащив пса из воды, крепко прижала его к груди. Вилли был не очень тяжелый, но увертливым, как выдра. В попытке высвободиться из объятий хозяйки он оцарапал ей шею под подбородком. Вскрикнув от боли, Элиза ослабила хватку, и пес, спрыгнув на пол, сбивая жестяные ведра на своем пути, бросился в укрытие под раковиной в смежной с кухней каморке – там хранилось все необходимое для уборки дома. Луиза с визгом побежала за псом, а дверь в сад между тем захлопнулась. Вилли же, стремительно изменив направление, помчался к выходу, но, встретив на своем пути препятствие в виде стеклянной двери, стукнулся в нее головой. Поскользнувшись на мокром полу, он откатился назад, затем, собравшись с силами, вновь кинулся на дверь – бедный пес ошалел от страха и, возможно, от боли. Элиза бросилась к двери, чтобы выпустить Вилли, но как раз в этот момент, распахнув настежь дверь, из кухни в буфетную зашла кухарка и воскликнула:

– Что за шум? Луиза, что происходит?

– Нет! – закричала Элиза, беспомощно глядя на Вилли: пес, проскользнув между ног у кухарки, рванул в кухню.

Кухарка громко завизжала и прижалась к стене, пропуская Элизу, бежавшую за Вилли.

– Закройте дверь! – крикнула Элиза растерявшемуся лакею.

Тот, похоже, забыл, что у него в руках тарелки, и посуда со звоном рассыпалась по полу, а Вилли тем временем уже выскочил в коридор.

Стащив с головы платок и подобрав юбки, Элиза помчалась за псом и на бегу крикнула:

– Прихвати полотенце, Луиза!

«Папа ужасно разозлится, если увидит все это, – подумала девушка. – Хорошо, если он еще не пришел».

В следующее мгновение, влетев в просторный вестибюль, Элиза увидела гостя, вероятно, пришедшего к отцу по делам. Причем в данный момент этот господин передавал дворецкому свою шляпу и перчатки. Судя по всему, он был в их доме впервые – по крайней мере, Элиза его раньше не видела. Незнакомец же с изумлением смотрел на пса – тот с радостным лаем несся прямо на него.

Вилли, относившийся к людям весьма доброжелательно и обожавший обзаводиться знакомыми, с приветственным лаем бросался к «новому другу», норовя лизнуть его руку. Случалось, что он прихватывал зубами карманные часы или носовой платок очередной жертвы своего дружелюбия, оставляя дырки на одежде.

– Вилли! – с отчаянным воплем бросилась к собаке Элиза, – Вилли, сидеть!

Но пес, виляя хвостом, отпрыгнул в сторону и энергично отряхнулся. Брызги полетели во все стороны.

– Сидеть, Вилли! – с угрозой в голосе повторила Элиза, переходя в наступление.

Краем глаза девушка заметила приближавшуюся горничную с полотенцем. Если повезет, пришедший с визитом джентльмен и ее примет за горничную.

А Вилли между тем послушно сел и, склонив голову набок, взглянул на хозяйку. Элиза же медленно к нему подступала, мысленно заклиная пса не срываться с места. На визитера она не смела поднять глаза.

– Если позволите, я помогу вам, мисс Кросс, – сказал дворецкий как раз в тот момент, когда Вилли уже находился на расстоянии ее вытянутой руки.

И тот же миг пес отскочил в сторону, коротко пролаял и бросился к незнакомцу.

Элиза кинулась за собакой, и ей удалось преградить Вилли путь. Но тот вдруг прыгнул прямо на нее, сбил с ног и запрыгнул на колени. Элиза схватила Вилли за загривок, и пес жалобно заскулил, но тут же, признав свое поражение, принялся энергично вылизывать лицо хозяйки.

– Вы не ушиблись? – спросил визитер.

Кое-как уворачиваясь от шершавого собачьего языка, Элиза заставила себя взглянуть на незнакомца, а тот смотрел на нее с некоторым беспокойством. Тут она вдруг увидела все происходившее глазами постороннего и, залившись краской, ответила:

– Нет, нисколько.

Незнакомец чуть приподнял бровь, как бы давая понять, что сомневается в искренности ее слов. Протянув девушке руку и помогая подняться, он сказал:

– Я рад, что все обошлось.

Элиза же замерла на мгновение. Она уже выпустила руку незнакомца, но все же успела почувствовать приятную твердость его теплой ладони. При мысли о том, что ему пришлось держать ее за руку – мокрую, мыльную и провонявшую влажной собачьей шерстью и дегтярным мылом, – Элизе захотелось провалиться сквозь землю.

– Спасибо… – пробормотала она и пригладила волосы, отчего мыльная пена перекочевала с ее рук на прическу, находившуюся в самом прискорбном состоянии.

Гость молчал, и Элиза, еще больше смутившись, пробормотала: