— И не ваша, — отозвалась она, подавив порыв повернуть голову и уткнуться лицом в его ладонь:

— Да, — промолвил он. — Не моя.

И тут он подался к ней, а она подалась к нему, потому что не могла не податься, и под мягкое покачивание кареты их губы соприкоснулись.

Кожа Амелии покрылась мурашками. Она вздохнула, готовая растаять от поцелуя, если бы не особенно зловредная выбоина на дороге, отбросившая их обоих на сиденье, на места, которые они занимали.

Амелия издала недовольный звук. В следующий раз, когда карету тряхнет, она постарается приземлиться на его место. Это было бы так чудесно, что она не почувствовала бы вины, даже оказавшись в скандальной позе.

Не считая того, что Томас выглядел ужасно. Он был даже не зеленым, а красно-коричневым.

— С вами все в порядке? — спросила она, осторожно перебравшись на противоположное сиденье, чтобы сидеть лицом к нему.

— Я поцеловал бы вас снова, — произнес он шутливым и в то же время нетвердым тоном, — не будь я уверен, что вы не оцените поцелуя.

Пока она пыталась придумать ответ, он добавил:

— Следующий поцелуй… — Он запнулся и охнул, когда карету в очередной раз тряхнуло. — Следующий поцелуй вы оцените. Клянусь.

Амелия нисколько в этом не сомневалась, поскольку одно только обещание заставило ее затрепетать.

Обхватив себя руками, она выглянула в окно. Карета замедлила ход и свернула в небольшой двор перед гостиницей. «Счастливый заяц» был построен во времена Тюдоров, но его черно-белые стены содержались в идеальном порядке и выглядели приветливо с окнами украшенными ящиками с цветами всех оттенков красного и желтого. На вывеске был изображен зубастый кролик, стоящий на задних лапах и облаченный в елизаветинский дублет и брыжи.

Амелия нашла его очаровательным и собиралась сказать об этом, но Томас уже потянулся к двери.

— Вы не хотите подождать, пока мы остановимся? — поинтересовалась она.

Он не сказал ни слова, держась за ручку, пока карета не остановилась.

— Я быстро, — сказал он, даже не взглянув на нее.

— Я пойду с вами, — отолгалась она.

Он замер, затем медленно повернулся к ней.

— Разве вам не удобнее остаться в карете?

Если он надеялся охладить ее любопытство, то добился обратного эффекта.

— Я хотела бы размять ноги, — сказала Амелия, изобразив невинную улыбку. Она прибегала к ней по меньшей мере сотню раз, общаясь с ним, но ни разу после того как они лучше узнали друг друга, и не была уверена, что она сработает.

Он устремил на нее долгий взгляд, явно озадаченный ее безмятежным видом.

Амелия пару раз моргнула — ничего слишком жеманного и нарочитого, просто пара взмахов ресниц, словно она вежливо ожидает ответ.

— Ладно, — сказал он с нотками смирения, которых она никогда не слышала в его голосе. Он всегда получал что хочет. С какой стати ему смиряться?

Он вылез из кареты менее резво, чем обычно, и протянул руку, чтобы помочь ей. Амелия спустилась на землю и помедлила, расправляя юбки.

Она никогда не была в «Счастливом зайце», хотя много раз проезжала мимо. Гостиница располагалась у главной дороги, а она провела всю жизнь, не считая двух светских сезонов в Лондоне, в этой части Линкольншира. Но она никогда не заходила внутрь. Это был постоялый двор, предназначенный в основном для путешественников, проезжавших мимо. К тому же ее мать никогда бы не ступила ногой в подобное заведение. Собственно, имелось только три гостиницы на пути в Лондон, где она соизволяла останавливаться, что делало поездки несколько затруднительными.

— Вы часто приходите сюда? — спросила Амелия, взяв его под руку. Было на удивление волнующе опираться на руку своего нареченного не потому, что это обязанность, которую они оба должны исполнять. Скорее казалось, что они молодая пара, выбравшаяся на прогулку, чтобы побыть вдвоем.

— Хозяин гостиницы — мой друг, — ответил он.

Она повернулась к нему.

— Правда? — До этого дня он был для нее герцогам, поднятым на пьедестал, слишком высокий, чтобы общаться с простыми смертными.

— Неужели так трудно представить, что я могу иметь друга не из высших кругов? — поинтересовался он.

— Нет, конечно, — ответила Амелия. Не могла же она сказать ему, что ей трудно представить, что у него вообще есть друзья независимо от сословия. Не потому, конечно, что он был недостаточно обаятелен. Совсем наоборот. Он был настолько великолепен во всех отношениях, что казалось немыслимым подойти к нему и сказать что-нибудь легкомысленное или обыденное. А разве не это определяет дружеские отношения? Которые слагаются из таких заурядных событий, как прятаться под одним зонтиком под дождем или сидеть рядышком на скверном спектакле?

Она видела, как относятся к нему окружающие. Либо заискивают и распускают перья, вымаливая милости, либо робеют, не решаясь вступить в разговор.

Амелия никогда не задумывалась об этом, но, должно быть, это довольно одинокое существование для человека.

Они вошли в гостиницу, и хотя Амелия старалась не вертеть головой, ее глаза рыскали по сторонам, пытаясь охватить все взглядом. Она не совсем понимала, что ее мать находила столь отталкивающим. Все выглядело достаточно прилично. В воздухе божественно пахло свежеиспеченным мясным пирогом, корицей и чем-то еще, сладким и острым.

Они направились в общий зал, где их радостно приветствовал хозяин:

— Уиндем! Два визита за два дня! Чему я обязан такой чести?

— Угомонись, Глэддиш, — буркнул Томас, проследовав с Амелией к бару. Чувствуя себя ужасно бесшабашной, она забралась на высокий табурет.

— Ты пьянствовал, — заметил хозяин гостиницы, хмыкнув. — Но не здесь и не со мной. Я сокрушен.

— Мне нужна твоя микстура, — сказал Томас.

— А мне нужно, чтобы ты меня представил, — парировал хозяин.

Амелия улыбнулась. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил с Уиндемом в таком тоне. Пожалуй, Грейс… порой. Но она никогда не была такой дерзкой.

— Гарри Глэддиш, — раздраженно сказал Томас, недовольный тем, что должен плясать под чужую дудку. — Позвольте представить вам леди Амелию Уиллоуби, дочь графа Кроуленда.

— И твою невесту, — добавил Гарри.

— Рада познакомиться, — сказала Амелия, протянув руку.

Он поцеловал ее, вызвав у нее улыбку.

— Мне не терпелось познакомиться с вами, леди Амелия.

Ее лицо осветилось.

— Правда?

— С тех пор как… Черт, Уиндем, как давно мы знаем, что ты помолвлен?

Томас со скучающим видом скрестил на груди руки.

— Я знаю об этом с семи лет.

Мистер Глэддиш повернулся к ней с дьявольской ухмылкой.

— Тогда и я знаю об этом с семи лет. Видите ли, мы ровесники.

— Сколько же времени вы знаете друг друга? — поинтересовалась Амелия.

— Всегда, — заявил мистер Глэддиш.

— С трех лет, — уточнил Томас и потер виски. — Приготовь мне микстуру, если тебя не затруднит.

— Мой отец был помощником старшего конюха в Белгрейве, — сообщил мистер Глэддиш, пропустив мимо ушей его просьбу. — Он учил нас ездить верхом. Я был лучше.

— Чепуха.

Мистер Глэддиш подался вперед.

— Во всем.

— Скажи еще, что ты женат, — поддел его Томас.

— Вы женаты? — удивилась Амелия. — Как чудесно!

— Надо будет пригласить вас с женой в Белгрейв, когда мы поженимся. — Она никогда не говорила об их будущей жизни с такой определенностью. Ей самой не верилось, что у нее хватило смелости сказать это.

— Мы были бы в восторге, — отозвался мистер Глэддиш, бросив на Томаса выразительный взгляд, и Амелия заподозрила, что Уиндем никогда не приглашал его к себе.

— Приготовь микстуру, Гарри, — почти прорычал Томас. — Сейчас же.

— Он пьян, знаете ли, — сообщил ей мистер Глэддиш.

— Теперь уже нет, — возразила она. — Но был, и весьма. — Она повернулась к Томасу и улыбнулась. — Мне нравится ваш друг.

— Гарри, — сказал Томас, — если ты не поставишь микстуру на эту стойку в течение следующих тридцати секунд, Бог свидетель, я сровняю это заведение с землей.

— Типичное злоупотребление властью, — покачал головой мистер Глэддиш, принявшись за дело. — Мне остается только молиться, что вы окажете на него благотворное влияние.

— Я могу сделать только то, что в моих силах, — сказала Амелия своим самым чопорным и ханжеским тоном.

— По правде говоря, — отозвался мистер Глэддиш, положив руку на сердце, — это относится к каждому из нас.

— Вы говорите, как викарий, — заметила Амелия с улыбкой.

— Неужели? Буду считать это комплиментом, Я долго тренировался, отрабатывая тон викария. Это бесит Уиндема, а значит, стоит того, чтобы стараться.

Томас потянул руку через стойку и схватил приятеля за воротник с силой, неожиданной для его плачевного состояния.

— Гарри…

— Томас, Томас, — укоризненно произнес мистер Глэддиш, и Амелия чуть не рассмеялась при виде ее нареченного, призываемого к порядку хозяином гостиницы. Это было чудесно. — Только пьяных выходок мне не хватало, — продолжил он. На, выпей ради спокойствия всех остальных. — Он поставил на стойку стаканчик, наполненный чем-то желтоватым. Амелия подалась вперед, изучая содержимое. Оно было вязким, с темно-коричневыми прожилками и красными вкраплениями и чудовищно воняло.

— Святые небеса, — сказала она, подняв глаза на Томаса. — Вы ведь не собираетесь это пить?

Он схватил стакан, поднес его к губам и проглотил залпом. Амелия поморщилась, не сдержав стона. Ее затошнило только от одного взгляда на то, как он это проделал.

Томас содрогнулся, его челюсть напряглась и задрожала, словно он пытался подавить что-то крайне неприятное. А затем он испустил длинный, прерывистый вздох.

Амелия отпрянула от убийственного запаха, усомнившись насчет обещанного поцелуя. Пожалуй, лучше отложить его на другой день.

— Ну как на вкус? Как в прежние времена? — поинтересовался мистер Глэддиш.

Томас твердо встретил его взгляд.

— Лучше.

Тут мистер Глэддиш рассмеялся, и Томас присоединился к нему. Амелия в недоумении наблюдала за ними, не в первый раз пожалев, что у нее нет братьев. Определенно ей не хватает опыта общения с особями мужского пола, чтобы понять этих двух.

— Сейчас тебе полегчает, — сказал мистер Глэддиш.

Томас кивнул.

— Вот почему я здесь.

— Вы уже пили это раньше? — удивилась Амелия, невольно сморщив нос.

Томас открыл рот, но мистер Глэддиш опередил его:

— Он оторвет мне голову, если я расскажу вам, сколько таких стаканчиков он опрокинул.

— Гарри… — произнес Томас предостерегающим тоном.

— Мы были молодыми и глупыми, — сказал Гарри, подняв обе руки, словно это что-то объясняло. — Честно говоря, потом мне не приходилось делать эту микстуру годами.

Амелия была рада это слышать. Как ни забавно было видеть Томаса не в лучшем состоянии; ей совсем не улыбался брак с пьяницей. И все же ей было любопытно, что заставило его напиться.

— Не считая стаканчика, который я подал твоему приятелю позавчера, — небрежно сообщил Гарри.

— Моему приятелю, — повторил Томас.

Амелия не обратила бы особого внимания на эти слова, если бы не его странный тон, скучающий и вместе с тем… опасный. Она бросила на него острый взгляд.

— Ну да, — сказал Гарри. — Ты был с ним здесь только вчера, если помнишь.

— У вас гости? — поинтересовалась Амелия. — Кто это?

— Никто, — обронил Томас, даже не взглянув на нее. — Лондонский знакомый. Мы когда-то фехтовали вместе.

— Он отлично управляется со шпагой, — вставил Гарри. — Выигрывал у меня все поединки, как ни больно мне это признавать.

— Вы присутствовали на его уроках по фехтованию? — удивилась Амелия. — Какая прелесть.

— Я присутствовал на всех его уроках, — улыбнулся Гарри. Это была настоящая улыбка, без подначки или иронии.

— Щедрый жест моего отца, — подтвердил Томас. — Впрочем, не слишком. Обучение Гарри прекратилось, когда я уехал в Итон.

— Но Уиндему не удалось избавиться от меня так легко, — сказал Гарри и, подавшись к Амелии, доверительно сообщил: — У каждого в жизни есть кто-то, кто знает все его секреты.

Ее глаза расширились.

— И вы знаете?

— Все его секреты? Конечно.

Амелия взглянула на Томаса. Он не стал спорить. Она перевела заинтригованный взгляд на Гарри.

— Значит, это правда?

— Вы не поверили мне на слово?

— Я всего лишь хотела удостовериться, отозвалась она с притворной застенчивостью.

— Ладно, выходите замуж за этого парня, а мне всего лишь приходится бывать в его обществе раз в неделю. — Гарри повернулся к Томасу и взял со стойки пустой стакан из-под микстуры. — Ну как? Добавки не понадобится?