Вряд ли. Учитывая, как его приветствовала их бабушка.

Томас потер виски. Все пойдет прахом. Не сразу, конечно. Для этого он слишком хорошо управлял поместьями. Но со временем Одли разнесет все на части, даже если это не входит в его намерения.

— Что ж, это будет не моя проблема, — сказал он вслух. Он уже не будет герцогом. Дьявол, он, наверное, даже не останется в Линкольншире. Интересно, есть ли на этот счет какие-нибудь распоряжения в завещании его деда? Какой-нибудь маленький домик под Лидсом, который тог купил, чтобы отослать туда своего младшего сына. Ему не хотелось оставаться поблизости, когда Одли примет на себя его роль. Он переберется в другое поместье и прекратит общение со всеми ими.

Томас сделал глоток бренди, отметив, что почти прикончил бутылку. Это принесло ему некоторое удовлетворение. Этот бреди нелегко достался ему, и он не испытывал особого желания оставлять его Одли. Но это послужило ему напоминанием о некоторых телесных потребностях. Он отодвинул кресло и встал. В углу имелся ночной горшок, но он недавно оборудовал Белгрейв последними достижениями туалетных технологий. Будь он проклят, если откажется от удобств, прежде чем его вышлют на север, в Лидс.

Томас вышел из кабинета и двинулся по коридору. Время было позднее, и дом затих. Он не спеша сделал свои дела, любуясь современными изобретениями, затем направился назад, в кабинет, где и намеревался провести ночь — точнее, ее остаток, — прикончив бренди.

Но по пути он услышал шум, свидетельствующий, что еще не все легли спать. Он остановился и заглянул в розовую гостиную. На столе стоял зажженный канделябр, освещая комнату мерцающим сиянием. Возле секретера, стоявшего в дальнем углу, суетилась Грейс, открывая и закрывая ящики с расстроенным выражением лица.

Он должен извиниться перед ней, решил Томас. Его поведение сегодня днем было непростительным. Они слишком долго дружили, чтобы позволить их дружбе закончиться вот так.

Грейс вздрогнула, когда он окликнул ее по имени.

— Томас, — сказала она, — я не знала, что вы еще не спите.

— Еще не так уж поздно, — отозвался он.

Она слабо улыбнулась.

— Наверное. Вдовствующая герцогиня легла, но еще не спит.

— Ваша работа никогда не кончается? — спросил он, входя в комнату.

— Нет, — сказала она, смиренно пожав плечами. Он видел этот жест бесчисленное множество раз и выражение лица, которым он сопровождался: немного удрученное и чуточку ироничное. Право, он не понимал, как она выносит его бабку. Сам он мирился с ней, потому что был обязан.

Впрочем, предположил он, ей тоже приходится мириться с ней. Рабочие места для благородных девиц на дороге не валяются.

— У меня закончилась писчая бумага наверху, — объяснила она.

— Для писем?

— Вашей бабушки, — подтвердила она. — Мне не с кем переписываться. Полагаю, когда Элизабет Уиллоуби выйдет замуж и переедет… — Она помедлила в задумчивости. — Я буду скучать по ней.

— Да, — промолвил он, вспомнив, что рассказала ему Амелия. — Вы близкие подруги.

Грейс кивнула.

— Ах, вот где она. — Она вытащила небольшую стопку бумаги. — А теперь мне надо идти, — сказала она, скорчив гримаску. — Писать письма для вашей бабушки.

— Разве она не может написать их сама? — удивился он.

— Она считает, что может. Но по правде говоря, у нее ужасный почерк. Никто не в состоянии разобрать ее каракули. Даже я. Мне приходится наполовину импровизировать, когда я переписываю ее письма.

Томас хмыкнул. Грейс такая умница. Интересно, почему она до сих пор не замужем? Неужели потенциальных женихов смущает ее положение в Белгрейве? Вероятно. Пожалуй, это отчасти и его вина. В своем стремлении удержать ее в качестве компаньонки вдовствующей герцогини он не позаботился о том, чтобы обеспечить ее небольшим приданым, чтобы она могла оставить службу и найти мужа.

— Я должен извиниться, Грейс, — сказал он, подойдя к ней.

— За то, что случилось днем? О, пустяки. Это ужасная ситуация, и никто не может винить вас…

— За очень многое, — перебил он. Ему следовало предоставить ей возможность найти мужа. Тогда, не считая прочего, ее не было бы здесь, когда появился Одли.

— Пожалуйста, — сказала она, с грустной улыбкой. — Я не могу придумать ничего, за что вам нужно извиняться, но, уверяю вас, если бы было за что, я приняла бы ваши извинения со всем великодушием.

— Спасибо, — ответил он. Если он и почувствовал себя лучше, то не намного. И поскольку лучшее убежище на виду, он сказал: — Через два дня мы уезжаем в Ливерпуль.

Она медленно кивнула.

— Полагаю, вам нужно многое сделать перед отъездом.

Он думал об этом. И не только об этом. Последние четыре дня Томас провел с мыслью, что вернется в Англию никем. Поэтому он довел себя до изнеможения, делая все необходимое, чтобы убедиться, что самый последний уголок Уиндема пребывает в должном состоянии. Ему совсем не нужно, чтобы кто-нибудь говорил, будто он саботирует нового герцога.

Он уладил все дела. Оставалось просмотреть последние счета, проследить за тем, чтобы упаковали его личные вещи, и после этого…

Его жизнь как герцога закончится.

— Уже почти ничего, — сказал он, не в состоянии скрыть горечь, прозвучавшую в голосе.

— О. — Ее явно удивило, что он сказал об этом вслух. — Должно быть, это приятная перемена.

Томас подался вперед. Он видел, что ей неловко, и выпил как раз достаточно, чтобы получать от этого некоторое удовольствие.

— Видите ли, я практикуюсь, — сказал он.

— Практикуетесь?

— В том, чтобы вести праздный образ жизни. Возможно, я уподоблюсь вашему мистеру Одли.

— Он не мой мистер Одли, — тут же возразила она.

— Ему незачем тревожиться, — продолжил он, пропустив мимо ушей ее протест. Они оба знали, что она лжет. — Я оставил все дела в идеальном порядке. Все договора проверены и все балансы подведены. Если он доведет поместье до упадка, это будет целиком и полностью на его совести.

— Перестаньте, Томас. Не говорите так. Мы не знаем, герцог он или нет.

— Неужели? — Господи, кого она пытается обмануть? — Да ладно, Грейс, мы оба знаем, что найдем в Ирландии.

— Нет, — настаивала она, но ее голосу не хватало убедительности.

И Томас понял.

Он шагнул к ней.

— Вы любите его?

Она замерла.

— Вы любите его? — повторил он, теряя терпение. — Одли.

— Я понимаю, о ком вы говорите, — резко отозвалась она.

Он чуть не рассмеялся.

— Представляю. — И подумал про себя: они обречены. Они оба. Амелия потеряна для него, а Грейс влюбилась в Одли, выбрав его из всех людей. Ничего из этого не выйдет. Он, Томас, мог бы жениться на ком-нибудь с общественным положением Грейс, но Одли — никогда. Став герцогом, он будет вынужден жениться на какой-нибудь девице с лошадиным лицом, чье происхождение не уступает его собственному. Найдется немало скептиков и клеветников. Новоявленному герцогу понадобится блестящий брак, чтобы доказать обществу, что он заслуживает свой титул.

К тому же Одли был безответственным олухом, явно недостойным такой женщины, как Грейс.

— Сколько времени вы пробыли здесь? — спросил он, пытаясь найти ответ в своем затуманенном алкоголем мозгу.

— В Белгрейве? Пять лет.

— И за все это время я не… — Он покачал головой. — Интересно почему?

— Томас, — сказала она, настороженно глядя на него. — О чем вы говорите?

— Будь я проклят, если знаю. — Он горько рассмеялся. — Что стало с нами, Грейс? Мы обречены, знаете ли. Мы оба.

— Я не понимаю, о чем вы.

Он не мог поверить, что у нее хватает нахальства делать вид, будто он не выразился предельно ясно.

— О, ради Бога, Грейс, вы слишком умны для этого.

Она посмотрела на дверь.

— Мне надо идти.

Но он преградил ей путь.

— Томас, я…

И тут он подумал: а почему нет? Амелия потеряна для него, а Грейс положительная, серьезная и надежная — здесь, перед ним. Он всегда считал ее хорошенькой, а мужчина не должен быть чересчур привередливым, Особенно мужчина без гроша в кармане.

Он обхватил ее лицо ладонями и прижался губами к ее губам. Это был жест отчаяния, порожденный не желанием, а болью. Он целовал ее, потому что надеялся, что поцелуй превратится во что-то большее, что, если он будет настойчив, между ними вспыхнет искра и он забудет…

— Хватит! — Она уперлась ладонями в его грудь. — Зачем вы это делаете?

— Не знаю, — сказал он, беспомощно пожав плечами. — Я здесь, вы тоже…

— Я ухожу. — Но Томас все еще удерживал ее за локоть. Он знал, что должен отпустить ее. Возможно, она не та женщина, которая ему нужна, но, может, она не совсем не та. И они могли бы поладить вместе.

— Ах, Грейс, — сказал он. — Я больше не герцог. Мы оба это знаем. — Он пожал плечами, словно наконец позволил себе смириться с неизбежным.

Она с любопытством смотрела на него.

— Томас?

И тут — он не знал, откуда взялась эта мысль, — он сказал:

— Почему бы вам не выйти за меня замуж, когда все это закончится?

— Что? — ужаснулась она. — О, Томас, вы сошли с ума.

Но не отстранилась.

— Что скажете, Грейс? — Он коснулся ее подбородка, приподняв ее лицо.

Она не сказала «нет», но не сказала и «да». Томас знал, что она думает об Одли, но ему было все равно. Она казалась его единственной надеждой, последней попыткой сохранить рассудок.

Он склонился ниже, чтобы снова поцеловать ее, помедлив, чтобы напомнить себе о ее красоте. О темных густых волосах и великолепных голубых глазах, способных заставить мужское сердце биться сильнее. Интересно, если бы он прижал ее к себе, крепко и требовательно, его тело напряглось бы от желания?

Но он не стал прижимать ее к себе. Это было как-то неправильно, и он почувствовал себя грязным, даже только подумав об этом. И когда Грейс отвернулась, прошептав: «Я не могу», — Томас ничего не сделал, чтобы остановить ее. Вместо этого он положил подбородок ей на макушку и обнял ее, как обнимал бы сестру.

Сердце дрогнуло у него в груди, когда он прошептал:

— Знаю.

— Ваша светлость?

Томас поднял глаза от письменного стола, за которым сидел на следующее утро, подумав, сколько еще к нему будут обращаться подобным образом.

В дверях стоял дворецкий.

— К вам лорд Кроуленд, сэр, — сказал Пенрит. — С леди Амелией.

— Так рано? — удивился Томас, бросив взгляд на часы, которые непостижимым образом исчезли.

— Половина девятого, сэр, — сообщил дворецкий. — А часы в ремонте.

Томас потер переносицу, где, казалось, сосредоточились все неприятные последствия от выпитой вчера бутылки, бренди.

— А я уже подумал, что схожу с ума, — промолвил он, хотя, по правде говоря, исчезнувшие часы стали бы последним из симптомов.

— Они в розовой гостиной, сэр.

Где он так безобразно вел себя по отношению к Грейс несколькими часами ранее. Прелестно.

Дождавшись, пока Пенрит удалится, он закрыл глаза, сгорая от стыда. Милостивый Боже, он поцеловал Грейс. Зажал бедняжку в углу и поцеловал. О чем, к дьяволу, он только думал?

И все же… он не совсем сожалел об этом. В тот момент это казалось вполне разумной идеей. Если он не может получить Амелию…

Амелия.

Ее имя сверкнуло в его мозгу, вернув к реальности. Амелия здесь. Он не должен заставлять ее ждать.

Он встал. То, что она приехала с отцом, недобрый знак. Томас поддерживал с лордом Кроулендом достаточно хорошие отношения, но он не мог придумать ни одной причины, зачем тому понадобилось наносить ему визит в столь ранний час. Он даже не мог припомнить, когда граф в последний раз был в Белгрейве.

Остается только надеяться, подумал Томас, что он не привез с собой собак. У Томаса и так хватает головной боли.

Розовая гостиная располагалась чуть дальше по коридору. Войдя внутрь, Томас сразу же увидел Амелию, сидевшую на краешке дивана с таким видом, словно она предпочла бы находиться в любом другом месте. Она улыбнулась, но это была скорее гримаса, и Томас подумал, не заболела ли она.

— Леди Амелия, — сказал он, хотя вначале ему следовало бы приветствовать ее отца.

Она встала и сделала небольшой реверанс.

— Ваша светлость.

— Что-нибудь случилось? — осведомился он, чувствуя, что его голова слегка закружилась, когда он заглянул в ее глаза. Они снова были зелеными, с карими вкраплениями по краям радужки.

Когда он успел изучить ее так хорошо, чтобы различать даже едва заметные изменения в ее внешности?

— Все в порядке, ваша светлость.

Но ему не понравился ее тон, смиренный и чопорный. Он хотел, чтобы вернулась другая Амелия, та, которая просматривала вместе с ним пыльные атласы и глаза которой сияли от только что обретенных знаний. Та, которая смеялась с Гарри Глэддишем — над ним!