— Скушай это для меня, — прошептала Дейзи, безучастно глядя на дочь, как крыса, загнанная в угол. — В тебе течет кровь королей, моя драгоценная. Однажды ты будешь такой красивой, такой красивой.

Ее хрупкий голос затих. Она начала жалобно плакать.

В начале апреля, в благоухающий день, полный обещаний весны, Дейзи умерла. Она была похоронена в безымянной могиле в Поттер-Филде. Одна Ноэль стояла у ее гроба.

Слишком высокая для своих десяти лет, вся, словно, состоящая из одних локтей и коленок, она беззвучно плакала. Слезы катились по тонкому лицу девочки, из носа текло. Ноэль отчаянно любила свою мать, но поклялась, что никогда не будет такой, как Дейзи. Она пойдет своим путем. Она выживет.

Глава 1

Возможно, Ноэль Дориан была лучшей карманницей в Сохо. Таким званием не наделяют просто так, и оно частенько становилось предметом многочисленных обсуждений в незаконных пивных, которые пышно разрастались в этом районе.

— Я те говорю, ей никто и в подметки не годится, — шумел толстый, лысый мужчина, одетый в засаленную толстовку, при этом размахивая в воздухе оловянной кружкой, чтобы придать значимость своим словам. — Ее высочество лучшая среди тех, кого я видел, а я, поверь мне, повидал их в свое время немало.

— Да нет, ты не прав, — его собеседник с сонным лицом, которое было покрыто язвами, поймал вошь в своих волосах и раздавил ее большим и указательным пальцами. — Ее высочество, конечно, хороша, не буду отрицать. Но ей не сравниться с джентльменом Джеком, ну, до того, как ищейки поймали его и посадили под замок, чтобы повесить. Она слишком разборчива. Ты знаешь ее. Она не пойдет прямо в Хэймаркет, чтобы обобрать какого-нибудь богатенького типа. Болтается на задворках, как говорится, где джентльмены не такие подходящие, как могли бы быть, и где карманы не распахнуты с готовностью.

— Да, может быть, здесь ты и прав, друг мой. Нет никаких сомнений, что Джентльмен Джек имел больше, чем она, но он не был так умен, как Ее Высочество, даже наполовину, — толстый мужчина тяжело грохнул по столу своим кулаком, на котором была одна неприличная татуировка. — Чтоб мне провалиться! Я никогда не видел ничего похожего на то, как она наряжается шлюхой и крутится вокруг ничего не подозревающего парня! Кроме ее титек в ней нет ничего, она плоска, как доска, но мне и в голову бы не пришло сказать такое, когда она нагибается и они туго натягивают лиф того зеленого платья…

На этом утверждении оратор внезапно остановился и вытащил много повидавший носовой платок из своего кармана, чтобы стереть пот, вдруг выступивший на его лбу.

— Ха! — выкрикнул его собеседник. — В пот бросило при мысли о прелестях Ее высочества? Шиш тебе перепадет что-нибудь от нее. Хотя она и выглядит как шлюха, могу поспорить, что ни один мужчина не касался ее. Даже если она и подпустила бы тебя к себе, то обработала бы так же, как и всех остальных. Будет о тебя тереться, обольщая тем, как сильно хотела бы встретиться с тобой в Петухе и Фазане и хорошенько напиться. А сама тем временем залезет к тебе в карман и возьмет все, что пожелает.

— Петух и Фазан! — толстый мужчина был настолько охвачен весельем, что подавился дешевым джином, который пил, и забрызгал его каплями своего собеседника, пытаясь вновь обрести дыхание. Придя в себя, толстяк вновь наполнил свою кружку и продолжил. — Как много раз мы встречали этих бедняг, бредущих нам навстречу, и спрашивающих, где может быть Петух и фазан?

— Когда у меня в последний раз допытывались об этом, — ответил его компаньон, вновь впиваясь пальцами в кожу черепа, — я предложил ему поискать где-то в районе Друри Лэйн. Да, да, я так сказал. Чтоб мне провалиться, если бы я объяснил ему, что никакого Петуха и Фазана нигде и нет, и лучше бы ему проверить свои карманы.

В этот самый момент объект этой пьяной беседы, подпитываемой джином, съежился в темном, обшарпанном дверном проеме около Глассхаус Стрит, пытаясь найти хоть какую-то защиту от ночной измороси. Хотя девушка и находилась рядом с Хэймаркет, она, как и говорили пьяные болтуны, не решалась выходить в беспокойную суету этого знаменитого центра ночной жизни Лондона. Память о трагической судьбе Суинни Поупа не оставляла Ноэль. Для нее, как для карманной воровки, риск и так был достаточно велик, и без того, чтобы связываться с высшим классом. Кроме того, голубые дьяволы, как называли членов только что созданного подразделения полиции, были очень бдительны в отношении охраны членов высшего общества.

Под влажным потрепанным плащом на Ноэль было надето единственное нарядное изумрудно-зеленое атласное платье. Материал сейчас был потускневшим и сильно запачканным под мышками и по подолу, черное кружево отделки в глубоком вырезе корсажа потрепалось. В некоторых местах было заметно, что потершиеся швы одежды совсем разошлись. Хотя Ноэль и сшивала их снова вместе, неровные стежки и яркие желтые нитки являли собой молчаливое свидетельство ее неспособности к шитью.

Несмотря на то, что девушке еще даже не было восемнадцати, выглядела она на десять лет старше. Маленькое личико эльфа, которое так любила Дейзи, мазками покрывал алый румянец. Топазовые глаза, которые уже больше не сияли, были тусклыми и густо обведенными черной краской для век. Ноэль была высокой, но мучительно тоненькой, с впалыми щеками и грязной шеей. По комплекции она почти напоминала мертвеца, и это сходство было усилено ее неопрятно выглядевшими волосами. Пытаясь избавиться от насекомых, девушка обрезала их чуть ниже мочек ушей. Поскольку зеркало у нее отсутствовало, а из парикмахерских инструментов был только нож, края волос получились рваными и неровными. А еще они были оранжевого цвета. Не глубокого красно-коричневого или не теплого каштанового, а такого оттенка, который больше всего напоминал связку высушенной моркови. Когда Ноэль в первый раз решила выдавать себя за проститутку, она хотела изменить цвет своих волос, чтобы выглядеть старше. Но частое использование сыпучего красителя пагубным образом повлияло на ее кудри, которые сейчас были печально украшены одиноко поникшим страусиным пером.

На первый взгляд ее внешность была столь непривлекательной, что было совершенно непонятно, каким же образом то, что она выдавала себя за шлюху, помогло ей стать такой удачливой карманницей. Но если приглядеться более внимательно, можно было увидеть определенную чувственность линии ее рта, привлекательную хрипотцу ее голоса и, конечно, выпирающие из глубокого выреза округлые груди, которые стали объектом обсуждения среди мужчин и мальчишек по всему Сохо. Все это намекало на необыкновенную красоту, которую нищета украла у Ноэль Дориан.

В этот момент Ноэль размышляла о том, стоит ли ей задержаться еще здесь, в надежде на то, что моросящий дождь позволит ей выйти, или же вернуться в свою комнату. В конце концов, она решила подождать еще немного. По правде говоря, у нее больше не было денег, чтобы заплатить за жилье. Ноэль была слишком беззаботна и не следила за своими пенни. Теперь перед ней стояла опасность потерять свое жилье. Этого она не могла допустить. Комнатка была крохотной и убогой, но, по крайней мере, она была не в подвале, и Ноэль жила в ней одна.

Девушка поморщилась, вспомнив о годах прошедших со дня смерти Дейзи. О сырой лачуге, которую ей приходилось делить не меньше, чем с пятнадцатью обитателями, оказавшимися вместе в одно время. Большинство из них были беспризорниками, как и сама Ноэль. Кто-то был младше ее, кто-то старше. Она вспомнила двенадцатилетнюю Мэг Уоткинс, оберегавшую своего младенца, следя, чтобы крысы не сгрызли его крохотное тельце, пока он спал. И Барди, пожилого мужчину, который дружил с ними и охранял их жалкие пожитки, пока они отсутствовали, добывая себе еду. Он был почти слеп сейчас, но по-прежнему жил в лачуге, и Ноэль виделась с ним так часто, как ей это удавалось.

Она продвинулась в мире с тех далеких дней. Не далеко, но достаточно, чтобы иметь свою собственную комнату и немного еды. «И не существует никого, кто заставит меня так легко оказаться от этого», — твердила она себе, оглядывая узкую улочку в поисках подходящей цели. Ноэль понимала, что могла бы жить лучше, но, казалось, что она не в состоянии удержать деньги. Они легко уходили. Девушка улыбнулась про себя, подумав о тех маленьких оборванцах, которые жили теперь в той лачуге, из которой она сбежала. Их желудки были полнее, чем ее собственный, благодаря деньгам, которые она давала Барди для того, чтобы кормить их.

При звуке деревянных колес, стучавших по булыжнику, она огляделась и увидела, что к ней приближается старьевщик Билли, толкающий свою скрипящую тележку вниз по пустынной улице. Она вздохнула, понимая неизбежность того, что сейчас произойдет.

— О, разве это не Ее высочество собственной персоны, — он снял свою грязную кепку и насмешливо поклонился. — И что же Ее высочество делает так далеко от Букингемского дворца ночью наподобии этой? Король Вилли решил, что не хочет иметь в своей постели карманницу? Или просто устал ложиться с куском льда?

Ноэль с каменным выражением лица смотрела на него.

— Не хочешь разговаривать с кем-то вроде меня? — он оставил свою тележку и прошаркал к Ноэль. — Однажды, Ваше высочество, — сказал он, усмехаясь, обнажив при этом ряд гнилых обломков своих передних зубов, — ты поймешь, что ничем не отличаешься от всех нас. Твой высокомерный и важный вид не значит вообще ничего.

Ноэль одарила его ледяным взглядом.

— Оставь меня одну, — отрывисто сказала она, точно обрубая каждое слово.

Билли приблизил свое лицо к ее лицу. Ноэль отпрянула назад от его отвратительного дыхания.

— Я видел, как ты с важным видом подходишь ко всем эти джентльменам, трясешь перед ними своей грудью, доводишь их до того, что все, о чем они думают, так это об удовольствии, которое могут найти между твоих ног. — Он непристойно почесал себя через свои грязные брюки. — Как насчет того, чтобы потереться о старого Билли, Ваше высочество? — Он выставил одну клешнеобразную руку и потянулся к ее груди.

Ноэль отпрыгнула назад, выхватывая из кармана смертельного вида нож. Она взмахнула им в воздухе, остановила лезвие буквально в дюйме от глотки Билли.

— Убирайся от меня, Билли, пока я не разрезала на кусочки твое отвратительное лицо. — Ее голос был угрожающим. На лице застыла маска решимости.

Старьевщик разъяренно отскочил назад.

— Будь ты проклята, стерва. Однажды кто-нибудь поймает тебя, и ты не скоро забудешь это, — тонкая струйка слюны потекла из уголка его рта.

— Убирайся от меня, мерзавец, или я разделаюсь с тобой так, что бы ты никогда больше не смог наложить свои грязные руки на других женщин!

Что-то в лице Ноэль подсказало Билли, что нужно поскорее убираться к своей тележке. Он слишком далеко зашел с Ее высочеством. Старьевщик вспомнил Джима Уиллера с зазубренным красным шрамом через всю щеку. Все остальные слишком хорошо знали, что случается, когда связываешься с ней. Ворча сквозь зубы, он быстро похромал вниз по аллее. Его тележка угрожающе скрипела от такой непривычной скорости.

Ноэль трясло, когда она убирала свой острый нож в ботинок. Как долго сможет еще она противостоять Билли и остальным? Девушка знала, что ведет опасную игру. Ноэль вздрогнула, увидев напротив двух старых ведьм со злобными лицами и толстыми губами. Они были когда-то молоды, но продали свою юность за несколько пенсов, и теперь тратили заработанное на плохой джин.

Как могли они продавать свои тела? Нет ничего ужаснее этого, даже голод не так страшен. Память о мужчинах, жестоко обращавшихся с Дейзи, непрошено ворвалась в мысли Ноэль. Девушка мрачно подумала о том, что нашла свой собственный способ обращаться с мужским полом. То, что она решила выдавать себя за проститутку, не было случайностью. Каждый раз, когда она оставляла мужчину, который изнывал от похоти по ней, несмотря на обчищенные карманы, Ноэль чувствовала, что хотя бы немножко смогла отомстить за смерть Дейзи.

Звук глубокого смеха привлек внимание девушки. В конце улицы стояли двое мужчин, освещаемые мягким желтым светом одинокого уличного фонаря. Дыхание Ноэль участилось. По их одежде она поняла, что это джентльмены. Что они делают так далеко от удовольствий Хэймаркета?

Девушка задумалась. Одной из причин, почему ей так везло, было то, что она не рисковала. Джентльмены были плохой добычей. Ноэль взяла себе за правило держаться от них подальше. Это правило она нарушила только однажды, тот мужчина был старым и немощным. Кроме того, она была очень хорошо вознаграждена, напомнила себе Ноэль. Карманы представителей высшего класса были набиты серебром. Дорогие часы покоились на дне золотых кармашков для часов. За один их шелковый носовой платок можно было выручить не меньше шиллинга у ростовщика на Друри Лейн.

Конечно, были и сложности. Многие джентльмены сейчас носили в карманах вместо серебра бумажные банкноты. Ноэль задумчиво покусала нижнюю губу. Использование таких бумажных банкнот было опасным. Никто из уличных разносчиков не возьмет их, и, несмотря на произношение, присущее высшему классу, которое она так тщательно пыталась сохранить, ей вряд ли удастся сбыть эти бумажки какому-нибудь уважаемому торговцу, не вызвав подозрений. Конечно, она всегда могла продать банкноты ростовщику, но практичная натура Ноэль восставала против этого, поскольку денег за эти бумажки давали значительно меньше, чем они стоили на самом деле. Она тихонько засмеялась про себя. Она сейчас беспокоится о том, куда ей деть бумажные деньги, еще до их получения.