Он отвернулся.

— Я вижу, что Макдуф чересчур разговорился.

— Он просто хотел, чтобы я лучше поняла тебя. А когда у тебя день рождения?

— В последний день августа. Но зачем ты спрашиваешь?

Она только молча покачала головой и улыбнулась. Интересно, стихи каких поэтов ему нравятся больше всего? Подумав об этом, Синджен зевнула, на сей раз уже непритворно, и Колин сказал:

— Спи. Я нисколько не сомневаюсь, что твои братья не преминут явиться сюда по следам своих жен. Так и быть, даю тебе разрешение защищать меня от этой парочки. Кстати, насколько я могу судить, их жены не подозревают о том случае, когда их супруги вломились в нашу спальню.

— И слава Богу.

— Может быть, мне стоит им рассказать?

— Колин, что ты говоришь?! Впрочем, я вижу, что ты шутишь.

— Конечно, шучу. Вот еще что: Дугласу и Райдеру известно, что их жены здесь?

— Конечно, известно.

— Как же они отпустили их одних? Впрочем, нет, я ничего не хочу знать об этой истории, от нее у меня, чего доброго, еще волосы поседеют.

Колин подошел к камину и начал раздеваться. Он знал, что жена смотрит на него, он чувствовал на себе ее взгляд.

— По-моему, Алике поступила очень неосторожно, отправившись к нам. От Нортклифф-Холла до замка Вир много миль, а срок беременности у нее еще небольшой, в такое время женщине опасно совершать далекие поездки. Я бы не хотел, чтобы и ты когда-нибудь рисковала потерять ребенка из-за подобной глупости. Когда ты забеременеешь, ты будешь делать только то, что я тебе скажу.

Синджен только молча улыбнулась, глядя на его спину, она знала, что всегда будет поступать по-своему. Ей хотелось, чтобы Колин повернулся к ней лицом и она могла видеть его спереди, видеть целиком.

Он уже снял с себя всю одежду, и она жадно разглядывала его спину, ягодицы, ноги.

Он был само совершенство! Невозможно себе представить, чтобы какой-либо другой мужчина был так же великолепен.

— Колин, — позвала она его и удивилась хрипотце, вдруг появившейся в ее голосе.

— Да? — медленно проговорил он, поворачиваясь к ней лицом.

«Он наверняка знает, наверняка догадывается, о чем я сейчас думаю и чего хочу», — подумала Синджен.

Она сглотнула, глядя на него во все глаза. Какое наслаждение смотреть на него; вот было бы хорошо, если бы он простоял так час или даже еще дольше… Может быть, ей заняться рисованием, тогда он, возможно, согласился бы позировать для нее. Нет, ничего из этого не выйдет, Колин легко разгадает ее уловку.

— Джоан, ты что-то хотела сказать?

— Ты ляжешь со мной сегодня? Обнимешь меня?

— Ну конечно. Я знаю, как тебе это нравится. Это не кажется тебе страшным, не правда ли? Я обниму тебя и даже поцелую — ведь поцелуи тебе тоже очень нравятся, верно?

Он медленно подошел к кровати; он знал, что она хочет подольше полюбоваться им, так почему бы не доставить ей это удовольствие? Ее восхищение его красотой забавляло и, честно говоря, было ему чрезвычайно приятно. Очень хорошо, когда жена так горячо восторгается своим мужем. Внезапно он услышал, как она испуганно втянула в себя воздух, и нахмурился. Потом опустил глаза: под ее восхищенным взглядом его мужское орудие, как и следовало ожидать, ожило и встало в боевую стойку. И его жене сразу стало страшно. А чего она, собственно, ждала — что его мужская принадлежность сморщится и обвиснет?

Черт побери! Хоть бы она поскорее поправилась. Хватит с него ее глупых страхов, они уже действуют ему на нервы.

— Ты больше не уедешь, Колин? Теперь ты останешься дома?

— Да. Раз Макферсон теперь здесь и опять принялся за прежние проделки, я должен остаться и положить этому конец. И я сделаю это, Джоан, притом имей в виду: твоя помощь мне не требуется. Кроме того, у меня есть еще одна причина остаться — похоже, мне придется защищать тебя от тетушки Арлет.

— Я ценю твою заботу, Колин.

Он лег на кровать рядом с ней, и она с готовностью приняла его объятия. Они оба лежали на боку, лицом друг к другу, так что их носы почти соприкасались.

— Ты так и не сняла эту мерзкую ночную рубашку.

— По-моему, так будет лучше.

— Да, пожалуй, в этом ты права, черт бы тебя побрал. — Он поцеловал ее в губы и с усмешкой сказал: — Да раскрой же ты рот, Джоан. Я вижу, ты забыла все, чему я тебя учил. Нет, не так, не как рыба, вытащенная из воды, и не как оперная певица. Да, теперь правильно. И дай мне твой язык.

Он жаждал овладеть ею, и, если он не ошибался, она испытывала удовольствие от его ласк и поцелуев, но он знал: она еще не окрепла после болезни, а ему вовсе не хотелось, чтобы ей опять стало худо. Он поцеловал ее в кончик носа и, нежно прижав ее щеку к своему плечу, повернулся на спину.

Ему было чертовски трудно это сделать, но он все же заставил себя, ощущая себя при этом образцом благородства. Она разочарованно вздохнула и попыталась поцеловать его опять.

— Нет, Джоан, я не хочу тебя утомлять. Ну же, успокойся, расслабься. Давай, я буду просто обнимать тебя. Скажи: Филип был прав? Тетя Арлет в самом деле пыталась тебя убить?

Синджен была охвачена сладострастием. Она дрожала, чувствуя рядом с собой тело мужа, пыталась взять себя в руки, но это было нелегко — ведь у нее не было опыта в обуздывании своей страсти. Ей хотелось целовать его, целовать до изнеможения, хотелось гладить руками все его тело. Ей хотелось поцеловать его живот и его твердый мужской жезл; она хотела бы опять взять его в рот. Нет, она не могла просто лежать рядом с ним, забыв о том, что ее касается его горячее, твердое тело. Не в силах сдержать себя, она прижалась к нему еще теснее.

Ее сжатая в кулак рука легла на его живот, потом она медленно, очень медленно разжала пальцы и ощутила под своей ладонью его горячую, мускулистую плоть и чуть ниже — курчавые паховые волосы.

Колин закрыл глаза и закусил нижнюю губу.

— Нет, Джоан, перестань. Прошу тебя, дорогая, не надо. Убери руку — так ты только делаешь мне хуже. И пожалуйста, ответь на мой вопрос.

До нее наконец дошло, что он тоже старается сдержать себя, и она подумала, что должна быть признательна за его беспокойство о ее здоровье, но, честное слово, сейчас она предпочла бы рискнуть, даже если это грозило ей возвратом лихорадки. Ее пальцы скользнули ниже, еще ниже… Он резко отодвинулся от нее — как видно, он твердо решил, что сегодня останется благородным до конца.

Синджен вздохнула, потом сказала:

— Тетушка Арлет не вливала мне в горло яд, но она хотела, чтобы я умерла, в этом не может быть никаких сомнений. Она даже открыла в спальне все окна, чтобы помочь мне поскорее отправиться в лучший мир. А после твоего приезда она улучила минутку, когда я осталась одна, и объявила мне, что сейчас задушит меня подушкой. Но потом она решила, что этот способ не годится, потому что он чересчур очевиден. Она сказала, что я все испортила и в будущем сделаю ее жизнь еще более невыносимой. В тот день она много чего мне наговорила, и в другие дни тоже, да я и сама многое про нее узнала, пока тебя здесь не было.

И она рассказала ему о том, как Арлет запрещала миссис Ситон вычищать грязь, которая годами скапливалась в замке, и о том, что его тетушка уверяет, будто отцом Колина был вовсе не лэрд, его отец, а водяной из озера Лох-Ливен, и что лэрд будто бы любил Арлет, а не ее сестру, которая была дура и распутница.

Колин слушал и задавал много вопросов, но в бреднях тетушки Арлет трудно было отыскать логику. Наконец, когда Синджен так устала рассказывать и отвечать, что была больше не в силах произнести ни единого слова, он поцеловал ее в висок и сказал:

— Я удалю ее из замка Вир. Она представляет опасность и для себя самой, и для нас. Кто знает, что она может сделать с моими детьми, если ее безумие вдруг примет другое направление. Удивительно, что я раньше видел только ее неприязнь ко мне, не замечая всех этих странностей. Она эту неприязнь и не скрывала, а я просто не обращал на нее внимания. А теперь спи, Джоан. И пожалуйста, положи свою руку куда-нибудь повыше. Да, так хорошо. Моя грудь — более безопасное место, чем то, которое ты выбрала раньше.

Синджен улыбнулась, прижимаясь щекой к его плечу. Пока он рядом, с ней ничего не случится. А что до опасности, грозящей ему, то она знает, что делать, и сделает это непременно. Он может метать громы и молнии и пытаться командовать сколько его душе угодно — все равно это ничего не изменит. Ему ни за что не справиться с тремя хитроумными женщинами, которые твердо решили настоять на своем. Ни за что.

Глава 16

Дуглас и Райдер не прискакали в замок Вир на рассвете, что вызвало у их жен смешанные чувства облегчения и досады. В восемь часов утра, сидя вместе с Алике и Синджен в спальне лэрда, Софи наконец не выдержала и высказала свою тревогу:

— Где же они? Как ты думаешь, Алике, может быть, с ними произошел какой-то несчастный случай?

— О нет, вряд ли, — ответила Алике, мрачнея. — Я начинаю думать, что они страшно рассердились на нас и поэтому не приезжают. Они хотят преподать нам урок. Дуглас устал от того, что из всех его попыток поставить на своем удается только половина, и теперь наказывает меня своим отсутствием.

Синджен воззрилась на Алике, потом на Софи и расхохоталась.

Лица обеих ее невесток тут же приняли одинаковое возмущенное выражение, но Синджен ничего не могла с собой поделать — она все смеялась и смеялась.

— Ох, я просто ушам своим не верю, — сказала она наконец. — Вы говорите так, словно желаете только одного — чтобы они приехали сию же минуту.

— Да нет же, нет!

— Какой абсурд!

Синджен посмотрела на их хмурые лица.

— А теперь скажите мне, хваленые вы умницы, хоть одна из вас дала себе труд написать мужу записку о том, куда вы отправились?

Алике посмотрела на Синджен как на слабоумную и надменно пожала плечами:

— Ну разумеется, я сообщила ему, куда поехала. За кого ты меня принимаешь? Я бы ни за что не допустила, чтобы Дуглас волновался.

— И что же ты написала в своей записке?

— Ну… я написала, что поехала проведать Софи. О черт! Синджен перевела насмешливый взгляд на Софи — та, свирепо сдвинув брови, смотрела вниз, на свои светло-зеленые туфельки.

— А как насчет тебя, дорогая Софи? Ты сообщила Райдеру, куда вы с Алике держите путь?

Софи, по-прежнему не поднимая глаз, медленно покачала головой:

— Я просто написала ему, что мы едем в Котсуолдз, чтобы осмотреть тамошние достопримечательности, и что я извещу его, когда мы соберемся ехать обратно.

— О, Софи, что ты наделала! — крикнула Алике и швырнула в нее подушкой. — Я не могу поверить, что ты не сообщила ему правду! О чем ты думала?!

— Посмотри на себя, ведь ты поступила не лучше моего! — не осталась в долгу Софи и швырнула подушку обратно, прямо в пышную грудь Алике. — Ты сообщила Дугласу только часть правды, потому что взяла на себя, так сказать, первую часть обмана. Тебе не пришлось лгать, как мне.

— Тебе следовало сообразить, что тебе вовсе незачем лгать! Тебе надо было подумать, пошевелить мозгами, но ты ни о чем не подумала, ты…

— Не смей называть меня дурой!

— Я не называла тебя дурой, но если ты считаешь, что это определение тебе подходит…

— Да хватит вам препираться! — сказала Синджен, изо всех сил сдерживая смех. Роскошная грудь Алике неистово вздымалась. Софи покраснела как пион и сжала руки в кулаки.

Алике вдруг проговорила трагическим голосом:

— Что же нам теперь делать?

Синджен больше не улыбалась и не давилась от сдерживаемого смеха. Она уверенно сказала:

— Райдер и Дуглас скоро разберутся, что к чему. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Если вам от этого станет легче, напишите им сейчас же, и я отправлю ваши письма в Эдинбург с кем-нибудь из наших конюхов. Однако я не думаю, чтобы это было необходимо.

— Если мы им не напишем, их здесь не будет еще целую вечность!

— Писать им нет никакой нужды, — повторила Синджен. — Вот увидите — ваши мужья и так будут здесь очень скоро. Я по-прежнему уверена, что они приедут не позже пятницы. А теперь прошу вас, пожмите друг другу руки и давайте обсудим наш план.

Глядя, как ее невестки сначала пикируются, а потом обнимаются, Синджен вдруг осознала, что чувствует себя уже совсем хорошо. Да, сил у нее заметно прибыло по сравнению со вчерашним днем.

Она, конечно, еще не полностью окрепла, но голова у нее была ясная, и мозг работал как нельзя лучше. Она больше не чувствовала себя вялой и разбитой.

Они втроем обсуждали план действий, пока все детали и возможные последствия не были обговорены со всех сторон. Только тогда Синджен объявила, что она довольна. Софи и Алике ее план не понравился, но она убедила их, что иного пути нет.

— Или вы предпочитаете, чтобы я просто застрелила его и бросила труп в озеро? — сказала она, и это разом положило конец всем их возражениям. Письмо Роберту Макферсону Синджен сочинила еще вчера днем. Тогда же она велела привести к себе младшего конюха Остла и, поручив ему передать письмо адресату, заставила его поклясться, что он никому ничего не скажет. Дай Бог, чтобы он не проболтался.