Синджен посмотрела на своих невесток и веско сказала:

— Действовать начнем нынче же утром. Мешкать нельзя, потому что завтра, возможно, уже будет поздно. Вы можете не верить в мыслительные способности Дугласа и Райдера, а я верю.

И Алике, и Софи взяли с собой в дорогу карманные пистолеты. Обе они умели стрелять, пусть и не так метко, как Синджен, но все же достаточно хорошо. Вид пистолетов, извлеченных на свет Божий, тут же прибавил им уверенности.

— Новобрачная Дева сказала, что ты в беде, Синджен, — напомнила Алике. — А мы с Софи отнюдь не дуры, пусть даже мы и забыли кое-что предусмотреть. Или кое-что написать. А где твой пистолет?

Синджен вытащила свой пистолетик из-под подушки.

— Я уже достаточно окрепла, чтобы провернуть это дело сегодня утром. Я сумею услать Колина с каким-нибудь поручением, чтобы он не мог следить ни за мной, ни за вами. Не знаю еще, как я это сделаю, но что-нибудь наверняка придумаю. А теперь подойдите поближе и слушайте внимательно.


Отделаться от Колина оказалось совсем не так просто, как рассчитывала Синджен. В конце концов, исчерпав все уловки, она решила сыграть на своей недавней болезни и начала натужно кашлять, хватаясь при этом за грудь. И еще, сообщила она, у нее ужасно болит голова, такая жуткая стреляющая боль над левым глазом. Ох, и ей к тому же так трудно дышать… Она сыграла свою роль безупречно, от надсадного кашля у нее на глазах даже выступили неподдельные слезы.

Она даже сумела весьма убедительно изобразить озноб.

— Ах, черт, а я-то думал, что ты уже почти поправилась, — сказал Колин, прижимая ее к груди и растирая ее сотрясающуюся от кашля спину.

Он сам вызвался съездить за Чайлдрессом, местным врачом, однако прежде взял с Алике и Софи обещание, что они ни за что не оставят свою золовку одну. Те с готовностью обещали — ведь это было частью их плана. Видя искреннее беспокойство мужа, Синджен мучилась угрызениями совести, но сделать было уже ничего нельзя. Она, Алике и Софи должны довести дело до конца.

«Ах, если бы мужчины не были так упрямы», — подумала она.

Но это, конечно же, было нелепое и несбыточное желание.

— Я чувствую себя превосходно, — ответила Синджен, когда Алике спросила ее о самочувствии. Говоря, она торопливо облачалась в свою старую синюю саржевую амазонку, залоснившуюся от долгой носки. — Наверное, потом, когда все будет сделано, я почувствую полный упадок сил, но сейчас со мной все в порядке, так что можете не беспокоиться. Помните: мы должны закончить до того, как сюда явятся ваши мужья. Нет, не смотрите друг на друга с упреком. Хоть вы им ничего и не сообщили, они непременно приедут, и очень скоро.

— Куда это ты собралась?

Этот вопрос задал Филип. Он вошел в спальню и, не обращая внимания ни на Алике, ни на Софи, направился прямиком к Синджен. Подойдя к ней, он встал, уперев руки в бока — излюбленная поза его отца, — и строго посмотрел ей в лицо.

— Куда это ты собралась? — повторил он. — На тебе костюм для верховой езды, а не ночная рубашка. Папа будет недоволен. И мне это тоже не нравится.

Синджен хотела ласково взъерошить ему волосы, но сдержала свой порыв и довольствовалась тем, что одарила его улыбкой.

— Я просто хочу показать твоим новым тетушкам окрестности замка. Я прекрасно себя чувствую, Филип, и обещаю тебе быть осторожной. Как только я почувствую усталость, сразу же вернусь в постель.

— А где отец?

— Наверное, он вместе с мистером Ситоном проверяет счета, а может быть, объезжает своих арендаторов. Его не было здесь три недели, и за это время накопилось много дел, требующих его внимания. А почему ты сам его не спросил?

— Меня не было внизу, когда он уходил. Далинг закатила истерику в детской и попыталась вцепиться зубами в ногу Далей. Мне пришлось защищать Далей.

— Послушай, Филип, пока я буду играть роль гостеприимной хозяйки, не мог бы ты последить для меня за тетушкой Арлет?

Глаза мальчика загорелись.

— О да, — сказал он. — Непременно послежу, а ты, Синджен, смотри не переутомляйся, ладно?

— Обещаю, что не буду.

Она посмотрела, как Филип скрылся за дверью, чувствуя себя виноватой оттого, что пришлось ему врать.

— Мне было очень тяжело его обманывать, — сказала она со вздохом, — но он так же неумеренно печется о моей безопасности, как и его отец.

— Ты великолепная актриса, Синджен, — сказала Алике, когда они втроем спускались по лестнице для слуг. — Мне бы так никогда не сыграть.

— Это было очень неприятно, но необходимо, — вздохнув, ответила Синджен. — Я чувствую себя такой виноватой. Но я должна оградить Колина от новых покушений. Он знает, как это для меня важно, и поймет меня — если, конечно, когда-нибудь дознается, что мы сделали.

— Здание твоего оптимизма построено на песке, — заметила Софи. — Колин — мужчина, и будь я на твоем месте, я бы чувствовала себя неуютно. Способность понимать — это добродетель, к обладанию которой стремится далеко не каждый мужчина, особенно если дело касается его жены.

— Софи права, — согласилась Алике. — Если Колин узнает — а я на собственном опыте убедилась, что мужья обычно узнают все, что жены желают от них скрыть, — он будет вне себя от ярости и тревоги: ведь, осуществляя свой план, ты могла бы серьезно пострадать. А поскольку он мужчина, он, естественно, будет обвинять тебя в том, что ему пришлось мучиться от беспокойства. Мужчины считают подобные рассуждения образцом логики. Это странно, но это именно так.

— Мужчина не способен признать, что существуют такие вещи, которых он не может сделать, — подхватила Софи. — А если его жена вдруг добьется успеха в чем-то, что не удалось ему, он разъярится до белого каления. И будет осыпать ее упреками.

— Я знаю, — сказала Синджен и тяжело вздохнула. — Теперь, когда я вышла замуж, я отлично понимаю, что Колин ничем не лучше Дугласа и Райдера. Он кричит и бесится и устраивает сцены, так что у меня иной раз руки чешутся стукнуть его по глупой голове. Но он наверняка поймет, что не оставил мне иного пути и что я должна была это сделать.

— Ха, — сказала Алике.

— Ха-ха, — подхватила Софи.

— То есть я хочу сказать: если он все-таки узнает.

— Дорогая, ты грезишь, — заметила Алике.

— А по-моему, это больше похоже на пьяный бред, — ввернула Софи.

Погруженные в мрачные размышления, три дамы молча дошли до конюшен. Здесь Синджен увидела Остла и приказала ему оседлать Фанни и еще двух лошадей для ее спутниц.

— Ох и не по душе мне это дело, миледи, — сказал он. — Ох не по душе! Напрасно вы это затеяли.

— Помолчи, Оста, и смотри не вздумай проболтаться, — сказала Синджен таким повелительным тоном, что невестки уставились на нее в изумлении. — Помни: сегодня, как только мы уедем, ты отправишься в Эдинбург и наведешь там все необходимые справки. Никто не должен узнать, куда и зачем ты ездил, — это крайне важно. И очень важно, чтобы ты вернулся в замок как можно быстрее. И еще — потом ты должен найти способ поговорить со мной наедине. Ты меня понял, Остл?

Остл чувствовал себя глубоко несчастным от того, что ввязался в такое скверное дело, однако вместо того чтобы отказаться, утвердительно кивнул. Его карман оттягивала горсть тяжелых золотых гиней, и это сильно мешало ему пойти к лэрду и рассказать всю правду.

Как назло, из-за скудости конюшен семейства Кинроссов в наличии, кроме Фанни, имелась сейчас только одна лошадь, на которой могла бы ездить дама.

— Ну что ж, — сказала Синджен после минутного раздумья, — тогда я поеду на Арджилле, Софи возьмет Фанни, а тебе, Алике, ты уж меня прости, придется удовольствоваться вот этой кобылкой — ее зовут Морковка.

Морковка, на редкость смирная десятилетняя лошадь с глубокой седловиной на спине, поглядела на Алике, шумно всхрапнула и тряхнула своей длинной головой.

— Мы с ней поладим, — сказала Алике.

— Видите ли, миледи, тут такое дело: Арджилл нынче вроде как не в духе, совсем не в духе. Его милость сам хотел на нем поехать, да увидел, что уж больно он сегодня злой, и взял вместо него Гулливера. С тех пор минут десять прошло, не больше.

Гулливер был тот самый гнедой конь, которого Колин обычно держал в Эдинбурге и на котором он вместе с Филипом прискакал домой, потому что беспокоился за ее, Синджен, жизнь.

Она смущенно сглотнула и сказала:

— Не важно, злой он сегодня или не злой — я все равно поеду на Арджилле. Десять минут, гм-м. Езжай быстрее, Остл, и не беспокойся: все будет хорошо.

Синджен еще ни разу не ездила на жеребце Колина. «О Господи, — подумала она, вскочив на его широкую спину, — да он, пожалуй, обгонит любой ветер. Дай Бог, чтобы Колин не заметил, что его нет в стойле. Впрочем, даже если и заметит, невелика беда. Он ведь не узнает, куда мы поехали. Остл, к тому времени уже будет далеко, так что расспрашивать будет некого».

Синджен сделала глубокий вдох и вонзила каблуки сапог в мускулистые бока Арджилла.

Через несколько минут три дамы скакали галопом по длинной, обсаженной деревьями подъездной дороге замка Вир. Теплый летний ветерок мягко обдувал их лица, сквозь густой лиственный шатер, раскинувшийся высоко над их головами, просачивались яркие солнечные лучи.

— Здесь так красиво, — сказала Софи, вытягивая шею, чтобы посмотреть на замок, стоящий на пригорке, в конце дороги.

— Да, — откликнулась Синджен и проглотила стоящий в горле ком. — Колин сказал, что все эти деревья посадил один из его предков — тот самый, что изображен на портрете голым. Они в самом деле очень красивы. Но конечно, здесь нет таких садов, как у тебя в Нортклиффе, Алике.

— Да, наверное, но мне так нравятся эти деревья… Я велю посадить такие же в Нортклифф-Холле, — ответила Алике. — Представь себе: сосны, березы и дубы.

Синджен знала, что они обе до смерти напуганы ее дерзким планом и очень боятся за нее. Алике что-то мямлила насчет деревьев; Софи мрачная, как генерал, проигравший сражение, ехала, устремив неподвижный взгляд прямо перед собой. Синджен молчала. Она твердо решила добиться своего, и ничто не заставит ее повернуть назад. Вскоре она и вслед за ней двое ее спутниц съехали с узкой дороги для экипажей. Они не оставят за собой заметных следов, и Колин не сможет найти их, даже если свернет в этом же месте и попытается начать поиски.

Они скакали, не замедляя аллюра. Больше они не разговаривали, Алике и Софи старались держаться как можно ближе к коню Синджен. Арджиллу, похоже, нравилась его новая наездница; он ни разу не проявил своего норова, чему Синджен была несказанно рада, поскольку совсем не хотела растрачивать свой не слишком-то большой запас сил на борьбу с непокорной лошадью.

Проехав милю, Синджен сделала своим спутницам знак остановиться. Они стояли на краю бесплодной Крэгнурской пустоши.

— Сент-Монанс, замок Макферсонов, находится всего в семи милях отсюда, за этой пустошью, в Эвиморских холмах. Я знаю самый короткий путь туда — спросила у Остла. Мы будем там уже через час. Вы готовы это сделать? Уверены, что не отступите?

— Мне все это совсем не нравится, Синджен, — сказала Софи, — и Алике держится того же мнения. Наверняка существует и какой-нибудь другой способ. Обсуждать этот твой план и соглашаться на него было куда легче, чем то, что нам предстоит сейчас: реально выполнить его. То, что мы собираемся сделать, опасно. Случиться может все, что угодно.

Синджен покачала головой:

— Я много над этим думала, очень много. И мне бы совсем не хотелось, чтобы Роберт Макферсон случайно — или намеренно — повстречался с Колином или со мной. Он уже пытался убить Колина по крайней мере однажды, а может быть, и дважды. Во второй раз по ошибке была ранена я.

У Алике и Софи занялось дыхание: прежде она не рассказывала им о покушении в Эдинбурге. А она между тем неумолимо продолжала:

— Нет, я сама должна была устроить встречу с ним и при этом иметь наготове план действий. Мы с вами захватим его врасплох. Конечно, у нас могут возникнуть какие-то непредвиденные трудности, но мой план — единственное, что я могла придумать. И будьте уверены — он сработает. Остл наведет в Эдинбурге нужные справки; это не займет много времени, думаю, самое большее два дня. И даже если к тому времени сюда уже явятся ваши мужья, я все равно сумею незаметно улизнуть и закончить начатое дело. А потом, если Колин как-то узнает, что я сделала, он может сколько душе угодно орать и колотить кулаками по мебели. Тогда это уже не будет иметь значения. Скажу больше: мне даже будет приятно слушать, как он рвет и мечет, потому что я буду знать: теперь он в безопасности. А сейчас, мои дорогие, нам пора ехать дальше.

— Твой муж будет орать и стучать по мебели кулаками, а потом возьмет да и поубивает нас всех.

— Я что-нибудь ему навру, и он, конечно, поймет, что я говорю неправду, но как он догадается, что произошло на самом деле?

— И какую же ложь ты придумала, чтобы объяснить ему твое и наше отсутствие? — поинтересовалась Алике и, предостерегающе подняв руку, чтобы ее не перебивали, продолжила: — Пойми, Синджен, тебе придется оправдываться и за сегодняшний день, и за завтрашний, а может быть, нам понадобится еще день или два. Тебе будет очень трудно сделать то, что ты задумала, даже если наши мужья все же не приедут и не начнут нам мешать. Так что же ты все-таки собираешься сказать Колину?