— Мелисанда — красивая женщина. Ей нужны красивые вещи и она нужна им…

— Ха! Да ей ничего не нужно! Она будет прекрасна даже если только прикроется своими волосами.

От этих слов у Александры сжалось сердце, но лицо ее по-прежнему выражало безмятежную приветливость.

— Наверно, вы правы. Так как бы вы хотели, чтобы я поступила, милорд?

— Я бы хотел, чтобы вы уехали отсюда, и чтобы все, что происходит здесь, оказалось ночным кошмаром, от которого я завтра очнусь.

Александра изо всех сил продолжала держать улыбку на лице. Ей хотелось закричать или ударить его, или упасть на колени и разрыдаться.

— Я имела в виду другое. Хотите ли вы, чтобы я каталась на Фанни, или чтобы я ваяла другую лошадь, или чтобы я не каталась вовсе на ваших лошадях?

Дуглас провел рукой по волосам. Он с удивлением смотрел на эту маленькую особу, про которую все говорили, что она его жена. На ней была довольно безвкусная шляпка, из-под которой выбился длинный непослушный локон. Лицо было очень бледным, зато осанка была гордая, как у королевы. Какого необычного оттенка у нее волосы, подумал он. Цвета старинной розовой меди. Да, в общем, ему-то не все ли равно. Он не знает ее и не хочет знать.

Дуглас длинно выругался.

Алике продолжала молча смотреть на него.

— О, черт, да идите же! Садитесь на Фанни, и я посмотрю, как вы ездите и можно ли вам ездить на ней и дальше.

Мистер Мак-Колэм, пятидесятилетний мужчина, стройный и ловкий, как двадцатилетний юноша, с лицом цвета крепкого чая от постоянного пребывания на солнце, стоял у входа в конюшню и отдавал приказания младшим конюхам, когда граф и Александра вышли из конюшни. Недавно Мак-Колэм женился на хорошенькой двадцатидвухлетней вдовушке, и потому все последнее время пребывал в прекрасном расположении духа.

— Доброе утро, милорд, — весело приветствовал он графа.

Дуглас ограничился едва заметным кивком головы. Все кругом предатели, распалял себя он. Вот и этот тоже. Разрешил какой-то самозванке разъезжать на кобылке Синджен. Даже Холлис, его старый друг, похоже, благоволит к ней. Не говоря уже про Тони, которого просто надо пристрелить.

— У ее милости прекрасная посадка и легкая рука, — похвалил Алике Мак-Колэм, не ведая, что навлекает на себя еще больший гнев. — Вы можете не беспокоиться, что Фанни пострадает от неопытной наездницы.

Дуглас недовольно отвернулся. Да какое ему дело, как она ездит? Ведь до него тоже никому нет дела! Никому. Никому во всем этом огромном доме.

Он подсадил Алике на лошадь и направился к Гарту. Огромный красавец-жеребец, на котором не позволялось ездить никому, кроме графа, застоялся в конюшне за эти две недели. Конечно, конюхи выводили его на воздух, но он тосковал по долгим прогулкам среди холмов и вересковых зарослей. И сейчас ему не стоялось на месте, он пританцовывал, вставал на задние копыта и радостно фыркал, приветствуя хозяина.

Дуглас громко засмеялся, любуясь этим представлением. Он что-то тихо проговорил ему в ухо, похлопал по загривку, мгновенно вскочил на него и рванул с места в галоп.

Алике с минуту смотрела им вслед, потом сказала:

— Ну, Фанни, давай покажем им, на что мы способны. Пусть не думают, что мы годимся только на то, чтобы глотать пыль из-под их копыт.

Она помахала на прощанье Мак-Колэму и последовала за мужем по длинной аллее, обсаженной толстыми липами и буковыми деревьями. Их раскидистые ветви сплелись над дорогой, и густая зеленая листва не пропускала солнечных лучей.

Дуглас ждал ее за старой каменной оградой. Глядя, как она приближается к нему, он смог оценить ее умение. Мак-Колэм был прав, ездит она прекрасно. Но эта мысль порадовала его только тем, что Алике не поранит нежный рот Фанни. Он кивнул ей и снова пустил Гарта в галоп. Перескочив ограждение северных угодий Нортклиффа, он краем глаза покосился на Алике. Она слегка пригнулась и так же легко взяла барьер. Тогда он поскакал в западном направлении в сторону извилистой узкой речушки. В детстве они с Райдером иногда убегали туда и играли в пиратов. Алике догнала его и поехала рядом. Она с удовольствием оглядывалась вокруг.

— Какое чудесное место. У нас в Чэмберсе тоже есть похожий ручей. Когда я была девочкой, то провела там много счастливых беззаботных дней. Ловила рыбу, купалась, хотя там так мелко, что плавать невозможно. Зато можно как следует вымокнуть и поплескаться.

Мне так хочется иногда вернуться в то время! Ее попытка поддержать беседу не удалась. Дуглас отстранение смотрел на Смизерстоунскую пустошь.

— Скажите, зачем вы сделали это? Алике почувствовала, как ее сердце забилось медленными сильными толчками. Господь знает, как много причин у нее было для этого. Она начала с первой, с той, о которой Тони уже говорил ему прошлой ночью.

— Дело в том, что мой брат покинул Англию, оставив отцу огромные долги. Отец был в отчаянии, не зная, как спасти семью от разорения. Даже обеспечения Тони было недостаточно, чтобы… Неужели вы не понимаете, милорд? Если бы я не сделала этого, мы потеряли бы наш дом и…

Дуглас разрубил воздух рукой. Для Гарта этот жест был необычен, и он взбрыкнул, развернулся и слегка укусил Фанни за шею. Фанни дернулась и поднялась на дыбы. Алике вскрикнула от неожиданности, попыталась восстановить равновесие, но не удержалась и соскользнула с лошади на узкую тропинку.

Она лежала, боясь пошевелиться, ощущая тупую боль во всем теле. Дуглас успокаивал своего жеребца. Потемневшими глазами он посмотрел на нее, потом спрыгнул на землю, чтобы помочь. Фанни снова взбрыкнула, закружилась на месте и помчалась в направлении к дому.

— Ну, как вы?

— Не знаю.

— Ваше счастье, что на вас столько юбок. Они смягчили удар. Вы сможете стоять?

Алике кивнула. Она встала на колени, но вдруг почувствовала головокружение и покачала головой, чтобы прогнать его. Дуглас подхватил ее за талию и помог подняться. “Какая она легкая, — подумал он, продолжая поддерживать ее. — И очень женственная”. Под платьем был жесткий корсет, и ему стало ясно, почему она так прямо держалась.

Алике высвободилась из его рук, слегка пошатнулась, но тут же обрела равновесие.

— Уже прошло. Теперь со мной все в порядке. — Она оглянулась на дом. До него было около двух миль. — Фанни бросила меня.

И это была его вина, подумал Дуглас, и чуть не взвыл от этой мысли, потому что теперь ему придется посадить ее перед собой, да еще и придерживать, чтобы она опять не свалилась. Он оглянулся. “А до дома целых две мили”. Ему и смотреть-то на нее не хочется, не то что прикасаться. Но бросить ее здесь все же нельзя, ведь это из-за него она упала.

— Не нахожу, чтобы вы были такой уж прекрасной наездницей, как заявляли. Будь вы поопытней, вы бы знали, что нельзя расслабляться, когда сидишь на лошади.

Это было уже слишком. В Александре заговорила природная гордость. Усомниться в ее умении править лошадью! Да она не просто умеет ездить на лошади, она делает это в сто раз лучше, чем кто бы то ни был! Она села на лошадь, как только научилась ходить. Она — прекрасная наездница! Ей просто нет равных!

Дуглас даже вздрогнул, таким холодом повеяло от ее голоса.

— Если принять во внимание, что ваш жеребец настолько плохо вышколен, что взбрыкивает, стоит вам слегка покачнуться у него на хребте, то да, вы, безусловно, правы. Находясь рядом с вашим Гартом, расслабляться нельзя.

Очень довольная своим ядовитым ответом, она повернулась и пошла к дому.

Дуглас смотрел ей вслед. “Наверно, надо извиниться. Наверно, надо посадить ее на Гарта. Черт, ладно уж”, — пронеслось у него в голове.

Она слегка прихрамывала, но упрямо продолжала идти. Ее амазонка была вся в пыли, один рукав наполовину оторван. Кайма платья тоже оторвалась и тащилась за ней по земле. Шляпка лежала посреди дороги, забытая своей хозяйкой.

Дуглас выругался, подобрал шляпу и поехал за ней.

Алике слышала, как он приближается, но продолжала идти, мысленно желая ему слететь со своего жеребца. Не останавливая лошади, он на скаку подхватил ее и усадил в седле перед собой.

— Черт, я прошу вас простить меня.

— Как романтично вы меня поймали. Миссис Рэдклифф, и та не смогла бы придумать лучшей сцены.

— Просто мне не хотелось снова спешиваться и спорить с вами.., опять слушать какую-нибудь чепуху…

— Я могла бы дойти пешком, — мягко сказала она. — Здесь не так уж далеко.

— У вас вид оборванки. Не боитесь, что крестьяне забросают вас камнями? — Не удостоив его ответом, она отвернулась и безразлично уставилась на дорогу. — Ну что ж, я чувствую себя обязанным купить вам новую амазонку.

— Какая удача, что мне не пришлось особенно стараться, чтобы выманить ее у вас.

— Ну, поскольку ваше падение произошло в какой-то степени по моей вине, я готов взять на себя возмещение убытков. Тем не менее я остаюсь при своем мнении, что если бы вы были лучше подготовлены ко всяким неожиданностям, ничего бы не случилось.

Вообще-то у Алике был очень мягкий характер. Она обладала редким умением избегать конфликтных ситуаций, сдерживать раздражение и придерживать язык, чтобы погасить ссору, и не выносила скандальных сцен. Она никогда не выходила из себя. Когда мать и Мелисанда особенно донимали ее своими требованиями и упреками, она просто улыбалась и уходила по своим делам. Но сейчас, когда Дуглас, когда ее муж.., как он смеет так оскорблять ее? Что ж, придется преподать ему урок. Алике вдруг резко выгнулась, всем своим весом навалившись на Дугласа. Застигнутый врасплох Дуглас съехал набок. Уже через секунду ему бы удалось спасти положение, если бы Гарт, возмущенный, что с ним обращаются как с обычной лошадью и сажают на него второго седока, опять не взбрыкнул, изогнулся и встал на дыбы. Алике, которая ожидала этого, удержалась, крепко вцепившись ему в гриву. Дуглас же с глухим стуком упал на землю, только и успев чертыхнуться. Видя хозяина в таком плачевном состоянии, Гарт виновато топтался рядом.

Теперь уже Дуглас лежал на земле, ощупывая себя на предмет целости костей.

— Вы поплатитесь за это.

— Тони говорил, что вы — джентльмен. А джентльмены никогда не угрожают дамам и тем более не бьют их.

— Я перестаю быть джентльменом, когда со мной играют против правил. Я не намерен считаться с женщиной, которую никогда не знал, которая обманом стала моей женой и которая совершенно не умеет и не желает управлять своими эмоциями.

Он остановился, чтобы перевести дыхание и продолжить свой замечательный монолог, но вдруг оказался окутанным облаком пыли. Когда облако рассеялось, он увидел, что Алике бросила его и отъехала уже довольно далеко. К счастью, они были еще в пределах слышимости, и Дуглас громко свистнул. Гарт услышал призыв, развернулся и поскакал к распростертому на дороге хозяину.

Алике стиснула зубы. Раздосадованная, она смотрела на Дугласа, который как ребенок радовался своей победе.

— Ах, милорд, — съязвила она, — думаю, вам придется купить новый костюм и для себя.

— Этот костюм не предназначен для верховых прогулок. Это моя обычная одежда. А вы, я смотрю, отличная притворщица.

— Я? Притворщица? Вовсе нет!

— И все-таки почему вы сделали это? Алике открыла было рот, чтобы начать все сначала, но передумала. Она спешилась, чтобы дать себе время немного подумать. Теперь уже очевидно, что версия Тони его не устроит. Ему безразлично, что они могли потерять свое родовое поместье, что ее брат был вынужден бежать в Америку, что ее отец был бы опозорен и, будучи не в силах расплатиться с долгами, мог пойти даже на самоубийство. Она вздрогнула от этой мысли.

Конечно, была и другая причина, но она не может, не хочет, чтобы он узнал о ней.

— Значит, больше вам нечего сказать. Что ж, я не удивлен. Нужно обладать незаурядным воображением, чтобы придумать что-то более трогательное. Эту историю я уже слышал вчера от Тони.

Он встал, потянулся, расправил плечи и подошел к Гарту. Подобрал вожжи и стал медленно перебирать гриву своими длинными красивыми пальцами.

— Итак, я должен поверить в то, что вы принесли себя в жертву, потому что вы такая преданная дочь и так боитесь, что ваш отец потеряет свою честь. И что ваш отец убедил Тони, что так будет лучше и для меня, так как избавит от утомительных поисков невесты в Лондоне. И что все это было сделано для, моей же пользы. И что вы как истинная леди, конечно же, сперва воспротивились этому. Но затем вас все-таки заставили. Я правильно излагаю?

Как мог Тони сказать такое? Это просто нелепо! Конечно, она сначала отказывалась, во всяком случае, в первый момент. Но потом… Прежде чем у нее нашлись слова для ответа, Дуглас продолжил, фыркнув в точности, как его жеребец.

— Простите, дорогая, но мне что-то не верится в это. Времена, когда отцы могли принудить своих дочерей к нежеланному браку, канули в прошлое.