— Подойдите ко мне.

Она сделала несколько шагов вперед и встала рядом, дрожа от мысли, что он прикоснется к ней.

Но он не трогал ее, а только смотрел и смотрел. Такое пристальное изучение ее тела было мучительным. Даже она сама никогда так не смотрела на себя, как сейчас это делает он.

Дуглас не знал, сколько прошло времени, когда он наконец поднял голову и посмотрел ей в лицо.

— Ну что ж, должен признаться, я не остался равнодушным к вашим достоинствам. Без платья вы оказались куда более женственной, чем это можно было предполагать. Я жду продолжения. Что там у вас дальше по плану?

Алике молчала.

— Вы молчите? Интересно, как далеко вы собирались зайти, если я ничего не буду делать? Он отвернулся к огню.

— Я уже подсказал вам, чтобы вы подошли ближе. Вы собираетесь что-нибудь делать сами?

Алике попыталась закрыться руками. Она понимала всю бесполезность этого жеста, но стоять перед ним голой и слушать его издевательства было невыносимо.

— А вы знаете, Алике, — сказал он, поворачиваясь к ней опять, — ведь я могу взять вас, и множество раз, и при этом сделать так, что у вас не будет никакого ребенка. Только не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю! Я просто возьму то, что мне предлагают, а потом аннулирую весь этот фарс с женитьбой. Но вы можете быть спокойны. К счастью для вас, сейчас, в эту самую минуту, когда вы стоите возле меня, прикрытая лишь своими чудесными волосами, я не чувствую к вам ни малейшего интереса. Вы — не Мелисанда. Вы не та жена, которую я хотел. Уходите.

Такое унижение было выше ее сил. Она ничего не видела перед собой, кровь стучала у нее в висках. Стоя рядом с ним, на расстоянии не больше вытянутой руки, она уже не чувствовала смущения, а только страшную, опустошающую боль в груди и отчаяние. Он отверг ее, безнадежно. И даже не был особенно жесток с ней, просто совершенно безразличен. И предельно ясно выразил свое отношение к ней. В какой-то момент ей показалось, что он готов принять ее, но этого не произошло. Он не хочет ее. Райдер не правильно судил о чувствах своего брата. Больше она ничего не сможет сделать.

Она отступила от него и, уже не думая о том, как выглядит, выбежала из комнаты. Дуглас услышал, как тихо закрылась дверь. Он долго сидел в кресле у погасшего камина; время словно замерло для него. Потом встал, поднял с пола брошенную рубашку и посмотрел на дверь соседней спальни. Затем осторожно положил ея в кресло.

Он отдавал себе отчет в том, что сделал. Он обидел ее, и очень больно обидел. Но черт возьми, он вовсе не хочет, чтобы она забралась к нему в постель, воспользовавшись его слабостью, а потом шантажировала его этим и загоняла в угол. Он не допустит, чтобы женщина заставила его потерять голову, и не позволит диктовать себе условия. Но как странно она смотрела на него, когда он говорил все это.

Сняв халат, он выругался и положил его рядом с ее ночной рубашкой на кресло. Забрался в пустую холодную кровать и зарылся в подушки. На душе у него было неспокойно, его не отпускало смутное ощущение своей не правоты. Нельзя поддаваться этому чувству, он сделает то, что собирался, и никто не заставит его отказаться от задуманного, тем более какая-то восемнадцатилетняя девчонка.

Глухой ночью Дуглас проснулся в холодном поту. Он сел и прислушался. Где-то послышался голос. Сон слетел с него окончательно. Странный голос послышался снова. Кажется, женский. Она плакала тихо и печально, где-то невдалеке. Нет, теперь это не плач, а стон, глубокий и леденящий душу. Она стонала от боли. Он не знал, откуда к нему пришло это знание, но это было так. Его взгляд упал на дверь в соседнюю спальню. Не может быть…

Это была Александра. Она плакала, потому что ее поставили на место. Пусть поплачет. Ей не удалось поймать его в ловушку, и теперь она пытается разжалобить его. Крокодиловы слезы, не больше. Он — мужчина, и его сердце можно тронуть слезами, но не тогда, когда это слезы стыда потерпевшей неудачу соблазнительницы. Не так-то просто заставить его потерять голову.

Но это был не плач. Это были стенания… За ними чувствовалась глубокая, изнуряющая боль.

Он чертыхнулся и отбросил одеяло. Подойдя к двери, осторожно взялся за ручку. Наверняка это она. Дверь бесшумно отворилась, и он вошел в спальню. Лунный свет узким лучом проникал сквозь окно, освещая кровать. Она была пуста.

И тут он увидел ее. Она стояла по другую сторону кровати и смотрела на нее. От ее стонов у него защемило сердце, хотя он мог поклясться, что она не открывала рта, и, казалось, не издавала ни звука. Но он слышал и плач, и стоны, они явственно звучали у него в голове. Звуки были такими тихими, что он не мог понять, как вообще мог их услышать из своей спальни. Девушка медленно раскачивалась в такт своим стонам и вдруг подняла голову и увидела его.

Теперь она не двигалась. Он открыл рот и не смог ничего произнести. В следующее мгновение она исчезла, медленно растаяв, как бледная тень, в узком луче лунного света.

— Нет, — громко и внятно сказал Дуглас, опомнившись. — Нет, черт возьми! Я не верю в это!

Он обежал кровать. Александры не было. Черт возьми, ему привиделось все это, все. Просто он чувствовал себя виноватым, и под влиянием этого чувства в его мозгу родились такие странные видения.

Но где Александра? Черт возьми, как же ловко и быстро она спряталась! В спальне было немного мест, где можно было укрыться. Он поискал в гардеробе, потом опустился на колени и заглянул под кровать.

Ее там не было. Ее не было нигде. Сейчас — середина ночи. Где, черт возьми, она может быть?

Перед его мысленным взором снова встало ее лицо. Оно было бледным, в глазах стояли слезы боли и унижения от его слов, резких и безжалостных, слов, которые могли ранить очень глубоко. И зачем он опять швырнул ей в лицо это сравнение с ее сестрой, когда она стояла перед ним совершенно обнаженная и беззащитная, и ужасно, ужасно одинокая. Она убежала от него, собрав остатки своего достоинства, в полном отчаянии. И он позволил ей уйти. Да, черт возьми.

* * *

Слава Богу, было еще не так поздно, как он думал. Совсем недавно пробило полночь. Прошло всего несколько минут с того времени, как он заснул, когда непонятные звуки разбудили его. Дуглас быстро оделся и тихо спустился по лестнице. Зажигать лампу он не стал, так как знал в Нортклиффе каждую пядь земли. А она — нет. Здесь был миллион мест, куда можно было спрятаться, но она не знала о них. Да нет, она и не захочет здесь оставаться. Он не стал задавать себе вопроса: почему?

Массивная парадная дверь захлопнулась за ним, и его обступила темная холодная ночь. Луна больше не освещала окрестности, закрытая набежавшими облаками. Скоро должен был пойти дождь, холодный и затяжной. Воздух был тяжелый и влажный.

Выходя на улицу, он не подумал, что нужно надеть пальто, и сейчас дрожал от холода. На нем была одна рубашка, легкие штаны из оленьей кожи и ботинки. Поднимался ветер, предвещающий бурю.

— Александра!

Ветер пробежал по листьям, которые ответили ему дружным шорохом. Где-то на верхнем этаже хлопнули ставни. Вдруг его начала охватывать паника. Он побежал к конюшням. Там тоже все было тихо, все лошади мирно спали в своих стойлах. Приближаясь к стойлу Фанни, он убавил шаг. Неслышно подойдя к нему, он зажег лампу, поднял ее и огляделся.

Алике уронила седло и заметалась в ярком круге света, ослепившем ее. После полной темноты ей нужно было какое-то время, чтобы ее зрение адаптировалось.

— Кто здесь?

Ее голос звучал испуганно. Так ей и надо. Он был в ярости: среди ночи подняла его с постели из глубокого сна, потом ему привиделся какой-то кошмар, и опять же по ее вине, а теперь еще сбежала и заставляет себя искать! Вынуждает его волноваться, страдать и даже сумела внушить ему чувство вины!

— Пожалуйста, ответьте, кто вы? Он опустил фонарь.

— Если пошевелитесь, я применю силу, — сказал он и подошел к месту, где она стояла. Гарт узнал своего хозяина и заплясал. Фанни затрясла головой и тоже заплясала в ответ.

— Снимите уздечку.

— Нет, — твердо ответила Алике. До его прихода она собиралась оставить седло, но сейчас почему-то схватила его и прижала к груди.

— Вы собирались похитить лошадь моей сестры?

— Нет, просто одолжить ее на время. Я — не воровка. Я вернула бы ее.

— Бросьте седло, пока у вас не отсохли руки. Вместо этого она стала прикреплять седло на спину Фанни. Та взбрыкнула и наклонила голову, чтобы укусить Алике за плечо. Ей чуть не удалось это, но Алике вовремя увернулась.

— Могу я спросить, куда вы собираетесь поехать?

— Домой. Может быть, теперь вы оставите меня в покое? Я уезжаю. Вы можете со мной развестись, мне все равно. Вы слышите? Мне все равно! Все, что я хочу теперь — это уехать!

Дуглас прислонился к двери в стойло Гарта и скрестил руки на груди.

— Я предполагал в вас множество недостатков, но только не глупость. Но сейчас, когда вы продемонстрировали мне, что обладаете ею в полной мере, я склоняюсь перед фактом. Вы непроходимо глупы. Обычная пустоголовая “леди”. Вы собирались проехать верхом весь путь до Хэрроугейта?

— Да, правда, очень медленно, и только по ночам. Должна еще признаться, что взяла немного денег из вашего стола.

— В высшей степени бесчестно и глупо.

— Но мне же нужно что-то есть. Потом я бы все вам вернула.

— Ах да, ваш отец, который владеет всем золотом мира, потом заплатил бы мне. В детстве вас, наверно, мало били, а я, пожалуй, этим займусь.

Алике умела распознать гнев мужчины и сейчас видела, что он не шутит. Он не остановился перед тем, чтобы унизить ее. Теперь заговорил о побоях. Интересно, до каких пор он будет ее бить? До тех пор, пока она не будет истекать кровью и потеряет сознание? И чем он ее будет бить? Может быть, даже кнутом.

— Как вы проснулись? Я ушла совсем бесшумно.

Он нахмурил брови:

— Просто проснулся и все. Я служил в армии, поэтому у меня очень чуткий сон.

Это было ложью, но для нее сойдет. На самом деле он спал как мертвый, и два раза чуть не поплатился за это жизнью, когда служил в Италии. Слава Богу, его спас тогда Финкл, его денщик.

— Да, я сплю очень чутко. И я слышал каждое ваше движение.

Алике не могла представить, как такое было возможно, ведь она делала все настолько тихо, что едва сама себя слышала. Но факт оставался фактом, он действительно проснулся и последовал за ней. Почему — оставалось загадкой.

— Какое вам дело до того, что я уезжаю? Ведь вы не хотите, чтобы я оставалась здесь. Я — чужая для вас и такая же предательница, как и Тони. Поэтому я уезжаю и никогда не вернусь и не побеспокою вас больше. Разве не этого вы добивались?

— Я скажу вам о своих намерениях тогда, когда захочу это сделать. А до тех пор вы не предпримете никаких действий.

— Ну уж нет! Вы хотите, чтобы я, будто какая-нибудь рабыня, безропотно ждала, когда вы вышвырнете меня за дверь? Черт вас возьми, милорд, да вы сами заслуживаете хорошей трепки!

Дальше все произошло очень быстро. Дуглас больше удивился, чем испугался, когда она схватила грабли, лежавшие у стойла Фанни, и держа их обеими руками над головой, стала надвигаться на него. Потом, словно рыцарь на средневековом турнире, в последний момент резко опустила их и со всей силы ударила его в живот. Дуглас отлетел на несколько шагов и упал на спину. Алике быстро затушила лампу, погрузив конюшню в полную темноту.

Дугласу показалось, что у него вспорот живот. Но он тут же вскочил на ноги, почувствовав у себя на лице фырканье Фанни, которая чуть не наступила на него. Он быстро отскочил в сторону с ее дороги. Развернувшись, увидел, что проклятая девчонка умчалась на Фанни, вплотную прижавшись к ее спине и руками вцепившись в гриву. Ее волосы плащом развевались за спиной. Дуглас осмотрелся и увидел, что седло осталось лежать на соломе. Дьявол, она умчалась так, точно сам черт гонится за ней.

И правильно сделала. Потому что скоро ее действительно догонит сам дьявол. Дуглас был взбешен ее поступком. Он испытывал еще и стыд оттого, что он, мужчина, не смог управиться с только вышедшей из пеленок девчонкой. На какой-то миг от ярости у него помутилось в глазах. Он глубоко вдохнул, вывел Гарта из стойла, набросил на него уздечку и, взлетев ему на спину, с места пустил в галоп.

Ну теперь, когда догонит, он просто убьет ее.

Алике гнала свою Фанни в бешеном темпе. Она была прекрасной наездницей и без седла ездила даже лучше, чувствуя каждое движение лошади и сливаясь с нею в одно целое. Крепко прижавшись к ее холке, она нашептывала ей на ухо разные ласковые слова. Фанни еще ускорила бег, выдавая все, на что была способна.

Прошло добрых пять минут, прежде чем Алике задалась вопросом, что же она собирается делать дальше. Ярость, унижение, необходимость признания своего поражения и невозможность что-либо исправить обдали ее холодным душем. В голове у нее не осталось ни одной мысли, и она продолжала ехать просто так. Через минуту послышался стук копыт приближавшегося Гарта.