— Да, я мерзавец и негодяй, как ты изволила заметить, — усмехнулся Райкович, — но все же я даю тебе возможность избежать нищеты, дорогая. У тебя есть выход…

— Я должна выйти за тебя замуж? Ты это имеешь в виду? — Ольга Ивановна побледнела. — Но ведь я развратная женщина и веду себя, как гулящая девка, так ты, кажется, изволил выразиться?

— Именно так, а не иначе! — с несомненным торжеством в голосе провозгласил Райкович. — Еще месяц назад я мечтал о тебе, не спал ночами, представляя, как ласкаю твое тело, как прижимаюсь губами к твоим губам… — он замер на мгновение, заметив откровенное отвращение, проявившееся в глазах и усмешке Ольги Ивановны, — но ты оказалась недостойной того, чтобы стать моей женой. Я предлагаю тебе другой выход… — Он замялся на мгновение, глазки его с опаской посмотрели на женщину, и она вдруг поняла, какой выход предлагает эта похотливая колченогая обезьяна.

— Ты имеешь в виду?.. Ах ты, мразь! — Она вскочила на ноги, схватила одной рукой Райковича за лацканы его посыпанного пеплом сюртука и с наслаждением влепила ему пощечину. Антиквар покачнулся, но на ногах устоял и, достав из кармана носовой платок, вытер тоненькую струйку крови, струящуюся из носа. Ольга Ивановна с ненавистью проследила за этими манипуляциями и прошипела, как рассерженная кобра:

— Ты редкий негодяй, Ратибор! Ишь чего захотел! А я и не поняла, к чему ты клонишь! Да как у тебя язык повернулся?! Настя же на твоих глазах выросла… Ты старый и больной человек, а она молоденькая девушка. Какой ты ей муж? — Она вдруг расхохоталась. — Она графу Ратманову отказала, а он уж не чета тебе — красив, молод, богат…

— Граф завтра женится, разве ты забыла об этом? — ухмыльнулся Райкович. — И останется твоей Насте только локти себе кусать. Ты задумалась хотя бы на миг, кто ее возьмет после этого в жены, с ее-то репутацией, без приданого, на грани разорения? Да и тебя ждет долговая тюрьма, а не объятия старшего Ратманова… Подумай, дорогая, я не настаиваю на сиюминутном решении.

— Не смей называть меня «дорогая»! — взорвалась Ольга Ивановна. — Лучше я пойду в долговую тюрьму, буду просить милостыню на паперти, но Настю тебе не отдам! — Она схватила бумаги, скомкала их и швырнула в лицо Райковичу. — Убирайся, пока я не взяла в руки что-нибудь более тяжелое, чем та ваза.

Антиквар торопливо расправил документы, сунул их в папку, подхватил свою трость и направился к выходу, но на пороге остановился и прогнусавил:

— Уже завтра ты будешь молить меня о спасении, а я еще подумаю, стоит ли мне брать Настю в жены. Вернее всего, я продолжу неудавшийся опыт младшего Ратманова и возьму ее на содержание. Так что соглашайся, пока не поздно, пока я не передумал жениться на ней. — Он едва успел захлопнуть за собой дверь, в которую с грохотом вонзились каминные щипцы и застряли в деревянном украшении, изображающем античную вазу, полную виноградных гроздьев. А Ольга Ивановна уткнулась лицом в спинку дивана и зарыдала так, как не рыдала даже в самые тяжелые минуты своей жизни. И что скрывать, подобных минут не так уж много было в ее жизни, если не считать той, когда она узнала о гибели мужа. А теперь должна была закончиться не только ее жизнь, но и жизнь ее дочери, ведь то, что уготовил им Райкович, жизнью едва ли можно было назвать. Она приподняла голову, всхлипнула и вдруг решительно встала, перекрестилась и прошептала:

— Ничего, еще посмотрим, кто кого! Не на ту напал, мерзавец! Настю ему захотелось! — Она сложила пальцы в кукиш и потрясла им в воздухе, с наслаждением представляя, как завтра же предъявит его антиквару. — Тварь, пакостник, ты еще попляшешь у меня! — произнесла она и вышла из кабинета.

Глава 32

Настя с нетерпением поглядывала на лошадей, которые мучительно долго везли их с Фаддеем к дому графини Ратмановой, в котором жил ее бывший жених, Она пробовала поторопить извозчика, но тот лишь лениво посмотрел на нее и отвернулся. Багрянцев объяснил, что извозчики не очень любят, когда пассажиры указывают им, как ехать, поэтому лучше его не гневить и позволить передвигаться с той скоростью, с которой он считает нужным делать это. Но Настя все-таки не выдержала и дала извозчику три рубля, чем несказанно его обрадовала. И эта нечаянная извозчичья радость помогла им значительно ускорить передвижение по московским улицам.

Закусив губу, Настя смотрела, как проносятся мимо крытые пролетки с пассажирами, сигналят, проезжая, редкие автомобили, проплывают посеревшие от бесконечных сентябрьских дождей дома, скверы и парки… Слева мелькнула матово-серая полоска реки, копыта лошадей дробно простучали по мосту…

Настя отвела взгляд от скорчившихся под зонтами прохожих и вдруг вспомнила ясный солнечный день, веселые глаза мальчишек и лицо Сергея, перепачканное арбузным соком, но такое родное, любимое… Когда-то мама предостерегала ее от слишком сильной любви к мужчине, потому что, кроме боли и отчаяния, подобная любовь ничего не приносит. И когда Насте стало так больно, как и было обещано ее умудренной жизненным опытом матушкой, у нее просто не осталось сил, чтобы принять его раскаяние и отогнать мысли о его предательстве.

До того самого мгновения, когда она узнала, что он потерян для нее навсегда!

Она закрыла лицо руками. Господи, куда она едет? Зачем? Уже поздно что-либо исправить, и не в ее силах заставить Сергея отказать Фелиции Лубянской. А подобное, на грани унижения, поведение не прибавит ей ни чести, ни уважения, и она окончательно потеряет себя в глазах общества…

Дом графини находился не так уж и далеко от дома Глафиры, но Насте казалось, что они проезжают уже не первый десяток верст по бесконечному городу, унылому и мрачному под затянутым низкими тучами небосводом.

Она опять просила извозчика ехать быстрее, но пошел дождь, и лошади не могли нестись на всем скаку по мокрым булыжным мостовым, не рискуя при этом разбить пассажиров и возницу насмерть…

Настя не находила себе места, все время выглядывала наружу, как будто боялась пропустить дом графини. И одни и те же мысли сверлили ее мозг и не давали успокоиться сердцу. А вдруг Сергей уже женился или в этот самый момент стоит перед алтарем со своей невестой? А Фаддей просто-напросто не знает о планах графа. Возможно, и сейчас, когда она так спешит к нему, ее Сергей надевает обручальное кольцо на палец этой ужасной Фелиции. Настя стиснула зубы и застонала от отчаяния, но тут же замолчала, заметив, что Фаддей смотрит на нее с невыразимым сожалением и горечью в бледно-голубых глазах.

Она поморщилась от досады на себя и на то, что не умеет скрывать свои чувства. На что она продолжает надеяться? Если даже граф и Фелиция еще не обвенчаны, то Сергей уже сделал этой даме официальное предложение. И свадьба не будет отложена ни в коем случае, если только вдруг Лубянская не надумает отказаться от своего жениха, а этого она, конечно же, никогда не сделает, как не позволит и самому Сергею отступить от его решения жениться на ней.

«Нет, лучше всего не думать об этом, иначе сойду с ума, прежде чем увижу Сергея», — подумала Настя и снова выглянула из коляски наружу. Дождь прекратился, и внезапно сквозь толстую, лохматую пелену облаков пробился тонкий и робкий солнечный луч.

Настя посмотрела на поэта. Он тут же ответил на ее взгляд ободряющей улыбкой, слегка пожал ее руку и тихо сказал:

— Крепитесь, Настя! Мне почему-то кажется, что все будет хорошо!

Настя улыбнулась в ответ, но напряжение продолжало держать ее в тисках, не отпуская ни на минуту, так же как и мысли о потерянном по-глупому счастье мешали ей сосредоточиться на другом.

Да, ее появление могло поставить Сергея Ратманова в затруднительное положение, но Настя знала, что должна непременно увидеть его и объяснить, почему не могла принять его извинений, что повлияло на ее решение отказать ему, попросить прощения за излишнее доверие грязным слухам и домыслам. Но прежде всего она скажет ему, что любит его и продолжает любить до сих пор, что любила даже в черные минуты отчаяния, даже тогда, когда, казалось, ненавидела его более всего в жизни.

Наконец они подъехали к большому белому дому с колоннами и высоким крыльцом. Настя, не дожидаясь, когда поэт спустится на землю и поможет сойти ей, минуя подножку, спрыгнула на землю и быстро вбежала на крыльцо. Дворецкий узнал ее, открыл двери и пропустил в вестибюль, но нахмурился, когда девушка обратилась к нему:

— Я прошу прощения, если вам показалось… то есть, пожалуйста, скажите, дома ли его сиятельство? Передайте, с ним желает поговорить Анастасия Меркушева. Это очень срочно!

Дворецкий несколько погрустнел, но сообщил ей то, чего она больше всего боялась:

— К сожалению, его сиятельство уехали полчаса тому назад…

— С госпожой Лубянской?

— Да, он хотел заехать за ней.

Насте показалось, что прекрасный мраморный пол, украшенный мозаикой, запечатлевшей подвиги античных героев, вот-вот разверзнется под ней и она упадет в пропасть, из которой ей уже никогда не выбраться. Она закрыла глаза, покачнулась, но дворецкий, а следом за ним появившийся в дверях Багрянцев поддержали ее и не позволили упасть.

— Присядьте на минутку, Настя. — Поэт проводил ее до кресла, но она попыталась оттолкнуть его руку.

— Я… я должна ехать, Фаддей Ильич. Я должна увидеть его.

— Разумеется, Настенька! Я полагаю, что вы правы, и мы немедленно отправимся за ними. Но все-таки присядьте ненадолго, сейчас нам принесут вина. — Багрянцев кивнул головой огорченному дворецкому. Тот позвонил лакею, попросил его принести легкого вина и шепотом дал ему несколько указаний. Слуга ушел, а через несколько минут появился уже другой лакей, с графинчиком вина и двумя рюмками на блестящем серебряном подносе.

Дворецкий отослал слугу и, взглянув, как Настя отпила из рюмки, спросил ее:

— Вам лучше, мадемуазель?

Фаддей последоват ее примеру, выпил полную рюмку и с не меньшей, чем дворецкий, заботой также спраг вился о ее самочувствии.

Настя глубоко вздохнула и с удивлением обнаружила, что вино на самом деле успокоило ее. Мысли ее больше не свивались в клубок, не путались, и сердце тоже успокоилось, а разум прояснился, словно небо после весеннего ливня.

— Да, мне намного лучше, благодарю вас. — Она виновато посмотрела сначала на дворецкого, потом на Фаддея. — Я поступила опрометчиво, когда вздумала приехать сюда, я знаю это, но… но мне нужно было поговорить с графом, поверьте, очень нужно… И я так надеялась, что его сиятельство будет дома!

Дворецкий улыбнулся ей, обнаружив потрясающую осведомленность в причинах ее тревоги.

— Не знаю, правильно ли я поступил, но я уже приказал заложить для вас коляску ее светлости, старой графини. Ксения Романовна сейчас в своем поместье. Это по рязанской дороге в двадцати верстах от Москвы. Тамошний священник должен завтра обвенчать графа и его невесту. Скажу по секрету, графиня страшно огорчена, что его сиятельство женятся на этой женщине, а не на вас, сударыня! Ксения Романовна уехала сегодня рано утром, даже не попрощавшись с ним, вот граф Сергей и помчались следом, замаливать грехи, очевидно!

— Старший граф уехал вместе с ними? — спросил Фаддей.

— Не думаю, — дворецкий пожал плечами. — Сегодня рано утром они встретились в кабинете, потом граф Андрей выбежал из кабинета, хлопнул сердито дверью и прокричал: «Ноги моей не будет на твоей свадьбе, гм… болван тупоголовый!»

Фаддей крякнул и посмотрел на Настю.

— Если вы хотите увидеть Сергея побыстрее, нам следует незамедлительно выехать! — поторопил он.

Настя посмотрела на дворецкого, улыбнулась ему и сказала:

— Благодарю вас. — И добавила:

— За… за все.


Двумя часами позже Настя и Фаддей сидели на первом этаже постоялого двора и наблюдали за дорогой с зоркостью кошки, стерегущей у норки мышь. Багрян-цев расспросил прислугу и заверил свою спутницу, что они благодаря кучеру графини, знавшему окрестные проселочные дороги как свои пять пальцев, обогнали дорожную карету графа и появление его сиятельства следует ожидать с минуты на минуту.

Настя то вставала и, нервно ломая пальцы, переходила от одного окна к другому, то опять садилась и пристально следила за проезжавшими мимо или въезжавшими во двор экипажами, чувствуя, как слабость и головокружение вновь овладевают ею. Казалось, ее мучениям не будет конца. Но вдруг Багрянцев вскрикнул радостно и показал ей на большую черную карету с хорошо известным ей гербом. В тот момент, когда экипаж графа замедлил ход, чтобы разминуться со встречным тяжело груженным фургоном, Настя поднялась с лавки, на которую присела до этого. Сердце ее почти выскакивало из груди. Свернет ли карета на постоялый двор или проедет дальше?

В окне кареты она увидела лицо Фелиции Лубянской и вздрогнула от огорчения. Так улыбаться могла лишь бесконечно счастливая и любимая мужчиной женщина!

Сердце Насти оборвалось. Только сейчас она поняла, что не в ее силах что-либо теперь изменить. Даже если она и повинится Сергею в своих ошибках, он не сможет жениться на ней. Всего несколько часов составили разницу между счастьем на всю жизнь и вечным страданием о потерянной любви, которые она так неосмотрительно потратила на слезы и сомнения!