Барбара Картленд - Невеста поневоле

Леди Ламбурн спокойно дремала в кресле, как вдруг сверху раздался сильный грохот, заставивший ее испуганно вздрогнуть.

— Боже милостивый, что еще могло случиться? — спросила она с тревогой в голосе.

Ее дочь, которая до этого сидела и шила в кресле у окна, поднялась и подошла к матери.

— Боюсь, мама, что в гобеленовой спальне обрушился потолок. Во время недавних дождей он стал протекать. Уитон предупредил нас, что штукатурка может обвалиться, но ремонт так и не сделали.

— Уже в третьей комнате! — воскликнула леди Ламбурн. — Дом разваливается прямо на глазах.

— Ремонт стоит денег, мама, — мягко произнесла Камилла, — так же как и все остальное.

Леди Ламбурн встревоженно посмотрела на дочь:

— Камилла, доченька, что же теперь будет? Нам больше нечего продать, а поездка твоего отца в Лондон, скорее всего, ничего не даст.

— Боюсь, что не даст, — согласилась Камилла, — но папа — неисправимый оптимист. Он ни секунды не сомневался, что случайно встретит кого-нибудь из старых друзей, который нас спасет.

— Сэр Гораций никогда не теряет веры в будущее, — с глубоким вздохом подтвердила леди Ламбурн, — даже когда все идет против него. Но сейчас положение просто отчаянное. Гервас найдет нас в долговой тюрьме, когда вернется.

— Нет-нет, мама, этого не будет! — попыталась приободрить ее Камилла.

— Мне снится это каждую ночь, — с горечью продолжила леди Ламбурн. — Ах, если бы не мои слабость и беспомощность, я обратилась бы к кому-нибудь из старых знакомых. Когда папа служил послом, в нашем доме бывало множество людей. Ни у одной женщины не было столько друзей, сколько у меня. Но где они теперь?

— Действительно, где? — печально отозвалась Камилла. — Но ведь не одни мы потеряли сбережения в прошлом году, когда закрылись банки. Пострадали тысячи людей. Папа говорит, что ужасная дата — 1816 год — будет высечена на многих надгробных плитах.

— К счастью, мы пока живы, — пробормотала леди Ламбурн, — но сколько еще протянем?

Камилла встала на колени подле матери и обняла ее:

— Не отчаивайся, мама. Может быть, Гервас вернется из плавания богачом, тогда ты сможешь поехать в Бат и подлечить ноги. Я уверена, что горячие источники тебе помогут.

— А я бы хотела, чтобы ты поехала в Лондон и развлеклась, как и положено девушке в твоем возрасте, — возразила леди Ламбурн. — Несправедливо, что тебе приходится сидеть здесь, как в клетке.

— Не беспокойся за меня, — перебила ее дочь, — ты знаешь, что мне не понравилось в Лондоне в прошлом году, хотя тетя Джорджина была, как никто, добра ко мне. Мне хочется лишь одного — жить здесь в покое с тобой и папой и знать, что у нас есть крыша над головой и вкусная еда на столе.

— Сейчас это вряд ли получится, — печально произнесла леди Ламбурн. — Мне невыносимо стыдно, что наши слуги уже полгода не получали жалованье. Я с трудом могу смотреть в глаза Агнес, когда она приносит мне чай. Бедняжка вынуждена чистить все столовое серебро одна, а ведь раньше за ним следили и дворецкий, и три лакея.

— О, Агнес не против, — улыбнулась Камилла. — Она проработала у нас всю жизнь и стала членом семьи. Знаешь, что она сказала мне вчера? «Когда мы снова разбогатеем, мисс Камилла, будем смеяться над нынешними горестями». Сейчас Агнес делит с нами печали. А придет время, разделит и радости.

— Лишь бы пришло то время! — воскликнула леди Ламбурн. — Не могу понять, почему отец так задерживается. Я молю Бога, чтобы он не вздумал занять денег у кого-нибудь и не решил попытать удачу в игорном клубе.

— Отец — не игрок, — заверила ее Камилла. — Ты хорошо знаешь, мама, что все деньги, скопленные на дипломатической службе, он вложил в ценные бумаги. Просто нам не повезло, что большая их часть оказалась во французских франках.

— Из-за этого чудовища Наполеона мы потеряли почти все, что имели, — леди Ламбурн всплакнула, — а потом еще разразился банковский кризис в Англии. Вместо того чтобы сделать нас богаче, победа принесла нам разорение. Судьба обошлась с нами жестоко, Камилла! Я чувствую себя такой беспомощной.

— И я тоже, мама. — Камилла поднялась с колен и поцеловала мать в щеку. — Нам остается только молиться. Помнишь, ты всегда говорила, что молитва поможет даже тогда, когда все остальные усилия будут тщетны.

— Раньше я всегда верила в это, — подтвердила леди Ламбурн, — но сейчас мне страшно, любовь моя.

Камилла чуть слышно вздохнула и отвернулась к окну. Лучи апрельского солнца, проникающие в комнату сквозь решетки на окнах, ласково грели ее осунувшееся лицо. В солнечном свете фигура девушки казалась совсем хрупкой, и при взгляде на дочь у леди Ламбурн сжалось сердце.

«Камилла такая худенькая», — подумала она. И это было неудивительно, так как их рацион питания уменьшался день ото дня. Они уже задолжали мяснику в деревне, и у них больше не было егерей, которые бы приносили из леса кроликов и кабанов, как прошлой зимой. Из слуг оставались лишь Агнес и старый Уитон, служивший им лет пятьдесят, полуслепой, разбитый ревматизмом так, что всю работу мог делать только в полусогнутом состоянии.

На мгновение леди Ламбурн закрыла глаза и представила высоких гостей, толпившихся в их лондонском доме накануне войны. Будучи послом, лорд Ламбурн являлся персоной grata для всех дипломатов при дворе короля Якоба, и они с радостью слетелись поприветствовать сэра Горация и его очаровательную жену, возвратившихся из Европы, а также узнать последние новости с континента.

Они приносили с собой дорогие безделушки для Камиллы, но девочка находила их менее интересными, чем старые игрушки, которые она любила и берегла с раннего детства. Она была красива уже тогда и походила на маленькую фею с золотистыми волосами и темно-синими глазами, серьезно смотревшими на всякого, кто говорил с ней.

Дипломаты предрекали, что она станет первой красавицей в Лондоне. «Скоро ваш дом начнут осаждать пылкие поклонники», — говорили они леди Ламбурн, и та признавала их правоту. С годами детская миловидность Камиллы превратилась в красоту, от которой захватывало дух. Но теперь у них не было ни дома в Лондоне, ни денег на модные наряды. Оставалось лишь старое поместье с полями, заросшими крапивой и бурьяном, и полуразрушенным особняком в елизаветинском стиле.

— Ах, Камилла, как я мечтала о твоем блестящем будущем. — Казалось, что этот крик вырвался у леди Ламбурн из самого сердца.

Камилла прислушалась к чему-то и взяла мать за руку, словно призывая замолчать.

— Вы слышите, мама? Это же — стук колес! — воскликнула она и выбежала из комнаты.

Леди Ламбурн, которая не могла спуститься вниз в своей инвалидной коляске, услышала, как Камилла пробежала через холл и отворила входную дверь.

— Господи, сделай так, чтобы мой дорогой муж вернул нам веру в завтрашний день! — молилась она.

Раздались голоса, затем дверь распахнулась, и в гостиную вошел сэр Гораций. Несмотря на пожилой возраст, он все еще оставался чрезвычайно привлекательным мужчиной. Его седые волосы были зачесаны со лба назад, что придавало ему особый шарм.

Изящно завязанный галстук нисколько не испачкался и не измялся за долгое путешествие. В плаще для верховой езды, который он не успел снять, лорд Ламбурн казался необычайно высоким и элегантным.

Он шел как триумфатор, его лицо сияло, и, едва увидев своего мужа, леди Ламбурн воскликнула:

— Гораций, любовь моя!

Он подошел и склонился, чтобы поцеловать ее.

Она протянула к нему дрожащие руки, чья форма все еще хранила остатки былой красоты. Она тщательно следила за своими руками, ногти ее всегда были отполированы, а запястья окутывало тонкое изысканное кружево.

— Поездка удалась? — Сердце леди Ламбурн билось так часто, что она едва могла говорить.

— Более чем, — провозгласил сэр Гораций, его голос звенел в комнате, словно праздничный колокол.

— О, папа, рассказывай скорее! — подбежала к нему Камилла, ее взгляд был устремлен на отца, а светлые кудряшки так и плясали от волнения.

Уныние и отчаяние, царившие в семье прежде, исчезли, каждый уголок дома озарила надежда и вера.

— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — спросила леди Ламбурн. Этот вопрос она всегда задавала мужу, когда он возвращался из дальних поездок.

— Прекрасно! — заверил ее сэр Гораций. — Я и сам спешу рассказать вам все, но прежде, Камилла, вели слугам принести из моей кареты подарки, которые я вам купил.

— Подарки, папа? Какие подарки?

— Паштет для одной, баранью лопатку для другой, — ответил сэр Гораций, — ящик лучшего французского коньяка и немного чудесного, ароматного индийского чая для мамы.

— Замечательно! — воскликнула Камилла и выбежала из комнаты. Она знала, что Агнес и Уитону понадобится ее помощь, чтобы перенести пакеты с покупками. Кучер, скорее всего, будет занят лошадьми.

Сэр Гораций приложил руку жены к своим губам:

— С бедами покончено, дорогая.

— Но каким образом? Что же нас спасло? — спросила леди Ламбурн. — Если ты занял деньги, то ведь их надо будет отдавать?

— Нет, я не занимал, — начал сэр Гораций и внезапно осекся, так как в этот момент вернулась Камилла.

— Папа! — закричала она. — Там, на запятках кареты, сидит лакей и утверждает, что ты его нанял. Это правда?

— Конечно, — отозвался сэр Гораций, — у меня не было времени искать других слуг, но мы их потом наймем в деревне.

— Откуда же ты взял на все деньги? — спросила Камилла. Теперь, когда первое волнение поутихло, ее глаза смотрели на отца озабоченно.

Сэр Гораций снял плащ и бросил его на кресло.

— Я готов рассказать тебе все, Камилла. Но позволь мне сначала выпить глоток вина. Я мчался с такой скоростью, что не останавливался даже для того, чтобы напоить лошадей. Мне не терпелось рассказать маме и тебе о том, что случилось.

— Я принесу тебе бутылку твоего бренди, папа, — улыбнулась Камилла.

— Нет, — резко ответил сэр Гораций. — Пусть лакей принесет. Тебе больше не надо унижаться.

На губах Камиллы заиграла слабая улыбка.

— Я никогда не думала, папа, что унижаюсь, ухаживая за тобой.

Сэр Гораций, забыв о жажде, притянул ее к себе и поцеловал:

— Моя любимая дочь, новости, которые я привез, имеют прямое отношение к тебе, так же как и причина моего волнения. Садись и слушай.

Сэр Гораций устроился в кресле-качалке, а удивленная Камилла присела на низкий табурет перед ним.

— Я больше не выдержу ни минуты, папа, — взмолилась она.

— И я тоже, — поддержала ее леди Ламбурн. — Ты не представляешь, Гораций, что значит для меня снова видеть, как ты улыбаешься. Ты уехал несчастным, почерневшим от бед стариком, а вернулся молодым и веселым, как юноша.

— Я и чувствую себя молодым, — сообщил ей сэр Гораций.

— Но что же случилось? — спросила Камилла.

Сэр Гораций откашлялся и откинулся назад в своем кресле.

— Помнишь, я часто рассказывал тебе о княжестве Мельденштейн.

— Конечно! Принцесса, моя крестная, каждый год поздравляет меня с днем рождения. В прошлом году она прислала мне чудесную кружевную накидку, которую можно было бы надеть в оперу, просто у меня нет возможности ходить в театр.

— Теперь все изменится, дитя мое. Очень скоро тебе понадобится твоя накидка и другие такие же, даже лучше.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Камилла.

— Я расскажу все с самого начала.

В этот момент дверь приоткрылась, и показался слуга ростом не меньше шести футов в темно-красной ливрее с ярко начищенными пуговицами и подносом в руках.

— Я подумал, сэр, вы захотите выпить бокал вина с дороги, — почтительно произнес он.

— Благодарю, Джеймс, — ответил сэр Гораций и, повернувшись к жене, представил нового лакея:

— Дорогая, это Джеймс, я предупредил его, что несколько дней ему придется работать за пятерых, но потом мы восполним недостаток прислуги.

Лакей поставил поднос с графином рядом с сэром Горацием, наполнил бокал, поклонился леди Ламбурн и Камилле и вышел.

— Отличный парень, — похвалил его сэр Гораций после того, как дверь за лакеем закрылась. — Раньше он находился в услужении у герцога Девонширского и прекрасно обучен.

Леди Ламбурн не могла вымолвить ни слова, вначале она уставилась в немом изумлении на дверь, а затем повернулась к мужу.

— Я расскажу все с самого начала, — повторил сэр Гораций. — Добравшись до Лондона, я был в отчаянии. Ты сама знаешь, дорогая, что хотя я и пытался выглядеть бодро, но в душе чувствовал, что мы уже дошли до последней черты, и не мог придумать ничего, чтобы спасти семью от катастрофы. Я отправился в свой клуб, надеясь, что найду в Уайте хоть одного друга, к которому смогу обратиться с униженной просьбой о помощи.

— Бедный папа, представляю, как трудно тебе было просить милостыню, — пробормотала Камилла.