После выпитого за обедом вина баронессу разморило, и скоро она перестала болтать и заснула. Камилла смотрела в окно. На какое-то время она забыла о своих страхах и дурных предчувствиях, но вскоре поймала себя на том, что тихо молится и просит Бога облегчить ее дальнейшую судьбу.

Они еще раз остановились, чтобы поменять лошадей. Они с баронессой подкрепились горячим шоколадом с домашним пирогом, но в этот раз им не пришлось поговорить с капитаном Чеверли. Тот быстро выпил бокал вина и исчез на конюшне, откуда доносился его голос, выказывающий недовольство предоставленными лошадьми.

Вскоре они снова пустились в путь. На этот раз Камилла тоже попыталась вздремнуть немного, а баронесса и не скрывала своего желания поспать. Как она объяснила Камилле, трясущаяся карета слишком напоминала ей качку в море и сон был единственным способом избежать неприятных воспоминаний.

Они прибыли в Дувр около семи вечера. Карета направилась прямиком в порт.

— Мы приехали? — спросила баронесса. — Моя шляпка сидит прямо? Я забыла вам сказать, дорогая, что наверняка нас ожидает небольшая церемония, так как вас придет провожать мэр.

— Сам мэр! — воскликнула Камилла.

— Да, мне следовало бы вспомнить об этом раньше. Вы — важная особа, дорогая, и неудивительно, что ваши соотечественники решили пожелать вам доброго пути и попутного ветра.

— О господи! — Камилла пришла в чрезвычайное волнение. — Почему вы не предупредили меня об этом раньше? Я же не знаю, как вести себя в такой ситуации. Мне придется выступать?

— Не думаю, — отозвалась баронесса. — Достаточно будет нескольких слов в благодарность. Я сама не знаю, чего ожидать, поэтому от меня вам будет мало помощи.

— А как я выгляжу? — Камилла обеспокоенно повернулась к своей спутнице. Выразительные глаза девушки казались огромными и несколько испуганными. Голубой тон дорожного платья чудесно сочетался с вышитыми незабудками на ее соломенной шляпке.

— Вы очаровательны, — с искренней теплотой в голосе ответила баронесса.

Камилла вышла из кареты, изо всех сил стараясь казаться спокойной. Она увидела капитана Чеверли и с облегчением вздохнула. Он подал ей руку и тихо произнес:

— Мэр — с цепью на шее.

Она чуть было не рассмеялась, но ей все же удалось взять себя в руки и изобразить на лице обворожительную улыбку. Мэр Дувра в великолепной красной мантии с массивной золотой цепью на шее произнес длинную, несколько помпезную речь, основная мысль которой заключалась в том, что английская утрата пойдет во благо Мельденштейну.

Камилла старалась внимательно слушать. С моря дул легкий ветерок, от которого мех на мантии мэра и на одеждах олдерменов вставал дыбом, отчего они походили на пушистых котов. Она заметила, что многие дамы с трудом удерживают на голове свои шляпки, которые так и норовят улететь в море. Камилла порадовалась, что ее собственная шляпка была завязана под подбородком шелковыми лентами, и думала, сколько еще приветственных речей ей придется выслушать до того, как она выйдет замуж.

Мысль о скором замужестве была нестерпимой, и тут мэр закончил речь, а капитан Чеверли шепнул:

— Поблагодарите его!

— Благодарю вас, господин мэр, — послушно произнесла Камилла, — за ваш исключительно теплый прием и сердечные слова. Я чрезвычайно тронута вашей речью и не забуду вашего напутствия, покинув берега Англии. Позвольте мне передать ваши добрые пожелания моему будущему мужу и всем жителям Мельденштейна.

Последовали бурные аплодисменты, и Камилла прошла вперед, чтобы пожать руку мэру и олдерменам. Почему-то ей казалось, что так нужно. Все были восхищены ее дружеским жестом и от всей души приветствовали ее, пока капитан Чеверли вел ее к яхте.

Тут она впервые увидела украшенный флагами и гирляндами цветов величественный корабль, который должен был доставить ее в новую страну. Наверху, у трапа, их встретил капитан, приятный пожилой мужчина в несколько вычурном мундире. Она сразу вспомнила, как отец когда-то говорил:

— Правители маленьких стран и их официальные представители всегда стараются выглядеть как можно эффектнее. Таким образом они привлекают к себе внимание. Помни, дочка, чтобы сделать им приятное, ты должна выражать свое уважение и признательность шумно и экспансивно, а не сдержанно, как бы ты вела себя по отношению к сильным мира сего.

А к их королям и королевам ты должна проявлять глубокое почтение, чтобы они не узрели пренебрежения в твоем поведении.

Тогда Камилла посмеялась и подумала, что вряд ли ей доведется встретить в жизни королей и королев какой-нибудь страны. Сейчас, вспомнив слова отца, она заставила себя побороть природную застенчивость и быть как можно более милой и обворожительной с капитаном и его офицерами.

Их провели вниз и показали две каюты, предназначенные для нее и баронессы. Камилла увидела, что ее каюта, вся усыпанная цветами, была больше по размеру, чем у баронессы. Там она увидела Розу, которая уже распаковывала чемоданы.

Камилла переживала, что фургон с багажом и горничными ехал без остановок. Он останавливался, только чтобы поменять лошадей. И горничные, и кучера ели в дороге. Но сейчас она обрадовалась встрече и, как только дверь в каюту закрылась, бросилась обнимать Розу.

— Как чудесно снова видеть тебя! — воскликнула она. — Ты устала после поездки? На пристани меня провожал сам мэр, чего я совсем не ожидала. Надеюсь, мое ответное слово всем понравилось. Какая великолепная яхта! Она огромная, как линкор.

Роза что-то говорила в ответ, девушки без умолку болтали и походили на двух подружек, обсуждающих все, что с ними случилось, и ожидающих новых приключений. Вдруг Камилла поняла, что уже поздно и что она должна переодеться к обеду.

Она вошла в кают-компанию и обнаружила, что все — капитан, старший лейтенант, баронесса и капитан Чеверли — ждут только ее. Только теперь она осознала, что находится в центре внимания окружающих.

Пока она не села, все продолжали стоять, в том числе и баронесса. При обращении к ней присутствующие отвешивали поклоны. Весь ужин так и прошел бы чопорно, но, когда капитан яхты, спотыкаясь и путаясь в словах, попытался на ломаном английском сделать ей комплимент, Камилла в нарушение этикета устремила умоляющий взгляд на капитана Чеверли.

Тот понял ее смущение и завел разговор о море, приливах и жизни моряков. Вскоре, к облегчению Камиллы, о ней практически забыли и она смогла как следует поесть. Еду подавали отличную, но вскоре она почувствовала, что больше не в состоянии проглотить и крошки. Стюарды приносили новые и новые блюда, пока Камилла не воскликнула:

— О, капитан, если в Мельденштейне всегда так едят, то скоро я стану жирной, как бык-рекордист.

— Мы счастливы, если сумели угодить вам, мэм, — отозвался капитан.

Обед закончился, и он попросил разрешения удалиться:

— Прошу прощения, мэм. Сейчас наступит прилив, и чем скорее мы снимемся с якоря, тем лучше.

Яхта довольно большая, поэтому мы можем отплыть только во время прилива. Я получил указания идти в Мельденштейн на самой высокой скорости.

— Что ж, спокойной ночи, капитан, и спасибо, «г улыбнулась Камилла.

Она протянула ему руку, не будучи уверена, правильно ли поступает. Капитан поцеловал ей руку и покинул кают-компанию.

— Раз мы отплываем, я должна немедленно лечь в постель, — взволнованно произнесла баронесса. — Не хотите ли вы, чтобы я проводила вас до дверей вашей каюты?

— Не нужно, я найду дорогу сама, — ответила Камилла. — Желаю вам хорошо отдохнуть.

— Признаюсь, что я приняла немного настойки опия. Надеюсь, что не понадоблюсь вам ночью.

— Уверена, что буду спокойно спать, — ответила Камилла. — Спокойной ночи и спасибо.

К изумлению Камиллы, баронесса сделала реверанс и только затем вышла. Когда дверь за ней закрылась, Камилла обратилась к капитану Чеверли.

— Вот уж не думала, что все будут делать передо мной реверансы, — удивленно проговорила она.

— Баронесса начала их делать, когда оказалась на территории Мельденштейна, — объяснил Хьюго. — Так полагается по этикету, и скоро вы привыкнете к ним.

— Может быть, — засомневалась Камилла. — Но к чему все эти условности, ведь я не представляю никакой важности. Мне всегда казалось, что реверансы можно делать только перед особами королевской крови.

— Вы забываете, что после свадьбы войдете в королевскую семью, — заметил Хьюго. — Жена берет титул супруга.

Камилла встала и направилась к иллюминатору.

Она была невысокого роста и могла свободно передвигаться по каюте. Хьюго тоже встал и чуть не задел головой за дубовые балки на потолке. Камилла посмотрела на темнеющее море.

— На волнах появились белые гребешки. Что это значит? Наше плавание будет трудным?

— Не настолько, чтобы побеспокоить кого-нибудь, кроме баронессы.

Наступило молчание, после чего Камилла спросила, когда они прибудут на континент.

— Мы пристанем в Антверпене рано утром, — ответил Хьюго, — если, конечно, ветер будет попутным.

— А потом?

— Нам предстоит еще один длинный переезд в Мельденштейн. Мы будем гнать лошадей во весь опор. Думаю, вы не успеете устать.

Она промолчала. Через мгновение он проговорил:

— Позвольте вас поздравить с отлично проведенной церемонией. Вижу, что принц выбрал себе невесту, которая великолепно справится со своими обязанностями.

— Принц выбрал? — откликнулась Камилла. — Мне кажется, что меня выбрала его мать. Не знаю, участвовал ли он вообще в обсуждении моей кандидатуры.

В ее голосе послышалась резкость. Хьюго помедлил с ответом, а затем неожиданно сказал:

— Разве имеет значение, кто сделал выбор?

— Возможно, что нет, — согласилась Камилла, — но если что-то случится, то кто-то окажется виноват.

Я просто подумала — кто?

— Если что-то случится? — переспросил Хьюго. — Что может произойти? Я уже сказал вам, что считаю вас отличным выбором, в вас есть красота и ум. Что еще может пожелать принц? Уверяю вас, что не так часто европейским правителям удается заключить столь выгодную сделку.

— Вы говорите так, словно я товар, — сердито проговорила Камилла.

Ее глаза сверкнули. На его губах мелькнула улыбка, и он учтиво проговорил:

— Прошу прощения, если мои слова обидели вас.

Я хотел сделать вам комплимент.

— Оставьте извинения, — ответила Камилла. — Мне самой не стоило говорить подобным образом.

Но я просто…

Она замолчала и отвернулась к иллюминатору.

Как могла она объяснить этому молодому человеку, что боится и что даже сейчас больше всего на свете ей хотелось убежать и оказаться дома. Ее страшили не столько предстоящие пышные церемонии, сколько в первую очередь встреча с незнакомцем, человеком, который станет ее мужем.

— Уверяю вас, мисс Ламбурн, — произнес позади нее Хьюго Чеверли, — что все пройдет гладко. Я понимаю, что многое кажется вам странным и непривычным, но скоро вы займете в Мельденштейне очень высокое положение. Вы приобретете влияние и станете пользоваться огромным уважением.

— Но смогут ли жители Мельденштейна… полюбить меня? — еле слышно спросила Камилла.

— Конечно, — быстро ответил он.

— Вы говорите, чтобы просто успокоить меня, — упрекнула его Камилла. — Вы действительно считаете, что люди полюбят меня и что… он… тоже?

Слова прозвучали словно крик души. Лицо Хьюго Чеверли потемнело, а в глазах появилось жесткое выражение.

— Не сомневаюсь, что его королевское высочество по достоинству оценит привлекательность своей английской невесты, — утвердительно ответил он. — А вы, мисс Ламбурн, получите то, к чему стремились. Ведь, в сущности, это самое важное.

В его голосе послышалась горечь. Он резко повернулся и вышел из каюты, сильно хлопнув за собой дверью.

Камилла стояла и смотрела ему вслед. Звук удаляющихся шагов привел ее в отчаяние. Она-то полагала, что нашла друга, но теперь ей стало ясно, что он был врагом, — она не сомневалась, что он ненавидел ее.

Глава 5


Камилла проснулась оттого, что корабль немилосердно швыряло по волнам. Ощущения были не из приятных. Тут ее окликнула Роза, и она попросила горничную заглянуть к баронессе и осведомиться о ее здоровье. Роза вернулась и сообщила, что баронесса чувствует себя чрезвычайно плохо и извиняется, что не сможет выйти, пока море не успокоится.

Известие не особенно опечалило Камиллу. Она предпочла бы остаться одна, нежели выслушивать бесконечную болтовню баронессы о красотах Мельденштейна и о добродетелях принцессы, к которой она питала почти детскую привязанность.

Камилла встала, оделась и села писать матери. Для письма она выбрала плотную бумагу с гербом Мельденштейна. Она знала, что последний произведет впечатление на маму, и постаралась, чтобы в ее простое повествование о путешествии не проникли ни тоска по дому, ни беспокойство о будущем. Она тепло отозвалась о баронессе, но ничего не смогла сказать о капитане Чеверли. Писать было довольно нелегко, так как яхта прыгала по волнам, то проваливаясь вниз, то поднимаясь на гребне очередного вала.