— Да! — Ее глаза потемнели от обиды. Он понял, какой смысл она придала его словам, и сердце его упало. — Нет. Я вовсе не это имел в виду.

— В самом деле? — Она попыталась вырвать руку, но он не выпускал ее.

— Нет! Ни в малейшей степени! Черт возьми, Джоселин, — Он попытался поймать ее взгляд, его голос зазвенел от напряжения. — Ты — моя жена.

— Разве? — Вопрос повис в воздухе, проходили секунды, наполненные горьким упреком и болью. — А. может быть, всего только женщина, на которой ты вынужден был жениться?

Он в оцепенении смотрел на нее, не зная, что ответить. Что она хотела услышать от него? Наконец Джоселин освободила руку, повернулась и пошла к замку. Ее спина была напряженно выпрямлена, движения от гнева сделались резкими и угловатыми.

— Джоселин, постой!

Рэнд бросился за ней. Что же он натворил? Он вовсе не то хотел сказать, не так, как это прозвучало. Сейчас он понимал, что сказанное им было ужасно. Она неожиданно остановилась и круто обернулась к нему..

— Можно мне вернуться домой? — Голос ее был спокойным и равнодушным, но ни на миг не ввел его в заблуждение. Рэнду уже приходилось видеть ее разгневанной, но настолько — ни разу.

— Ну конечно. — Сможет ли она его простить? — Я провожу тебя.

— Нет, я хочу домой. Назад, в Лондон. — Она откинула с лица прядь волос, и на миг ее спокойствие изменило ей, и сердце Рэнда сжалось, когда он понял, какую нанес ей рану. — Или в Шелбрук-Мэнор.

— Я не могу тебе это разрешить, — покачал он головой.

— Почему нет? — прищурилась она. — Потому что я — твоя жена?

— Не только, но и поэтому тоже.

Джоселин презрительно фыркнула.

— Обстоятельства, которые привели к нынешней ситуации, пока остаются прежними, — осторожно сказал Бомон. — Угроза твоей жизни остается. Ничто не изменилось.

— Не изменилось? — Ее голос задрожал. — Как ты можешь говорить такое? Изменилось все! Я думала… — Она обхватила себя руками за плечи и отвела взгляд. И он понял, что даже сейчас, когда на ней очки, она смотрит на то, чего нельзя увидеть. — Думала или просто надеялась… — Джоселин затрясла головой, и их взгляды встретились. — Наверное, я просто дура!

— Я не могу позволить тебе уехать, — мягко сказал он. И понял, что никогда в жизни не был так правдив.

— Тогда я останусь — тут, где я в целости и сохранности. — Она издала короткий горький смешок. — Где меня никто не обидит. — И снова зашагала к замку.

Он проводил ее взглядом, охваченный чувством полной беспомощности. Что он наделал! И что ему делать теперь? Разве он хотел, чтобы все так обернулось? Конечно, он рассердился, узнав, что его жизнь превратили в фарс. Но он не собирался винить в этом Джоселин! Он потерял голову. Повредился в рассудке. Сказал то, чего говорить не следовало. Ранил ее так, как не ранишь ни ножом, ни пистолетом.

Рэнд отвел взгляд, подобрал лук и колчан. Выпущенные стрелы можно собрать потом. Сейчас важнее успокоить Джоселин, постараться убедить, что он не хотел ее обидеть. И рад тому, что женился на ней. Что это лучшее, что случилось в его жизни.

Он направился за ней следом. Ей следует знать, что она ему небезразлична. Глубоко. Что ни одна женщина не была ему настолько небезразлична. И может быть, это не просто симпатия, а скорее даже…

— Рэнд! — окликнула его Джоселин через плечо со странной ноткой в голосе.

Он ускорил шаг и в один миг оказался рядом. Она стояла, глядя куда-то мимо замка.

— Способность хорошо видеть может оказаться не такой выгодной, как я полагала. Вот, к примеру… — Она кивнула, и он проследил за ее взглядом. С южной стороны к замку приближались три всадника. Со стороны Лондона!

— И я не знаю, друзья, это или враги, — пробормотала она.

— И я тоже. — Рэнд прикрыл глаза ладонью от низкого послеполуденного солнца. — Отсюда не видно, мои это люди или нет, но едва ли злоумышленники стали бы подъезжать так открыто. Идем. — Он взял ее за руку и повлек за собой к замку. — И кстати, я — твой друг, — заявил он тоном, не предполагающим возражений.

— Ну тогда никакие враги мне не страшны, — съязвила она, но он не обратил на это внимания. Еще будет время уладить все недоразумения.

Они поспешили в замок. Рэнд сомневался, что прежде Джоселин приходилось много бегать, и не мог не восхититься тем, с какой легкостью она поспевала за ним. Обычно в таких случаях подгоняет страх. Или злость. Они обогнули башню, перебрались через полуразвалившуюся стену, пробежали через заросший розовый сад и, преодолев финишную прямую, ввалились в холл замка.

— Ник! — крикнул Рэнд, едва переступив порог. Слуга немедленно возник перед ним словно из-под земли. — Принесите мой пистолет.

Дворецкий тут же испарился. Рэнд повернулся к Джоселин. — Оставайся здесь. — Он направился к лестнице. — И не бойся.

— Я не боюсь. — Она скрестила на груди руки. — Думаю, бояться нечего, как сразу подсказал вам ваш инстинкт. Но остается все же слабая надежда, что меня убьют, и в этом случае все мои беды кончатся, или убьют вас… — Она мило улыбнулась. — И мои беды опять-таки кончатся.

— Так держать, Джоселин. Когда люди сердятся, у них не остается места для страха.

— Значит, меня уже ничто никогда не испугает.

— Не будешь же ты злиться на меня вечно.

— Вы собираетесь заключить по этому поводу пари, милорд? — Выражение ее глаз сказало ему, что этот раунд он проиграл. Хотя…

— Да. — Он повернулся и стал подниматься по лестнице. — Уладим это потом…

— Если только оно будет, это «потом»… — раздалось ему вслед.

— Конечно, будет, — пробормотал Рэндалл себе под нос, прыгая через две ступеньки. Будет и завтра, и послезавтра, и целая жизнь вместе с Джоселин, хочет она этого или нет. И в конце концов эта жизнь ей понравится, он позаботится об этом.

Рэнд взбежал па верхнюю площадку, пересек холл и вошел в комнату, окно которой выходило на юг. Схватив бинокль, который он заранее принес туда именно ради такого случая, он приложил его к глазам и навел на приближавшихся всадников. В первом и последнем он сразу узнал своих помощников, что же касается того, кто ехал между ними… Рэнд сжал зубы и медленно опустил бинокль.

— Тысяча чертей!

Глава 11

— Вы могли бы по крайней мере объяснить, что происходит, — холодно заметила Джоселин.

Рэнд торопливо прошел мимо нее к двери, замкнутый, сосредоточенный. Он что-то пробормотал, но она не расслышала. Тяжело было находиться в неведении, но Рэнд, когда хотел, становился абсолютно невыносимым. Его самонадеянный вид только еще больше разозлил ее. Джоселин отгораживалась гневом от чего-то более глубокого и болезненного.

— Оставайтесь здесь, — велел он.

— Не хочу.

Она направилась следом за ним, но Рэнд повернулся так резко, что они едва не столкнулись. Он стиснул зубы и мрачно сверкнул глазами.

— Останьтесь здесь!

Его взгляд не предвещал ничего доброго, и Джоселин проглотила язвительный ответ, вертевшийся на языке. Он подошел к двери, распахнул ее и вышел во двор. Джоселин немедленно встала за раскрытой внутрь створкой двери, откуда ее нельзя было увидеть, зато она могла все слышать. Могла бы, если бы Рэнд и нежданные визитеры не беседовали намеренно приглушенными голосами, конечно же, по его распоряжению.

— Миледи, — прошептала подошедшая сзади Флора. — Я сомневаюсь, что милорду понравилось бы…

— Чепуха, Флора. Он просто хочет, чтобы мы сохраняли спокойствие. — Джоселин придвинулась ближе к стене, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь щель между дверью и косяком, но попытка оказалась тщетной.

Тут голос Рэнда приблизился, и она быстро отступила от двери и вернулась на место, где.он ее оставил. Рэнд переступил порог. Лицо его было мрачнее тучи. Он бросил на Джоселин странный неуверенный взгляд, затем кивнул Флоре.

— Кажется, у нас гость. Позаботьтесь, пожалуйста, о комнате.

— Гость? — Джоселин попыталась заглянуть через его плечо. — Кто же это?

Тут глаза ее раскрылись от изумления, и она сдернула очки с носа.

— Миледи, я считал минуты со времени нашей последней встречи. — Принц Алексис Фридрих Бертольд Рупрехт Пражински вступил в комнату непринужденно, словно в собственную гостиную. Он остановился перед Джоселин, склонил голову в коротком поклоне, взял ее руку и поднес к губам. — Я скучал по вас, дорогая Джоселин.

— Леди Бомон, — отчетливо произнес Рэнд. Джоселин не обратила на него внимания и ослепительно улыбнулась Алексису.

— Ваше высочество! Как приятно видеть вас снова.

— А вы очаровательны, как всегда. — Алексис впился в нее глазами.

— Теперь это леди Бомон, — повторил Рэнд.

— Я слышу вас. — Алексис понимающе улыбнулся Джоселин. — Какая жалость!

— Почему же? — Рэнд встал рядом с женой и многозначительно посмотрел на руку принца, в которой тот продолжал удерживать пальчики молодой дамы. Алексис выпустил их, но от лица спутницы глаз не отвел. — Мы вполне довольны друг другом.

Эта откровенная ложь отвлекла внимание Джоселин от Алексиса. Рэнд улыбался ей с преувеличенной нежностью. Ей страшно захотелось дать ему пощечину. Она демонстративно отступила от него и сосредоточила все внимание на принце.

— Вы правы, ваше высочество, мы не виделись очень давно. — Она выразительно огляделась, отмечая отсутствие свиты. — Неужели вы проделали весь путь один?

— Я оставил сопровождающих в какой-то жуткой деревне в двух часах пути отсюда. — Он стянул перчатки. — Решил, что это будет разумно, поскольку Бомон затратил немалые усилия, чтобы скрыть ваше место пребывания. — Он с улыбкой посмотрел на Рэнда. — Правильно я поступил, кузен?

Кузен!

— Мне с трудом верится, что они позволили вам путешествовать одному, — ответил Рэнд, прежде чем Джоселин успела вставить хотя бы слово.

— Мне никто ничего не может позволить или не позволить. — Алексиса явно позабавили слова Бомона. — Я всегда поступаю, только руководствуясь собственными желаниями. Это привилегия сильных мира сего.

— Как вы нашли нас? — спросил Рэнд.

— Это не составило труда, — пожал плечами Алексис. — Я принц суверенного государства, которое имеет дружеские отношения с вашим, а также гость вашего правительства. Когда человек, к которому я специально обратился с просьбой заняться делом, связанным с моей безопасностью, просто растворяется в воздухе, а на его место поставили деревенщину, то я, конечно, не могу оставить этот факт без внимания. — Алексис хлопнул по ладони перчатками. — Я лишь осведомился, где вы и что вы там делаете. И получил ответ. Это еще одна привилегия сильных мира сего. — Принц обернулся к Джоселин. — Надеюсь, никто не посмел вас обидеть?

— О нет, абсолютно никто. — Она метнула быстрый взгляд на Рэнда, желая удостовериться, обратил ли он внимание на тонкую иронию ее ответа. Он обратил…

— Я бы никогда не простил себе, если бы вы из-за меня пострадали. — Тон Алексиса был искренним и задушевным. Может быть, даже интимным. И тем не менее слова его доставляли Джоселин огромное удовольствие.

— Как вы добры, что говорите это.

— Простите, что вмешиваюсь. — Рэнд снова подошел к Джоселин. — Но помимо участия, которое вы принимаете в моей жене и за которое вам, разумеется, благодарны…

— Очень-очень благодарны, — вставила Джоселин.

— Что еще привело вас сюда, ваше высочество?

— А то, что вы — единственный человек, которому я доверяю. Вы один в Британии, а может быть, и во всей Европе — я уверен в этом — не жаждете лишить моего отца престола, а меня и моих брата и сестру выбросить на улицу или хуже того… Послушайте, кузен, я не могу позволить, чтобы моя судьба оказалась в руках того болвана, который заступил на ваше место.

Снова он повторил это обращение — «кузен»! Джоселин озадаченно сдвинула брови.

— Простите за вопрос, ваше высочество, но вы уже дважды назвали лорда Бомона кузеном, и мне чрезвычайно любопытно — почему?

— Что же тут необычного? А как вы называете ваши кузенов?

— Мне кажется… — начал Рэнд.

— Вообще-то у меня нет двоюродных братьев, но если бы были… — Она пожала плечами. — Полагаю, я их так бы и называла — кузены.

— Именно потому я и обращаюсь к Бомону подобным образом. — Оп перевел взгляд на Рэнда и приподнял бровь. Очевидно, вы не посвящаете вашу очаровательную жену свои тайны, кузен?

— Отчего же? — равнодушно пожал плечами Рэнд, слов но его ответ не имел никакого значения, тогда как он имел и очень серьезное. — Я просто не находил нужным упоминать о своих отдаленных родственных связях.

Джоселин повернулась к мужу и внимательно посмотрела на него. Да, выражение его лица было тем самым. Конечно, они недолго прожили вместе, но ей этого вполне хватило, чтобы запомнить его привычку плотно сжимать губы, когда Рэндалл Бомон несколько уклонялся от правды. Она прищурилась.