Думая о новой жене Сен-Шевиота, Флер очень жалела ее, хотя и не знала этой женщины.

Теперь Флер с Певерилом стали чаще появляться в городе и как-то вместе с Тейлорами даже посетили концерт Моцарта, ибо все они очень любили музыку и хорошо разбирались в ней.

Наступил день, когда Артур Уоррен наконец уговорил Певерила дать ему на время небольшой портрет некоей Дороти Дикинз — маленькой ученицы Флер. Это была обаятельная восьмилетняя девочка с длинными золотистыми волосами и прелестным умным личиком. Марш написал очень удачный портрет малышки в светло-синем платьице с беленьким гофрированным передничком. Волосы ее были подвязаны голубой лентой. Мистер Уоррен сразу очень высоко оценил эту работу, упорно добиваясь разрешения выставить ее в своей галерее. В конце концов полотно оказалось там, правда, портрет не был подписан. И мистер Уоррен всю неделю выслушивал разные, подчас весьма лестные предложения от тонких ценителей искусства и коллекционеров.

Флер подумала, что Певерил, наверное, ушел, взволнованный из-за этого портрета, ибо некий знатный джентльмен настойчиво уговаривал мистера Уоррена продать его. Марш всегда весьма щепетильно относился к своим обещаниям. Он не нарушил бы слова, данного матери Дороти, какую бы огромную цену ни предложили за его работу.

И тут внезапно, подобно урагану, новый страх обрушился на Флер. Знатный джентльмен, который уговаривал мистера Уоррена продать портрет!.. Господи Боже, конечно же, нет… этого не может быть… нет… но страшная мысль не выходила у Флер из головы. Ее начало трясти. Она не могла вынести самой мысли о том, что картину Певерила мог увидеть — и опознать его искусную работу — сам Сен-Шевиот. Хотя мистеру Уоррену, безусловно, известна фамилия клиента, и он сообщит ее Певерилу.

Они с Маршем решили отметить свое бракосочетание какой-нибудь приятной поездкой. И были беспредельно счастливы, узнав, что Артур Уоррен владеет небольшим домом в окрестностях Бата[12]. Он предложил им отправиться туда, пожениться в Бате и провести медовый месяц в его доме. Как и здесь, там им удастся избежать лондонской публики. Поэтому Певерил на следующий день договорился насчет кареты, чтобы выехать в Бат, увидеться с приходским священником и сделать необходимые приготовления.

Этим утром Флер вышла из дому, чтобы купить новую модную шляпку и подходящую шаль для своей свадьбы. Она ощущала сильное волнение, потому что чувствовала себя совершенно иначе, чем тогда, в те кошмарные дни три года назад, когда она жила в великолепном доме Арчибальда де Вира и ее обшивали к свадьбе самые модные портнихи. Как она ненавидела тогда все это! Ибо наряжалась для него, предмета своей жгучей ненависти и презрения.

Сейчас все было по-другому: вместо чувства подавленности — радость и веселье. Но она непрестанно думала о Певериле. Куда он отправился и почему в расстройстве? Куда?

К обеду пришли Лук с Алисой и увидели Флер, нервно расхаживающую по просторной студии и погруженную в раздумья. Заметив друзей, она тут же кинулась к ним и поделилась своей тревогой.

Лук предложил сходить на Лудгейт-Хилл повидаться с мистером Уорреном.

— Наверное, — сказал он, — Певерил все еще там.

— Но сначала вам надо перекусить… — начала Флер.

— Нет, пусть идет, — возразила Алиса. — Еда-то может подождать, а вот вам ждать нельзя. Да не расстраивайтесь так, дорогая. Все уладится. Я уверена, ваши опасения совершенно беспочвенны. Наверняка Певерил в виду предстоящей женитьбы решил познакомиться с будущим возможным клиентом, который в таком восторге от его мастерства, что собирается заказать ему портрет.

Флер прикусила губу, а Алиса прибавила:

— Вполне естественна ваша тревога из-за того, что человеку, которого вы так сильно любите, может угрожать опасность, но я ни на секунду не сомневаюсь, что этот знатный джентльмен не кто иной, как очередной клиент Артура. Правда, Лук? — повернулась она к мужу.

— Ну разумеется, — кивнул тот.

И, чтобы успокоить Флер, немедленно удалился. Две женщины слегка перекусили тем, что приготовила служанка, после чего Флер погрузилась в долгое и тревожное ожидание.

Похоже, день как бы наложил запрет на самого себя. Ибо сразу после двух часов небо затянулось грозовыми облаками. Тучи поглотили шпили и остроконечные верхушки крыш. Внутри славного домика Тейлоров весело горели камин и лампа, но Флер не могла спокойно сидеть на месте и заниматься вышиванием. Она постоянно посматривала на часы или подходила к окну, всматриваясь в темноту улицы. Где же Певерил? Почему он не вернулся к обеду? С чем встретится Лук, придя в галерею мистера Уоррена?

— Надеюсь, ко времени бракосочетания нашей любимой королевы погода прояснится, — проговорила Алиса.

Внезапно появился Лук. Он был вовсе не таким бодрым и веселым, как до ухода. Едва молодые женщины увидели выражение его лица, как сразу почувствовали надвинувшуюся беду.

— О Боже, вы вернулись один. Где же мой Певерил? — прошептала Флер.

— Крепитесь, дорогая, — сказала Алиса, хотя при виде изменившегося лица мужа у нее екнуло сердце.

Лук стал рассказывать все, что ему удалось узнать.

Когда он пришел в галерею Уоррена, то обнаружил там своего крестного отца одного и в совершенно невменяемом состоянии. Судя по всему, он перенес страшное потрясение.

Уоррен сообщил Луку, что накануне к нему на частной карете приехали два джентльмена, чтобы ознакомиться с выставленными для продажи картинами. Один из них представился агентом некого знаменитого коллекционера. Второй, с куда менее благородной внешностью, вообще не представился, сообщив лишь, что родом из Уэльса. Похоже, их особенно заинтересовал портрет Дороти. Агент, который тоже не назвал своего имени, сказал, что узнал об этом портрете от одного своего приятеля. Мистер Уоррен сразу объявил гостям, что портрет не предназначен для продажи. Тогда этот джентльмен спросил об имени художника. На что мистер Уоррен отказался дать ему эти сведения.

Когда Лук дошел до этого места в своем рассказе, Флер побелела, словно снег, и схватила Алису за руку.

— О Боже! — выдохнула она. — Валлиец! Наверняка это Айвор, слуга Дензила. А этот покупатель — скорее всего, агент самого Дензила. Он остался нашим непримиримым врагом, и, несмотря на то, что наш брак аннулирован, а сам он женится вторично, барон так и не утолил своей злобы! По-моему, он наконец нас выследил. О, мне все понятно! До этого времени работы Певерила не показывали публично. Но джентльмен, который приезжал с Айвором и которому Дензил заплатил за расследование, видимо, узнал в портрете Дороти работу кисти Певерила. Ведь на ней отпечаток его индивидуальности. Блеск волос… богатство оттенков в изображенных деталях, светло-синее платьице… и голубая лента… этот классический задний план, написанный в подражание школе старинных итальянских мастеров, — их Певерил любит больше всего! Сразу чувствуется рука определенного мастера, его неповторимый стиль. Я уже говорила вам обоим, что этот портрет выполнен так же великолепно, как и мой портрет в Кадлингтоне.

Флер замолчала, чтобы перевести дух. Она снова испытывала муки при упоминании о Кадлингтоне. Ведь это название вызывало множество зловещих ассоциаций.

Затем Лук рассказал, что агент разгневался, когда мистер Уоррен учтиво, но решительно отказался назвать имя художника, а также место его нахождения. В конце концов валлиец выхватил пистолет и начал угрожать мистеру Уоррену, предупредив, что пытаться искать защиты у полиции бесполезно. Лук с глубоким вздохом сказал, что его крестный отец далеко не смельчак и до смерти испугался жестокой угрозы. По его собственному признанию, он оказался трусом — согласился привести в галерею Певерила.

Тут Флер, схватившись за золотой крест, висящий на цепочке у нее на шее, перебила Лука:

— Неужели он не догадался, что этот валлиец наверняка Айвор и что за всем этим стоит барон?!

— Да, — кивнул Лук. — И мой крестный глубоко раскаивается, что втянул Певерила в столь опасную ситуацию. Но ведь его собственная жизнь находилась под угрозой, и когда Марш узнал об этом, то заявил, что мистер Уоррен, который два года был его другом и покровителем, не должен пострадать из-за него. Поэтому он незамедлительно отправился в галерею, чтобы, не дрогнув, встретить опасность.

— О Певерил, любовь моя! — прошептала Флер, и глаза ее тревожно заблестели.

Артур Уоррен оказался тверд лишь в одном — он сделал все, чтобы несчастье не обрушилось на «миссис Трелони» и на Тейлоров. Он настоял, что отправится за Певерилом один. А «клиенты» должны будут ждать в галерее до тех пор, пока он не вернется вместе с художником. Тогда валлиец сказал: «Что ж, мы согласны. Но предупреждаю: любая попытка с вашей стороны выдать нас или увести художника в новое укрытие закончится для вас весьма прискорбно. Вы можете распрощаться с жизнью».

Насмерть перепуганный владелец галереи пообещал сдержать слово и поспешил за Певерилом. Когда художник вошел в галерею и увидел Айвора, он повернулся к мистеру Уоррену и тихо произнес; «Вы привели меня прямо к моему врагу. Но, что бы ни постигло меня теперь, заклинаю вас, не говорите этим людям о ее местонахождении».

— Он имел в виду меня, — прошептала Флер. Лицо ее стало пепельно-серым, и она так сильно дрожала, что Алисе пришлось поддерживать ее.

— Да, — произнес Лук. — И тогда мистер Уоррен ответил: «Бог мне судья, но ее адреса я никогда не выдам. О, мой бедный мальчик, я никогда не прощу себе этого, но я боялся за свою жизнь».

Лук продолжал свой рассказ:

— Валлиец долгим тяжелым взглядом смотрел на Певерила, затем отвратительно рассмеялся и сказал: «О, вы правы. Наконец-то, господин художник! Вот мы и встретились! Коварный соблазнитель леди Сен-Шевиот! Вот я и отыскал вас».

На что Певерил ответил: «Я не соблазнитель. Так можно назвать вашего хозяина. И не смейте обвинять меня в подобном преступлении!»

Айвор, не обращая внимания на слова молодого человека, сказал: «Два года вот этот славный джентльмен, который весьма неплохо разбирается в живописи, рыскал по всей стране, разыскивая вас. Мы обошли все галереи и магазины, где могли бы находиться работы, выполненные в присущей вам манере письма. К счастью, милорд сохранил портрет, на котором вы изобразили его, поэтому специалист мог ознакомиться с вашим стилем».

Флер, услышав эти слова, вскричала:

— Так я и думала! О Боже милосердный, ненависть и гнев Сен-Шевиота постоянно преследовали нас. И вот наступил печальный конец. Почему мы не позаботились хорошенько о собственной безопасности?!

Лук с несчастным видом кивнул. Он рассказал все, что сообщил ему крестный. Мистер Артур обязательно зашел бы к ней, сказал Лук, но он никак не может прийти в себя от потрясения.

Еще Лук сказал, что, похоже, Айвор точно передал приказ его светлости:

«Милорд распорядился отвезти вас в Кадлингтон, чтобы драться с ним на дуэли, поскольку он намерен смыть позор, который вы навлекли на него. Итак, вы поедете с нами, господин художник. Карета до Уайтлифа уже ожидает нас».

— Дуэль! — оцепенев от ужаса, повторила Флер. — Господи, Сен-Шевиот — лучший фехтовальщик Англии, а мой бедный Певерил — человек мирный и никогда не умел владеть ни шпагою, ни пистолетом.

Лук, благородное лицо которого побледнело от волнения, проговорил:

— Знаю. Однако Артур сказал, что Певерил не оказал никакого сопротивления этим людям. «Я охотно принимаю вызов Сен-Шевиота, — промолвил он. — И буду сражаться за честь миледи. — Затем он повернулся к Артуру и добавил: — Поцелуйте от меня ее и передайте, что я, как человек чести, не могу отказаться от этого поединка, хотя и глубоко сожалею об этом».

— Когда состоится дуэль? — еле слышно спросила Флер.

— Не знаю, — отозвался Лук. — Насколько мне известно, мой бедняга крестный упал в обморок, а когда пришел в себя, его помощник сообщил ему, что незнакомцы увезли Певерила с собой. Как мы предполагаем, в Кадлингтон.

Лук добавил также, что Айвор сказал Певерилу о намерении барона в течение месяца жениться, а перед тем, как он привезет в замок новую жену, ему угодно обелить свою честь.

— Кто же эта несчастная? — спросила Алиса из чисто женского любопытства. Флер же от страха лишилась дара речи.

Лук ответил супруге, что это девушка благородного происхождения, по имени леди Джорджиана Поллендейн.

Тут Флер подняла поникшую голову. И проговорила с горечью:

— Я немного знаю ее. Ей всего шестнадцать лет. Снова Сен-Шевиот жаждет невинную девушку. Да простит Бог ее родителей, которые отдают свое дитя в лапы этому мерзавцу.

И, повернувшись к Луку, прибавила: