Она бессильно поникла в его объятиях, уткнувшись в его плечо. Вся ее сердечная мука и боль вылились в единственном крике, сорвавшемся с ее губ:

— Мне нужна от вас любовь, Вивиан! О, мой муж, в чем я нуждаюсь, так это в настоящей любви!

Но если он и услышал ее крик, то не ответил на него. Он положил ее на подушки, затем подошел к двери и повернул в замке ключ.

И все ее слабые надежды на то, что он одарит ее истинной любовью, окончательно исчезли.

Глава 14

Медовый месяц кончился.

Карета лорда Чейса, запряженная двумя красивыми серыми лошадьми, катилась по широкой аллее, ведущей к замку. Чета Чейсов снова была дома. Уезжали они в грозу, возвращались же прекрасным солнечным днем позднего августа. Огромные буки еще не покрылись золотом, а маргаритки, высовывающие свои головки из цветочных бордюров, были темно-фиолетового цвета. Дикий виноград, обвивающий западную стену замка, начал краснеть.

И снова Шарлотта участвовала в старинном ритуале: приветствия со стороны слуг, низкие поклоны, глубокие реверансы. Карета не остановилась у домика Форбзов — Вивиан не желал, чтобы его жена часто виделась с Нан и Джозефом, равно как не хотел, чтобы кто-либо вспоминал, что она когда-то жила вместе с ними. Чтобы занять законное место в Клуни, она должна «совершенствоваться», считал Вивиан, постоянно напоминая жене об этом с определенной долей снобизма. Ибо знал, что именно снобизм совершенно отсутствует в ее характере.

Обуреваемая сложными чувствами, Шарлотта прошла в знакомый вестибюль замка. За ней проследовал муж, который сразу отправился в библиотеку, где его ожидала мать.

Шарлотта почувствовала огромное облегчение и благодарила Бога, когда, будучи в Монте-Карло, получила от свекрови письмо, в котором та писала, что после должного отдыха и лечения ей стало лучше. Не меньшее облегчение она испытала, когда наконец, добравшись до Клуни, застала миледи живой. У нее перехватывало дыхание при мысли, что, вернувшись, она может обнаружить зеркала, закрытыми черной тканью, а шторы опущенными. И сейчас, когда она увидела любимую свекровь на софе, стоящей у камина, Шарлотта бросилась к леди Чейс и опустилась подле нее на колени.

— О, дорогая матушка, вот мы наконец-то дома! — прошептала она.

— Наконец-то, — вторила ей Элеонора Чейс, с облегчением взирая сначала на невестку, потом — на сына.

Что бы там ни было, на первый взгляд казалось, что молодые люди каким-то образом поладили. И в самом деле, оба выглядели отлично, подумала миледи с удовлетворением. Вивиан был бронзовый от загара и в прекрасном расположении духа, а Шарлотта не выглядела такой бледной и напряженной, какой была, покидая Клуни. Она держалась спокойно и с необыкновенным достоинством. Для ее светлости также стало очевидно, что в Париже Вивиан проявил щедрость к молодой жене, ибо она была в очень модном дорожном платье цвета вина и в прелестной короткой жакетке с кружевной отделкой. Ее изящную головку украшала маленькая шляпка светло-зеленого цвета, чуть сдвинутая набок, с откинутой на каштановые волосы длинной прозрачной вуалью. Шарлотта казалась повзрослевшей, и, конечно же, ее фигура заметно пополнела, отметила ее светлость. Она уже не выглядела ребенком.

— Все в порядке? — шепотом спросила Элеонора у невестки.

— Да, дорогая матушка, все хорошо, — тихо ответила та.

Тогда леди Чейс протянула руки к сыну.

— Обними меня, дорогой мой мальчик, я так рада видеть тебя, — прочувствованным тоном проговорила она.

Вивиан нагнулся и поцеловал мать сначала в руку, потом в обе щеки.

— Как замечательно увидеть вас в добром здравии, матушка, — произнес он и закашлялся.

— О, сейчас я чувствую себя намного лучше, — сказала ее светлость. — Ханна превосходно заботится обо мне, и доктор Кастлби навещает меня ежедневно. Ханна, — повернулась она к служанке, стоящей позади молодоженов, — не правда ли, наша юная пара выглядит восхитительно? Поездка в Монте-Карло явно пошла им на пользу.

— Да, миледи, — пробормотала старуха.

Однако во взгляде, которым Ханна окинула молодоженов, не было радости. Она по-прежнему считала, что Шарлотте не подобает находиться здесь в столь высоком положений. Оказавшись наедине с Вивианом в вестибюле, она напрямик сказала ему, что здоровье его матери очень волнует ее и доктор Кастлби крайне обеспокоен состоянием ее сердца. Однако миледи настояла на том, что встанет с постели, чтобы встретить их по возвращении домой.

Он чувствовал подавленность, главным образом из-за того, что ему пришлось возвращаться в Англию. Клуни не вселял в него радости, и, кроме того, для него было утомительно постоянно изображать из себя послушного и внимательного сына. Равно как во время медового месяца на юге Франции наскучило притворяться любящим мужем.

Он совершенно не любил Шарлотту, впрочем, он никогда не любил ее. Правда, когда пребывал в хорошем настроении, его влекла ее красота, но о дружеских чувствах не могло быть и речи. Она обладала слишком тонким умом, слишком глубокой натурой. А ему нравились женщины легкомысленные и фривольные. И, пребывая в Монте-Карло, он часто вращался в таком обществе. Вокруг каждого казино не было недостатка в веселых дамах полусвета. Много времени и денег он оставил за игорным столом и домой вернулся «разоренным». Но понимал, что если должным образом будет вести себя с матерью, то очень скоро вновь пополнит свою «казну». Фактически он стал рассматривать Шарлотту как некое «размещение капитала». Похоже, мать привязалась к ней, думала о будущем ребенке, и она не откажет ему ни в чем, пока он будет внимательным и добрым к жене.

Тем временем Шарлотта сидела рядом со свекровью. Женщины обменивались новостями, наслаждаясь китайским чаем. Когда леди Чейс смотрела на невестку, в ее темных запавших глазах искрились радость и нежность.

— Наверное, все же Спаситель указал мне верный путь, и у вас с Вивианом нашлись какие-то общие интересы, новые чувства друг к другу? — спросила она.

— Да, да, мы… нам теперь очень хорошо, — поспешно ответила Шарлотта. — Вилла была очаровательной, и меня просто потрясла красота Французской Ривьеры. А посмотрите на мои новые наряды… — Она со смехом показала на свое платье. — Вивиан был очень щедр ко мне. И теперь маленькая Шарлотта Гофф исчезла навсегда.

— Мне бы не хотелось, чтобы навсегда исчезла та маленькая Шарлотта, которую я когда-то знала, — промолвила ее светлость. — Ведь я так сильно ее любила.

— Для вас, дорогая матушка, я никогда не изменюсь, — с чувством проговорила молодая женщина.

— Уверена, что высокое положение не испортит тебя, — согласилась миледи. — Я просто нутром чувствую, что ты оказала неплохое влияние на моего сына. Ты даже не представляешь, Шарлотта, как я благодарна тебе за нынешний день.

Шарлотта тихо проговорила что-то в ответ и снова принялась за чай. Ее желание избавить миледи от дальнейших страданий было столь велико, что она обошла молчанием бесчисленное количество горестных воспоминаний, связанных с медовым месяцем, проведенным в Монте-Карло. И дай Бог, думала она, если миледи осталось жить совсем недолго, чтобы Вивиан был достаточно мужествен и сыграл свою роль, сделал мать счастливой до самой кончины.

Однако свое будущее Шарлотта видела унылым и совершенно безнадежным. Проведя несколько недель наедине с Вивианом, она отчетливо поняла, что никогда не сумеет обрести с ним счастья. Она познала всю глубину его низости и подлости.

Медовый месяц только усилил ее горькое презрение к человеку, ставшему ее мужем. Иногда, пытаясь противостоять его упрямому стремлению повелевать ею, Шарлотта в отчаянии горевала о том, что он не унаследовал и самой малой толики характера своих родителей. Ей казалось невероятным, что два благородных человека породили такое эгоистичное чудовище.

Большинство вечеров в Монте-Карло она проводила в одиночестве дома или прогуливалась по живописным окрестностям виллы, вдыхая аромат апельсиновых деревьев. Или в печальном уединении сидела на террасе, выходящей к морю, которое казалось ей трепещущим синим шелком. Немало часов она пролежала одна на великолепной итальянской кровати в роскошной опочивальне в стиле рококо. Днем она в сопровождении служанки порой бродила по паркам, окружающим казино, разглядывая экзотические цветы и лишь изредка заходя в сверкающие витринами дорогие магазины. Но чаще оставалась дома, где было прохладно и спокойно и она могла читать.

Вивиан же провел медовый месяц в удовольствиях на свой вкус. Целыми днями он бездельничал в казино вместе с приятелями, играя в рулетку или баккара, или развлекался с дамами полусвета. Выпивал огромное количество шампанского и возвращался на виллу с рассветом, проваливаясь до полудня в тяжелый хмельной сон. Оставаясь вдвоем с Шарлоттой, что бывало весьма редко, он обычно становился угрюмым и раздраженным. Все время поддразнивал ее, издевался над ней и постоянно напоминал, что женился на ней по принуждению, а не по собственной воле.

Ее деликатное положение не вызывало у него сочувствия. И постепенно ее оставили надежды, что Вивиан полюбит ее и станет нежен с ней. Когда он требовал от нее того, что называл «супружескими обязанностями», она молча и покорно принимала его «ухаживания», просто считая это своим долгом. За два дня до их возвращения в Англию, когда наступил день рождения Шарлотты, он швырнул ей бриллиантовый браслет, купленный в одном из дорогих магазинов Монте-Карло, но даже не остался с ней на ужин, не говоря уже о каких-либо других знаках внимания.

— Вы неважно себя чувствуете и должны отправиться спать, — заявил он.

«Сегодня мне исполнилось всего лишь семнадцать лет, — подумала Шарлотта, — а я уже несчастная женщина, полностью разочаровавшаяся в жизни».

Веселая, добросердечная Шарлотта, когда-то считавшая жизнь чудом, теперь, казалось, умерла. Нынешняя Шарлотта была леди Чейс, которая знала одно лишь горькое одиночество.

Когда же — это было несколько раз — они встречались с кем-нибудь из знакомых семьи Чейс, Вивиан, который, когда хотел, мог быть очаровательным, брал Шарлотту за руку и с нежным выражением лица произносил: «Моя красавица жена».

Молодожены возвращались из Кале на совсем новеньком пароходе «Кастилия», и путешествие до Дувра заняло всего час пятьдесят минут. Этот пароход шел с невероятной скоростью, вызвавшей сенсацию. Однако море было неспокойно, и Шарлотта, страдая от морской болезни, всю дорогу провела в каюте со своей служанкой.

Когда они пересели в поезд, Шарлотта, оправившись, призвала на помощь все свое мужество и заговорила с Вивианом об их будущем.

— Как бы вы ни относились ко мне, прошу вас, как только мы вернемся к ее светлости, сделать все от вас зависящее, чтобы не огорчать ее, — сказала Шарлотта. Вивиан в ответ нахмурился.

— Сколько раз еще мне придется напоминать вам, чтобы вы называли ее матушка или мама. Если наши друзья услышат, что вы называете ее «ее светлостью», они решат, что я женился на служанке.

В таком настроении они возвращались в Клуни.

Однако сегодня Вивиан и вправду сделал над собой усилие, и обед, в котором участвовали все трое, удался на славу. Вдовствующая миледи была в восторге, когда ее красавец сын настоял на том, чтобы лично сопроводить ее в обеденную залу. Перед этим он поставил во главе стола стул, на котором она обычно сидела раньше.

— Вы все еще являетесь хозяйкой Клуни, — проговорил он. — Мы с Шарлоттой сядем по обеим сторонам от вас, как любящие дети.

Элеонора Чейс пребывала в возвышенно счастливом состоянии, полностью уверенная, что произошло чудо, столь изменившее сердце Вивиана. Однако Шарлотта уже знала, до чего лицемерен ее супруг. Немногим раньше, когда они переодевались к обеду, он вошел в ее комнату и выразил неудовольствие по поводу того, что его мать по-прежнему находится в Клуни.

Тогда ее взгляд на несколько секунд задержался на огромном портрете кисти Миллза, висящем над камином, где была изображена Элеонора Чейс, молодая, восхитительно красивая, одетая в красное платье с кринолином. К ней прижимался маленький Вивиан в бархатном костюмчике с кружевным воротником и манжетами. С огромными голубыми глазами и золотыми кудряшками, он был похож на ангела.

Очень рано для ее возраста у Шарлотты выработался трезвый взгляд на жизнь; теперь она осознавала пропасть, разделяющую добро и зло. И все же ей с трудом верилось, что ребенок, изображенный на портрете, мог вырасти в такое чудовище.

Сегодня она уже имела право жить в Клуни в качестве хозяйки этого огромного дома. Когда миледи умрет, то она, Шарлотта, будет сидеть на этом стуле с высокой спинкой напротив Вивиана, который разместится на другом конце длинного стола.