— Да, да, если вы действительно хотите этого, то и мне очень хотелось бы помириться с вами, Вивиан, — всхлипывая, проговорила она.

— Значит, так тому и быть, — произнес он, целуя ее в лоб, а затем нежно укладывая на подушки. — Отдохните и успокойтесь, дорогая Шарлотта, а я тем временем повидаюсь с доктором Кастлби. И мама с Небес увидит, что я на пути к исправлению. Вы же простили меня, Шарлотта, не так ли?

Какое-то время она молчала. Шарлотта не была дурочкой, но ничего не могла поделать. Она понимала: удивительно доброе настроение Вивиана вызвано скорее его страхом в ответ на последние слова матери, чем истинным беспокойством о ней, его жене. Он боялся Неизвестного. И, зная, что в доме еще находится тело его матери, он хотел задобрить ее дух, витающий вокруг и проклинающий его. Как все хвастуны и задиры, в душе он был трусом. И он взывал к сочувствию жены, к ее моральной поддержке, надеясь тем самым очиститься от грехов. Он не оставил бы Шарлотту в покое, пока не добился бы от нее подтверждения, что она действительно прощает его.

Шарлотта услышала, как он с облегчением вздохнул и произнес:

— Мне надо принять ванну и переодеться.

Шарлотта смотрела на него усталыми глазами.

— Вы и вправду постараетесь любить меня и ребенка?.. Вашего ребенка?.. Ибо я совсем недавно впервые ощутила, как эта маленькая жизнь бьется у меня внутри, — прошептала она.

Он стоял, приглаживая растрепавшиеся волосы, и зевал. Вивиану Чейсу сложно было долго проявлять нежность и сострадание, он снова начинал ощущать усталость и досаду — сказывались последствия оргии в доме миссис Грешем. В то же время он начинал осознавать, что теперь, со смертью матери, весь дом будет полностью в его распоряжении и под его контролем. Этот старый дурак сэр Гарри долго не протянет. Врачи говорили, что он не доживет до конца этой зимы. А после смерти сэра Гарри ничто не будет стоять между Вивианом и его состоянием, кроме семейного поверенного мистера Трубоди, с которым он справится без особого труда — Уильям Трубоди не обладал сильным характером.

Подходя к дверям, Вивиан еще раз громко зевнул и сказал:

— Пожалуйста, запомните, дорогая, если доктор будет спрашивать вас, то во всем виновата ночная сиделка. Это она позволила матушке встать с постели в горячке.

— Но, Вивиан, это же неправда… — начала Шарлотта.

Он резко повернулся. Его бирюзовые глаза были холодны, как лед, движения чрезвычайно надменны.

— Дурочка, вы что, хотите, чтобы, все вокруг считали, будто я убил свою мать? — свирепо спросил он. — Или вы хотите, чтобы эту вину возложили на вас?

Сердце Шарлотты замерло. Казалось, его крепко схватила чья-то безжалостная рука. А ведь всего несколько минут назад оно билось в надежде, что наконец-то она нашла мир и согласие со своим мужем! Сейчас Шарлотта поняла, что этого не будет никогда. Ведь леопард не меняет своей шерсти. Она больше ничего не сказала, а только снова уткнулась в подушку, заливаясь горючими слезами.

Вивиан бодро вышел из опочивальни; ноздри его подрагивали, а на губах играла кривая, жестокая, самодовольная ухмылка.

Глава 17

Холодной ветреной январской ночью 1875 года Шарлотта разрешилась от бремени.

Роди Шарлотта сына, Вивиан, может, хоть немного обрадовался бы и более охотно выказал супруге свое удовольствие. Но, к несчастью для Шарлотты, ребенок оказался девочкой.

Уже пять месяцев Элеонора Чейс покоилась в фамильном склепе в Харлинге. Вивиан очень скоро нарушил свой обет относиться к Шарлотте с любовью и лаской. Казалось, его совершенно не заботило ее состояние, и он не испытывал к ней никакого интереса как к женщине. Хотя он по-прежнему был достаточно благоразумен, желая производить хорошее впечатление на ближайший круг своих друзей. В их присутствии он был весел, галантен и заботлив по отношению к жене, которая скоро стала всеобщей любимицей.

Не успел пройти и месяц после смерти вдовствующей леди Чейс, как Вивиан грубо выгнал Форбзов из их домика. Нан слишком часто видели в обществе новой леди Чейс, и это не могло понравиться надменному милорду. Его не тронули слезы и уговоры жены.

— Я желаю навсегда забыть, что когда-то вы жили в жалкой каморке с этими простолюдинами, — заявил он. — Им придется уйти. Управляющий моим имением нашел для меня нового смотрителя.

Когда Форбзы покидали Клуни, это был горький для Шарлотты день. Несмотря ни на что, она ослушалась Вивиана и отправилась к домику, чтобы проститься с несчастными Форбзами. Нан заливалась слезами. Джозеф сидел молча, с посеревшим от горя лицом. Ведь он самым добросовестным образом работал больше сорока лет на семью Чейс, как и его отец. Нан бросилась к Шарлотте.

— Увы, нам ничего не оставалось, как уйти, ведь его светлость отказывается заплатить нам наши деньги, пока мы не уедем подальше отсюда.

Они пытались найти новую работу в Суффолке, где жил и работал брат Джозефа.

— Я прошу у вас прощения за это несчастье… но в том не моя вина, — рыдая, произнесла Шарлотта в объятиях Нан.

— Мы все понимаем. Главное наше горе — это то, что мы никогда не увидим малыша и не сможем хоть иногда утешать вас, как делали это прежде, — ответила Нан.

С горечью Шарлотта подумала:

«Некому будет утешить меня в будущем… теперь, когда моя свекровь и приемная мать далеко от меня».

И она осталась одна, более одинокая, чем самая последняя служанка в этом огромном доме, где она занимала столь высокое положение. Это были самые ужасные месяцы в ее жизни.

Затем настал день рождения ребенка.

Она испытывала страшные физические муки, которые иногда казались ей просто невыносимыми. Когда начались первые схватки, кто-то из слуг тут же бросился в Харлинг за врачом. Это было в три часа утра. Шарлотта очень страдала от мучительных болей и приходила в себя лишь для того, чтобы узнать, кончились ли ее страдания.

Сиделкой была мисс Диксон, полная веселая женщина лет сорока, которая приехала из больницы св. Томаса. К счастью, Шарлотта сразу полюбила ее. Это была добрая женщина и весьма опытная в своем деле. Именно в такой доброте и нуждалась молодая леди Чейс, когда наступил час родов. Ведь от Вивиана она даже не услышала слов утешения. Когда слуга разбудил его и сообщил, что миледи рожает, он просто перевернулся на другой бок и приказал послать за ним, только когда родится ребенок. И вообще просил не тревожить его «по всяким пустякам», как он выразился.

Когда личная служанка Шарлотты передала ей эти слова, бедная женщина лишь грустно улыбнулась, что не ускользнуло от внимания мисс Диксон. Ибо она давно уже составила свое мнение об этой богатой титулованной супружеской чете. Леди Чейс — очаровательный ребенок, еще не достигший и восемнадцати лет. Его светлость — красивый и покладистый, когда этого желал, — в душе своей был истинный дьявол. Сиделка давно уже поняла, какой подлый характер у молодого человека, и заметила полнейшее отсутствие в нем сострадания к молодой жене. К тому же от слуг она слышала разговоры, что лорд Чейс женился на девушке «ниже его рангом» и что она была всего лишь приемной дочерью смотрителей, которые уехали из замка. Однако сиделка Диксон не обращала внимания на эти слухи. Она знала, что такое добродетель; стоило ей однажды взглянуть на молодую леди Чейс, как сразу же возникла мысль, что миледи стала жертвой трагических обстоятельств. Что же касалось ребенка, то что ж… опытная сиделка ясно видела, что на свет появился прекрасный, хорошо развитый, вполне здоровый и вполне доношенный ребенок. Он весил шесть с половиной фунтов. Однако, к удивлению мисс Диксон, доктор Кастлби настойчиво твердил, что ребенок «семимесячный».

Шарлотта полностью положилась на сиделку во время продолжительных и мучительных родов, занявших целый день и ночь. Ребенок родился к полуночи 16 января.

Шарлотта совершенно обессилела, к тому же она была узкобедрой, а старый доктор имел мало опыта в акушерском деле. Он ничем не смог помочь бедной молодой матери, и вообще было удивительно, что ребенок выжил, а сильное кровотечение не лишило Шарлотту жизни.

За Вивианом посылали несколько раз, но он обратился к своему испытанному средству — бутылке и напился в конце концов до умопомрачения. Он извинялся перед окружающими, что очень волнуется и поэтому не заходит к жене подбодрить ее хотя бы словом. На самом деле ему было ненавистно зрелище чьих бы то ни было страданий.

Получив еще один отказ молодого супруга, мисс Диксон презрительно фыркнула. Прошлой ночью она случайно натолкнулась на хозяина в библиотеке, обнаружив его пьяным в объятиях какой-то девицы, в которой потрясенная сиделка узнала служанку миледи.

Последней каплей для Вивиана стало известие, что родилась девочка. Однако вскоре после рождения ребенка он подошел к кровати жены, посмотрел на нее с улыбкой и поцеловал руку — только ради того, чтобы произвести хорошее впечатление на мисс Диксон.

— Я искренне рад, что все кончилось, моя дорогая Шарлотта. Ведь какой это был кошмар… — протянул он. — Вы выглядите очень усталой, дорогая.

Едва ли такими словами можно было охарактеризовать истинное состояние Шарлотты. Молочно-белое лицо, неживое, по-прежнему измученное. Огромные глаза, потемневшие от нестерпимой боли, смотрели на красивое сияющее лицо молодого мужа, который должен был бы стать ей поддержкой хотя бы в этот час.

— Простите меня, Вивиан, что эта бедная малышка не наследник, которого вы с таким нетерпением ожидали, — прошептала Шарлотта.

Он отпустил ее руку и прошептал в ответ:

— А что еще можно было ожидать от нашего несчастного брака, мадам? Признаюсь, я глубоко разочарован.

Она прикусила губу. Слезы покатились по щекам. Что же касалось ее чувств, то она была не только разочарована в муже — ее мучила страшная усталость. Ей как никогда требовалась ласка, которой остро не хватало после смерти благородной леди Чейс. Она бы по крайней мере взяла внучку на руки и благословила ее, а к ней присоединилась бы Нан, милая, любимая Нан.

В этот поздний час стоял суровый мороз. Но в огромной опочивальне затопили камин и стало тепло. Занавеси были плотно задернуты. Малышка спала в плетеной колыбельке, отороченной прелестными кружавчиками и атласными лентами. Все вокруг малютки было голубым. И посреди этой голубизны лежало маленькое розовое тельце ребенка, низкий лобик которого напоминал об отце, как и золотистые волосы. Но когда Шарлотта впервые прижала девочку к груди, она заметила, что малышка больше похожа не на Вивиана, а на его мать.

Это крохотное создание было ее собственное, и она полюбит девочку всем сердцем, даже если никто не будет любить ее!

Вивиан оглядел ребенка лишь поверхностным, беглым взглядом. Его злило, что малышка больше напоминает мать, а не его самого. Мисс Диксон также отметила, что у девочки темные глаза.

— Глаза вашей матери, — сказала Шарлотта и выразила надежду, что Вивиан позволит назвать девочку Элеонорой.

— Называйте, как вам угодно. Меня это не интересует, — холодно отозвался Вивиан и вышел прочь.

Шарлотта безудержно плакала. Мисс Диксон подсела к ней и стала увещевать ее, говоря, что она обязана успокоиться ради новорожденной.

Шарлотта кивнула. С трудом подняв руку, она пригладила свои тяжелые волосы, открыв влажный, сильно болевший лоб. В будущем она не предвидела ничего, кроме несчастливой жизни с Вивианом. И ей придется стоически принять свою судьбу — как наказание за слабость, которую она проявила, уступив ему и вступив с ним в незаконную связь. Временами, задумываясь о своем будущем, она приходила в отчаяние.

Одним из ее немногочисленных удовольствий стало общение с миссис Флер Марш. Еще в октябре, а потом в декабре Вивиан согласился отвезти Шарлотту в Эссекс — нанести визит чете Маршей, проживавшей в имении Пилларз. Имение показалось Шарлотте самым прелестным местом, какое она когда-либо видела. Оно было полно очарования и счастья. Сидя у камина в просторной студии Певерила, Шарлотта ощущала в эти минуты умиротворение и воистину считала, что все вокруг прекрасно.

Шарлотту не удивляло, что Вивиан разрешил ей наслаждаться этой дружбой. Марши были слишком спокойными, артистическими и тихими людьми, чтобы отвечать вкусу Вивиана. Красота Флер постепенно угасала. Мужчины не имели ничего общего друг с другом. Однако огромное тщеславие Вивиана сыграло на руку Шарлотте. Ему хотелось, чтобы Певерил написал его портрет. С тех пор как Миллз написал Вивиана еще маленьким мальчиком, не было ни одного портрета хозяина Клуни. А Певерил Марш давно привлекал внимание критиков, которые выделяли его среди остальных художников Англии, считая самым выдающимся. Посему Вивиан соизволил сделать ему заказ.