Также ей хотелось, чтобы она не была беременна и не чувствовала себя усталой и больной. Она подумала, догадался ли он о ее состоянии. Однако с ослепительной улыбкой приветствовала его, а он склонился и поцеловал ее маленькую руку.

— Какая неожиданная радость, леди Чейс, — тихо проговорил он.

Разглядев его внимательнее, она заметила на его лице следы неутомимого времени. На нем появилось больше морщин, волосы теперь стали почти все седыми. Но седина чрезвычайно шла ему. Он выглядит очень красивым, подумалось ей. Его глаза улыбались ей с прежней безграничной добротою и нежностью. И нежность, льющаяся из этих удивительных глаз на раны ее души, успокаивала их, словно какой-то волшебный целительный бальзам.

— А вот и вы, Доминик, — вмешался неизвестно откуда появившийся Вивиан. — Где же старина Сесил? — необычайно усталым голосом осведомился он.

— По-моему, сейчас он в Париже, — ответил Доминик, отмечая, что муж Шарлотты очень сильно постарел и прибавил в весе. Сейчас этот некогда золотоволосый красавец выглядел вялым, обрюзгшим, болезненным мужчиной средних лет. Потом Доминик представил свою приятельницу. — Миссис Лайтлтон, наша с Сесилом кузина. Думаю, вы знакомы с ней, — сказал он. — Мерсия необычайно талантливая арфистка. Время от времени мы вместе посещаем оперу. Поскольку ее супруг часто уезжает по делам в Америку.

Шарлотта почувствовала облегчение и одновременно осознала всю нелепость своей ревности, которую ощутила, когда впервые увидела женщину, сопровождающую Доминика. Ну конечно же, теперь она вспомнила, что слышала от Сесила Марчмонда и Вивиана о Мерсии Лайтлтон. Очаровательная женщина, урожденная Марчмонд, она души не чаяла в своем муже, американце. Безусловно, между ней и Домиником не может быть никакой привязанности интимного толка.

Попыхивая сигарой, Доминик слушал, как Шарлотта разговаривает с Мерсией. Когда только что Шарлотта под руку с мужем спускалась по лестнице, Доминик ощутил, как участились удары его сердца — так глубока была его радость от этой столь неожиданной встречи. В прошедшие пять лет он часто думал о Шарлотте Чейс. Он никак не мог забыть мучительной боли в ее восхитительных глазах, невысказанной печали, когда она смотрела на него; как не мог забыть и какого-то щемящего чувства, охватившего его, когда он покидал ее. Конечно, он знал, что у нее родилась вторая дочь; об этом ему рассказал Сесил. Находясь во время сезона в Лондоне, где бы он ни был, часто слышал ее имя, но так ни разу и не заехал с визитом к Чейсам. Тем не менее его всегда тревожили слухи, ходившие вокруг Вивиана: говорили, что тот слишком много пьет и транжирит свое состояние. Он слышал, что, похоже, все жалеют его молодую жену. И Доминик глубоко страдал, мысленно представляя себе несчастье этой молодой женщины, которая обречена вою оставшуюся жизнь провести с этим бесчувственным, равнодушным, жестоким животным.

Сейчас она показалась ему еще красивей, чем раньше; она повзрослела, посерьезнела, стала более уверенной в себе. Он подумал, что она научилась скрывать от других свои чувства.

В какое-то мгновение ему удалось подойти к ней поближе и заговорить вполголоса.

— Ну как вы? — спросил он, учтиво склоняясь над ее рукой.

Еще долго впоследствии Шарлотта помнила сильную дрожь, охватившую все ее тело, когда он задал этот вопрос, и невольную волну радости, какой она прежде не знала в своей печальной затворнической жизни.

— У меня все более или менее хорошо, благодарю вас, — тихо ответила она.

— А как дети?

Она подняла глаза, и он увидел, как они засветились от материнской гордости, разгоняя этим светом таящуюся в них глубокую печаль.

— Элеонора просто красавица. Она быстро взрослеет и все больше становится похожей на мою свекровь. Беатрис же с самого начала была похожа на отца, такая же золотоволосая, голубоглазая и…

«Как вам, верно, трудно», — хотел было сказать Доминик, но не осмелился. Слова так и остались невысказанными.

И снова он почувствовал сердечную боль за нее. Она будто прочитала его мысли и быстро поднесла к лицу букет на тот случай, если он заметит, что она поняла его сочувствие и отвечает на него всем сердцем.

Потом беседа приняла обычный характер. Затем Доминик отошел с миссис Лайтлтон, Вивиан с Шарлоттой двинулись в противоположном направлении, по дороге раскланиваясь со знакомыми, которые узнавали их. И тут холодным презрительным голосом Вивиан произнес:

— Вот! Снова мы встретились с нашим выдающимся политиком. Ну почему же вы не сияете от радости, любовь моя?

Ее лицо густо покраснело, однако она гордо тряхнула головой.

— Да, я не сияю от радости, Вивиан. А вам нет никакой необходимости насмехаться над Мистером Ануином. Он публично признан человеком, достигшим выдающихся успехов.

— Великолепно! Поразительно! — снова язвительно проговорил Вивиан.

Глава 24

Этим холодным ноябрьским утром, медленно отпивая чай и заново просматривая газету, Шарлотта с радостью вспоминала встречу с Домиником, радуясь в душе его успехам. Ведь все сведения, касающиеся лично его, она лишь случайно узнавала от Сесила, с которым они с Вивианом иногда встречались во время сезона, когда останавливались в своем доме на Итон-Сквер. Например, она знала, что Доминик так и не женился. Да, они больше не встречались с тех пор, но она могла, вот как сейчас, еще раз прочитать газетные отклики на его блистательную речь в Парламенте, могла следить за его карьерой и радоваться, что ему удается полностью удовлетворять свои политические амбиции.

Шарлотта втайне гордилась его достоинствами и успехами, ощущая глубокую благодарность Доминику, очень сильно повлиявшему на ее жизнь. Она хранила в своем сердце воспоминания о нем как о бесконечно важном для нее человеке.

После завтрака Нанна привела к ней всех троих дочерей, чтобы девочки сказали маме «доброе утро». Тем временем няня, стоя рядом, наблюдала, как крошки взбираются к матери на огромную постель, а Шарлотта покрывает их розовые щечки поцелуями. Потом Шарлотта посмотрела на няню и сказала:

— Можете оставить их у меня, Нанна.

— Но только ненадолго, миледи, — ответила женщина. У нее был строгий голос и суровый взгляд. — Элеоноре надо начинать занятия. К девяти придет мисс Тафт. И тогда я поведу младшеньких на прогулку в парк.

— Почему вы не привели их ко мне раньше? — с упреком спросила Шарлотта.

— Элеонора шалила и не слушалась; она не доела яйца.

— Ну, мамочка, я не люблю яйца, меня от них тошнит, — вмешалась девочка, поуютнее устраивая щечку в ладони матери.

Шарлотта с любовью заглянула в ее огромные темные глаза, которые были так похожи на глаза бабушки.

— Тогда, наверное, мы подыщем тебе что-нибудь, что тебе обязательно понравится, — ласково сказала она.

Тут вмешалась няня:

— Его светлость категорически заявил, что не желает, чтобы Элеонору баловали. Он говорит, что мадам слишком далеко зашла в том, что касается ее еды.

Шарлотта прикусила губу. Она почувствовала, как тоненькие пальчики девочки крепче вцепились в ее руку, словно в поисках поддержки. И ей страстно хотелось поддержать ее. Если бы только ей позволили растить детей в атмосфере терпимости, с чувством юмора, в веселье, так, как она считала должным воспитывать детей. А не в такой суровой дисциплине, когда няня с неусыпным вниманием следит за каждым их шагом. Но так было угодно Вивиану, а Шарлотта не осмеливалась идти против воли мужа. Тем более она знала, что у Вивиана с Нанной полное взаимопонимание по вопросам педагогики. Вивиан следил, чтобы у его дочерей было все, что только можно купить за деньги, но совсем не считал нужным тратить средства на их образование. К тому же дети редко получали то, что Шарлотта называла «чистой радостью».

Конечно, маленькой Виктории еще рано было учиться. По отношению к ней няня всегда смягчалась и иногда даже потакала ей, это было очень заметно. Предпочтение она оказывала и Беатрис. Но недолюбливала Элеонору, и Шарлотта, понимая это, в ответ недолюбливала Нанну. Да, даже став матерью, Шарлотта не испытывала полного счастья. Когда она попросила Вивиана уволить эту женщину, напоминающую машину, тот ответил:

— Нельзя. Она превосходная нянька и прекрасно ухаживает за вашими дочерьми, а они нуждаются в строгой дисциплине. Элеонора слишком непослушна и капризна.

Этим утром, глядя на свою старшую дочь, Шарлотта размышляла о том, что Элеонора совсем не трудный ребенок, просто она страдает от недостатка понимания. Она впечатлительная, очень нервная и все время боится рассердить отца.

Шарлотта ласково играла волосами девочки. Они стали намного темнее и спереди были подрезаны в челку. Девочка обладала какой-то возвышенной красотой. Она умоляюще посмотрела на мать и спросила:

— Можно мне позавтракать с тобой вместо того, чтобы идти к мисс Тафт?

— Это было бы так хорошо, милая! — прошептала Шарлотта.

Но тут же вмешалась няня:

— Его светлость завтра вернется и потребует, чтобы Элеонора повторила все уроки и показала, насколько она продвинулась вперед.

— Да, это так, — грустно проговорила Шарлотта.

Внезапно Элеонора разразилась плачем.

— О мама, если бы только папа не возвращался и я смогла бы насовсем остаться вместе с тобой, с моей дорогой, любимой мамочкой! — всхлипывая, приговаривала она.

Беатрис, стоявшая возле прикроватного столика матери, рассматривая ее черепаховый гребень и золотой туалетный прибор, тут же вмешалась:

— Ты ужасная, непослушная девчонка, ты не хочешь, чтобы папа возвращался, а я вот хочу!

— Я тоже, — вторила ей Виктория, сидевшая в ногах у Шарлотты, крепко прижимая к себе огромную золотоволосую куклу больше ее ростом.

Шарлотта промолчала. Она обняла плачущую Элеонору и взглянула на няню, подумав, что Нанна так же холодна, как ее накрахмаленный передник, жесткий воротничок и манжеты. Да, она так же холодна и равнодушна, как ее ярко-голубые льняные юбки. Шарлотта улыбнулась про себя такому сравнению, а няня зловещим голосом проговорила:

— Мне придется передать его светлости все, что говорила Элеонора.

Шарлотта запротестовала:

— Ничего подобного, Нанна! Элеонора не имела в виду ничего плохого. Она просто сказала, что ей хочется бывать немного чаще со мной, вот и все. Разве это не естественно?

Няня продолжала улыбаться своей зловещей улыбкой.

— Да, конечно, миледи, но разве естественно, что она не хочет, чтобы ее дорогой любящий папа вернулся домой? Она слишком по-взрослому выражает подобные чувства. Мне надо строго поговорить с ней о ее настроениях!

Шарлотта почувствовала сухость в горле, лицо ее вспыхнуло.

«Какая жестокая, ужасная женщина! Чего она добивается? Может, она собирается тайно доложить Вивиану, что я, леди Чейс, настраиваю дочь против него?»

И в Шарлотте взыграла гордость, которая еще не просыпалась в ней с такой силой, особенно когда Вивиан был дома. Это и заставило ее бросить вызов няне.

— Отведите Беатрис и Викторию обратно в детскую. Мне угодно побеседовать с Элеонорой наедине, — решительно проговорила она.

Женщина, поджав губы, возразила:

— Но сейчас придет мисс Тафт, миледи.

— Вы что, не слышали моего приказа? — возмутилась Шарлотта.

Нанна поколебалась, затем взяла младших девочек за руки и повела из опочивальни матери.

Оставшись наедине со своей старшей и любимой дочерью, Шарлотта крепко прижала ее к себе и поцеловала.

— Не плачь, детка. Не плачь, любовь моя, ты останешься со мной столько, сколько захочешь. Посмотри, вон там на столике у окна конфеты. Развяжи ленточку на коробке, выбери конфетки себе и своим сестренкам.

Но Элеонора еще крепче прижалась к матери.

— Я не хочу шоколадок, мамочка! Я хочу остаться с тобой!

— Ты так любишь свою мамочку? — спросила Шарлотта.

— О да, да, очень! Я так сильно люблю тебя, мамочка, дорогая! — заговорила девочка, с обожанием глядя на свою красивую молодую мать и ласково гладя ее волосы, выбившиеся из-под льняного вышитого чепца, который Шарлотта надевала на ночь. Затем со вздохом добавила: — Но Нанна говорит, что очень плохо обожать кого-нибудь, кроме Бога.

— Это правда, дорогая, — с трудом проговорила Шарлотта.

— И еще Нанна говорит, что я должна любить папу больше, чем тебя, мамочка!

С губ Шарлотты чуть не сорвалась резкость, но она сдержалась и сказала:

— Конечно же, ты должна очень сильно любить своего папу, дорогая.

— Но он не любит меня так, как любит Беатрис и Викторию. И он бывает жесток к тебе.

Шарлотта побелела как полотно.