— Поговори со мной, Коннал.

Черты лица его стали жестче. Вход воспрещен, говорил ей этот взгляд.

— Ты не даешь мне узнать самую сокровенную суть тебя, сторожишь ее, как верный пес сторожит имущество господина, — обиженно сказала Шинид. — Ты покидал Ирландию в гневе, и я об этом знаю. Ты бросил свой меч к ногам отца и поклялся никогда не возвращаться. Но ты вернулся, и Ирландия приняла тебя как сына… А ты говоришь и ведешь себя так, будто твоя жизнь давно кончена. Он отступил от нее.

— Так и есть.

— Но как же я? Я должна считать, что и моя жизнь окончена тоже?

Ее вопрос поразил Коннала. Он смотрел в огонь и думал. Шинид была его женой, даже если не знала об этом, и она заслуживала того, чтобы получить честный ответ. Коннал, вздохнув, опустил голову. Он никогда еще никому об этом не рассказывал. Как она воспримет его слова? Быть может, узнай она его тайну, и та тонкая нить понимания, что протянулась между ними, разорвется? И тогда все исчезнет: нежность, трепетные взгляды — все. Но он очень хотел, чтобы она поняла, отчего он убежал из страны, отчего родина стала ему чужой, такой же чужой, как семья, в которой он вырос.

Но ставка была слишком велика. На кону стояла его гордость.

— Коннал… — Она чувствовала его напряжение. Она видела, как побелели костяшки его пальцев, сжатых в кулаки. Костер горел неровным и тревожным оранжевым светом. Шинид протянула к нему руку, но не посмела коснуться. — Клянусь, я не стану судить тебя. Я просто должна знать, что так глубоко тебя ранило.

Она говорила тихо и нежно, и голос ее был как материнская ласка, как зов родины, по которой он так тосковал. Горло его пересохло, но когда он смог заговорить, голос его зазвучал тихо и хрипло:

— В тот день мне исполнилось семнадцать. Я только что был посвящен в рыцари и жаждал поскорее применить свой меч в ратных подвигах. — Он усмехнулся. — Но тогда все мои битвы были еще впереди. Ни один враг не был убит мной во имя служения королю. — Коннал потер лицо, провел рукой по волосам и подпер ладонью щеку. — Я произнес слова присяги, я говорил то, что они хотели услышать. Что я мечтаю сражаться за правое дело. Что я хочу стать настоящим мужчиной и воином. Но в глубине души я боялся, что при первых ударах клинка о клинок я обмочусь и латы мои заржавеют. — Он засмеялся невесело, избегая смотреть на нее. — Гейлен полагал, что мне стоит подождать. Но я ждать не стал. Я хотел доказать себе, что я взрослый. Сам король Генрих посвятил меня в рыцари. Лучшие рыцари королевства обучали меня ратному делу. Я получил хорошее образование, куда лучшее, чем большинство моих друзей. И я был сильнее и выше большинства моих товарищей. — Коннал запрокинул голову. Ему показалось, что сердце его кровоточит. — Я был тогда неуклюжим, и по ночам, когда все спали, я тренировался, таская ведра с водой, но не по земле, а по тонкому бревну. Я делал это потому, что Гейлен говорил, что такие упражнения сделали его гибким. Я тренировался с упорством, достойным лучшего применения. Я наполнял ведра камнями, чтобы стать сильнее. Я не хотел упасть на задницу в первой же битве. Я ни перед чем бы не постоял, лишь бы стать похожим на Гейлена. Он был моим отцом, и я любил его. Я уважал его за то, кем он был, и за то, каким он себя сделал.

— И ты хотел стать таким же?

— Да. — Коннал повернулся и облокотился спиной о ствол. — Я думал, что вернусь, когда наступит срок, и займу его место, ведь я его наследник. Он сказал, что я наследую ему по праву, ибо во мне течет королевская кровь. — Коннал горько усмехнулся, оттолкнулся от дерева и нервно заходил около костра. Остановившись, он взглянул на Шинид. — Я слышал, как он спорил с моей… матерью. Она настаивала на том, что мне не следует говорить. О чем, я тогда не знал. Гейлен же полагал, что для меня будет лучше, если я узнаю правду, ибо если кто-то проведает об этом раньше меня, то сможет обвинить их всех в подлоге и тогда меня лишат звания рыцаря. Он считал, что я должен быть готов к такому повороту событий.

— Рианнон, — прошептала Шинид. Она и сама не знала, как догадалась.

— Да, — с горечью кивнул Коннал. — Она моя настоящая мать.

— Как такое могло случиться? Я не понимаю.

— Чего же тут непонятного? — с презрительной усмешкой спросил он. — Она родила меня в аббатстве и отдала Сиобейн, чтобы та вырастила меня. Как видишь, во мне нет ни капли крови короля Тайрона. Или его жены. Я не имею права называться принцем.

— Гейлен знал правду, и все же назвал тебя своим наследником, — протянула Шинид. Она была смущена и озадачена его откровенностью. Она подошла к нему и остановилась. Взгляд его пригвоздил ее к месту. — Ты уехал потому, что они лгали тебе?

Коннал покачал головой:

— Нет. Я мог бы простить их, ибо я любил Сиобейн и Гейлена и знал, что они любили меня. Но я был молод и разозлился на них за то, что они так долго это от меня скрывали. Но я не уехал бы, если бы не узнал, кто мой настоящий отец.

Коннал достал нож из чехла, висевшего у него на поясе, покрутил лезвие перед огнем, проверил пальцем остроту клинка. Потом взмахнул ножом, и красные пятна расползлись на подтаявшем снегу.

Шинид подбежала и вытерла кровь с его ладони.

Коннал схватил ее за руки.

— На твоих руках кровь предателя!

— Ничего подобного.

— Ты сама это говорила. Я убивал своих соотечественников.

— Во время войн случаются странные вещи. Англия пришла на нашу землю и не собирается уходить. — Шинид подула на ранку на его ладони. — И ты заслужил право зваться рыцарем. — Она посмотрела ему в глаза. — Я назвала тебя предателем, чтобы обидеть. Или от злости за то, что ты так долго отсутствовал. Чтобы причинить тебе боль, как ты причинил ее мне когда-то.

Коннал осторожно убрал волосы с ее лица.

— Я предатель и отступник, Шинид. Я отвернулся от своих соотечественников и променял их на жизнь крестоносца.

— Да, это так. Я больше не вправе судить о том, что тебя к этому побудило, но свой долг перед страной ты выполнил. Сейчас, когда вернулся. Что же до твоих настоящих родителей, то для меня не важно, кто они. — В глазах его читалось сомнение, и она горячо заговорила: — Разве Рори не хотел взяться за оружие? Разве он не призывал тебя объединить силы и вместе драться против англичан? Разве ты не сумел отговорить его от бессмысленного кровопролития?

Коннал удивленно заморгал.

— Откуда ты знаешь? — Ведь тогда она была на волосок от смерти.

Шинид пожала плечами. Она это знала, и все.

— Рори всегда был мятежником, а что до Рианнон… Кто был ее возлюбленным?

— Патрик. Он так сильно любил ее, что пришел за ней, зная, что скоро начнется резня, но она ничего не сказала об этом ни своей сестре, ни Гейлену. Она спрятала его. Он служил Лохлэнну О'Нилу, который хотел захватить Донегол, и она знала об этом. Они оба позволили убивать наших людей, но даже тогда Рианнон никому ничего не сказала!

— Это преступление на ее совести и на совести Патрика, а ты в этом не виноват.

Коннал окинул ее ледяным взглядом.

— Патрик мертв. Йен Магуайр сказал мне, что он бросился на меч, которым хотели убить Гейлена.

— Он искупил вину, пожертвовав своей жизнью. Коннал усмехнулся и метнул нож в снег. Острие врезалось в землю, как в масло.

— Одной жизнью не искупить жизни сотен невинных. И вообще, все это теперь не важно.

— Важно — если ты считаешь, что должен нести по жизни позор отца. — Она подбежала к нему, взяла его лицо в ладони и развернула к себе. — Нет, ты посмотришь мне в глаза, упрямый ты буйвол, и будешь слушать то, что тебе говорят! Ты не имеешь ничего общего с человеком, от семени которого был рожден. Жизнь его никак тебя не касалась, только смерть краем крыла задела твою жизнь. Ты сын Сиобейн и Гейлена, и на этом надо поставить точку. — Она отпустила его лицо, но не уходила. — И Гейлен правильно сделал, сказав тебе правду, и не только для того, чтобы ты был готов отстоять свои права, если кто-то узнает о твоем происхождении, но и для того, чтобы ты видел себя таким, каков ты есть, каким ты себя сделал, ради тебя самого, а не ради той крови, что течет в твоих жилах. Ты чист сердцем, а это главное.

Он жадно, с надеждой, смотрел в ее глаза. Бессознательно он молил ее освободить его от груза вины.

— Патрик был несчастным человеком. Я знаю его историю. Я знаю, что Лохлэнн шантажировал его, обещая в случае неповиновения расправиться с его семьей. Что может сделать человек, если кто-то возьмет в заложники его сестер и прикажет убить всех, кто находится в Донеголе, и лишь на этих условиях предоставить им свободу? Поставь себя на место Патрика, и ты поймешь, перед каким выбором он стоял. Любовь к своей семье заставила его сделать это. А любовь Рианнон к Патрику заставила ее молчать, ибо, если бы она назвала его имя, семья его была бы уничтожена.

Коннал не раз думал об этом. Находясь в сарацинском плену, он ставил себя на место Патрика. Что, если бы в заложники взяли его сестер и заставили бы в обмен на их жизни убить Шинид? Коннал сглотнул ставшую вязкой слюну. Душа его рвалась на части.

— Он мог бы прийти к Гейлену. Он мог бы все рассказать ему.

— Верно, но он не доверял англичанам. И все это уже случилось, Коннал. Все давно в прошлом.

Коннал потер щеки.

— Да, видит Бог, я все понимаю, но годы не изгладили стыд из моей души.

— Пора все забыть и начать жить заново.

Коннал опустил голову. Руки его бессильно повисли.

— Какая разница, чья кровь течет в тебе? — Она подошла, взяла его за руку. — Любая кровь красная. — Шинид коротко рассмеялась. — По правде, говоря, в тебе больше ирландского, чем во мне.

— Завидуешь?

Она покачала головой и приложила его ладонь к его груди. Глаза ее подернулись дымкой.

— Вот кто ты, — прошептала она, легонько постучав его по груди. — Ты — тот, кто живет в твоем сердце. Здесь. В сердце, которое болит, и страдает, и любит. — Он накрыл ее руку своей. — Мы не в силах властвовать над своим сердцем, Коннал. Но душа вечна. Помирись с собой и прости Рианнон.

Коннал зло прищурился.

— Она ждет тебя.

— Она не знает, что я рядом.

— Сколько лет она ждет в своей келье твоего прощения! И не устает тебя ждать.

Рука его скользнула по ее груди, коснулась сосков, и он услышал, как часто она задышала.

— Ты хочешь этого? — спросил он, обнимая ее за талию. Она улыбнулась.

— Главное, чтобы этого хотел ты.

Коннал вздохнул, словно непомерный груз свалился с то плеч.

— Я еще не решил.

Шинид снизу вверх заглянула в его глаза.

— Но ты подумаешь об этом? Он чуть заметно улыбнулся.

— Опять принялась мне докучать?

— Я не пытаюсь повлиять на твое решение, Коннал, но я буду рядом на случай, если понадоблюсь тебе.

Коннал вглядывался в ее лицо, и вдруг ему захотелось того, чего он сознательно лишал себя, без чего, как ему всегда казалось, он мог вполне обойтись.

— Почему?

«Потому что я люблю тебя», — могла бы она сказать, но вслух произнесла:

— Если мы не будем делить заботы и радости, между нами ничего не может быть.

— Даже если не считать той ночи, между нами и так много всего есть.

Она поежилась, хотя ей и не было холодно.

— Ты хочешь брака ради земель и замков, но жить-то вместе не замкам, а нам. Нам вдвоем.

Коннал вспомнил о подписанном контракте — контракте, о котором никто не знал, а особенно она. «Пора все забыть и начать жить заново». Но он не мог. Груз королевского приказа тяжким камнем лежал у нее на сердце. Ей было сейчас даже тяжелее, чем ему.

И он заговорил. Таким искренним он никогда еще не был.

— Да, я хотел земель и замков, и мне было все равно, будет ли кому-то от этого больно. Прости меня, ибо теперь я сожалею об этом. Мне нужен был кусочек Ирландии, который я мог бы назвать своим домом. Домом, куда я мог бы возвращаться. Я сам отказался от того дома, который считал своим. Теперь ты об этом знаешь. Но не земли и замки заставляют меня хотеть тебя сейчас, Шинид, а ты сама.

Сердце ее подпрыгнуло.

— Слияние тел…

Она все еще пребывала в сомнениях, Коннал видел это и не мог ее за это винить.

— Ты ведь сама понимаешь, что это не все. Ты же умница. Если бы я хотел только твоего тела, я мог бы соблазнить тебя прошлой ночью. — Она выглядела восхитительно наивной, и он приподнял ее подбородок и легко коснулся губами ее губ. Она прижалась к его губам крепко-крепко, и телом прижалась тоже: бедра к бедрам. — Не стал бы я мириться с твоими оскорблениями и издевками, с твоим недоверием и…

Она закрыла ему рот рукой.

— Прости меня за все. Он убрал ее руку.

— Я давно простил. И я действительно хочу тебя. — Коннал тихо застонал. — Безумно. Но когда ты лежала умирающая, я увидел в своей душе совсем другое. — Голос его стал глуше и нежнее. — Я увидел тебя не через призму твоих земель и замков, не через союзников для войска короля. Я представил себе жизнь без тебя и понял, что один не выживу.