Эмили прошлась по комнате.

— Я не могу выйти замуж за этого негодяя.

— Эмили, тебе представилась уникальная возможность.

Эмили остановилась у маленького столика, на котором стояла бледно-желтая ваза с разноцветными розами.

— Что ты имеешь в виду?

— Молодой человек лишился памяти и не имеет ни малейшего представления о том, кто он такой. Ты можешь сформировать его воспоминания. Создать ему прошлое. Можешь создать Шеридана Блейка.

— Создать Шеридана Блейка. — У Эмили перехватило дыхание. Неужели ей удастся воплотить свою мечту в жизнь?

— Дорогая, этот человек сейчас — комок глины. Так слепи из него мужчину своей мечты.

Шеридан Блейк. Живой. Из крови и плоти. Воплощение ее мечты.

— А если у него вернется память?

— Тогда все вернется на круги своя.

Эмили покачала головой:

— Ошибаешься, бабушка.

Леди Харриет с недоумением взглянула на Эмили.

— В каком смысле?

— Тогда я погибла. — Эмили коснулась пальцами нежных лепестков розовой розы. — Этот человек… он так действует на меня.

Леди Харриет нахмурилась:

— Чего именно ты боишься?

— Ничего я не боюсь. — Эмили посмотрела на розовый цветок. Нежные лепестки были полностью раскрыты и позволяли заглянуть в сокровенную середину. — Но я не допущу, чтобы дурные чувства пустили корни в моей душе.

— А! Ты боишься влюбиться в него!

В этих словах была доля правды.

— Сомневаюсь, что способна влюбиться в негодяя, однако рисковать не собираюсь.

Леди Харриет вздохнула.

— Итак, как только он выздоровеет, ему суждено отправиться туда, где он окончательно потеряет здоровье.

— Ничего, парень он крепкий. — Эмили нахмурилась, представив себе, как ее негодяй лежит больной на грязном соломенном тюфяке, и никого рядом, кто помог бы ему. Умрет он или выживет — никого не волнует.

Он всю жизнь был один, со всем справлялся в одиночку. Не было рядом ни семьи, ни заботливой руки. Комок подступил к горлу, когда она вдруг поняла, что ей очень хочется дать ему то, чего у него никогда не было. В то же время она понимала, что не может себе позволить такую роскошь, как нежные чувства.

— Ничего, выживет.

— Но ведь память к нему никогда не вернется. Ты сдашь вербовщикам человека, который искренне убежден в том, что он является твоим любящим мужем. Можешь себе представить, что он о тебе подумает?

— Полагаю, бедняга будет сильно сбит с толку.

Леди Харриет кивнула.

— Ты не можешь так поступить.

— Ну, тогда я скажу ему правду. Когда его свяжут и приготовят к отправке на корабль, разумеется.

Леди Харриет закатила глаза.

— Эмили, девочка моя, ты еще упрямее, чем я была в твои годы.

Эмили опять зашагала взад-вперед по комнате и остановилась у окна. Она не опустила глаз под пристальным взглядом бабушки.

— Это война, бабушка. Я сражаюсь за свое будущее и намерена победить.

— Если ты и в самом деле намерена победить, тебе следовало бы пересмотреть план действий. — Мгновение леди Харриет не сводила с нее глаз. Тонкая морщинка залегла у нее между бровями. — У этого молодого человека много достоинств. Так воспользуйся представившейся возможностью. Осуществи свою мечту.

Эмили смотрела в окно на темно-серые стены Рейвенвуда и чувствовала, как что-то пробуждается в ее душе, будто там расправляет крылья птица, собираясь в полет. Всю жизнь она мечтала о том, что в ее жизнь войдет любовь — взаимная, необыкновенная, единственная. Сумеет ли она осуществить эту мечту — с мужчиной, чей взгляд заставлял ее сердце петь?

Этот человек — негодяй, позарился на ее приданое. Никаких нежных чувств не испытывал к ней, одну лишь похоть. Но из-за потери памяти он забыл о своих прежних чувствах, как же можно винить его в них?

Подумать только — рядом Шеридан Блейк, из плоти и крови, готовый заключить ее в объятия. Она вспомнила, как он держал ее в объятиях, и кровь в жилах у нее побежала быстрее.

Она может выиграть. Но может и проиграть.

Риск слишком велик.

Человек, называющий себя Шериданом Блейком, может уничтожить ее, если она отдаст ему свое сердце.

— Не думаю, что стоит так рисковать, бабушка. По-моему, для всех будет лучше, если Шеридан Блейк свалится в пропасть.

— Эмили, ты не права.

— Прошу тебя, бабушка, не надо. Все решено.

Леди Харриет поджала губы и посмотрела на внучку.

— Тогда вернись к постели мужа, если собираешься изображать любящую жену. Иначе пойдут разговоры, что ты не заботишься о нем, когда он столь сильно в этом нуждается.

Эмили почувствовала, что щеки ее горят все жарче под неодобрительным взглядом бабушки.

— Я постараюсь сыграть роль преданной жены как можно лучше.

— Очень на это надеюсь. — Леди Харриет перестала хмуриться, и у Эмили появилось чувство, будто ее обвели вокруг пальца, она только не знала, каким образом.

— Бабушка, я своего решения не изменю.

— Конечно, конечно, девочка моя. А теперь беги. Не то пойдут разговоры, что моя внучка — бессердечная, пустоголовая особа, которая обращается со своим больным мужем так, будто он приблудный бродяга. Ты же знаешь, прислуга не упустит случая посплетничать.

— Не волнуйся, я сделаю все как надо.

Леди Харриет кивнула. Но когда Эмили вышла, ее охватило предчувствие надвигающейся катастрофы.


— Как странно. — Хью Мейтленд прислонился, плечом к столбику в изножье кровати и, нахмурившись, посмотрел на раненого зятя. — В последние три года в наших местах никогда не появлялись разбойники.

— К сожалению, не могу описать нападавших, поскольку ничего не помню.

— Не стоит об этом тревожиться. — Хью улыбнулся. — Главное — выздоравливай поскорее. Мне очень не хватает тебя в конторе.

— Можно подумать, что ничего нет важнее твоей конторы. — Одри обняла мужа за талию и нежно улыбнулась ему. — Молодому человеку надо отдохнуть. Так что уходи, а то сейчас начнешь забивать его бедную больную голову разговорами о погрузках-разгрузках.

— Ну, ты у меня просто мегера. — Хью ласково коснулся ее губ. Видно было, что он безумно любит жену.

— А я посижу с Шериданом, пока Эмили не вернется.

Хью погладил щеку жены.

— Где она?

— Полагаю, прикорнула где-нибудь. Она почти не спала двое суток.

Хью улыбнулся зятю.

— Что ж, оставляю тебя в надежных руках.

Саймон смотрел на Хью и Одри и чувствовал себя чужаком, случайным прохожим, который, прижавшись носом к стеклу, смотрит на чужой уют и тепло, наблюдает любовь, царящую в этой семье. Одним словом, смотрит на все то, чего никогда не было в его собственной жизни. И вряд ли когда-нибудь будет.


Эмили остановилась у двери своей спальни, держа поднос, на котором стояли чай, теплый хлеб и говяжий бульон, и приготовилась к битве. Ничего, она сумеет совладать с негодяем. Сыграет роль преданной жены и при этом не подпустит к себе это животное.

Наконец она решилась, сделала глубокий вдох и, приведя в порядок жалкие остатки своих оборонительных укреплений, вошла в спальню.

Солнечный светлился в открытые окна, ложась бледными полосами на шелковые обои. Ее мать сидела в кресле возле окна и вязала носки для бедных. Увидев Эмили, Одри сунула вязанье в белую муслиновую сумку.

— Кажется, он наконец-то заснул, — прошептала она, поднявшись навстречу дочери.

— В таком случае это все ни к чему. — Эмили покосилась на поднос. — Отнесу обратно на кухню.

— Может, поставить на столике возле постели? Вдруг он скоро проснется? — Одри бросила быстрый взгляд на кровать. — Он так метался. Думаю, его мучают боли.

Даже самой себе Эмили не хотелось признаваться, что это она была причиной его страданий!

— Не волнуйся, Эмили, думаю, худшее позади. — Одри сжала локоть дочери. — Уверена, память вернется к нему. Это дело времени — скоро он станет твоим прежним Шериданом.

Глядя матери вслед, Эмили думала о том, как хорошо было бы во всем ей признаться. Но это была бы катастрофа. Страшно подумать, что было бы с матерью, узнай она, что Шеридана вообще не существует.

Эмили медленно двинулась к постели, как охотник, приближающийся к логову льва. Только этот лев сейчас спал, отвернувшись от окон, в которые лилось яркое послеполуденное солнце. Она постояла мгновение возле постели, глядя на своего врага.

Странно, но ничего негодяйского не было сейчас в его лице. Сон разгладил морщинки, разбегавшиеся от глаз, смягчил изгиб губ. Во сне он казался моложе. Не таким неприступным. И очень уязвимым.

Он лежал, положив правую руку на живот, словно баюкая ее, словно она причиняла ему боль даже во сне. Простыня была смята, скомкана — видимо, он смял ее, когда метался во сне. Капельки пота поблескивали на шее и верхней губе.

Она поставила поднос на столик у кровати и склонилась над больным. Ладонь обожгло жаром, когда она коснулась его щеки.

Он открыл глаза.

Глава 16

Эмили подпрыгнула как ужаленная, едва не свалив столик. Посуда на подносе задребезжала.

— Прошу прощения, — сказала она. — Я не собиралась тебя будить. Я принесла тебе поесть. Но если хочешь спать, спи. Сон полезен тебе.

Он улыбнулся, и она, глядя на изгиб его губ, представила себе, как это — просыпаться рядом с ним каждое утро.

— Я пойду, а ты отдыхай.

— Подожди.

Она остановилась.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Пить хочется. А кувшин, думаю, мне самому не поднять.

Она облизнула пересохшие губы и обернулась к нему. Он лежал на спине, опираясь на подушки, все так же бережно придерживая правую руку на животе.

— Ты не поможешь?

— Конечно, помогу. — Она торопливо приблизилась к прикроватному столику, на котором стояли фарфоровый кувшин с водой и стакан. Эмили схватила кувшин, плеснула в стакан воды. Как же у нее дрожат руки, даже противно! Нет, так войны не выигрывают, напомнила она себе. Сделала глубокий вдох и обернулась к нему.

Он не сводил с нее глаз, и в них было какое-то странное выражение. На мгновение ей показалось, что он не только заметил ее замешательство, но что оно забавляет его.

Постель была совсем рядом, она сделала шаг, стараясь унять дрожь в руках, протянула ему стакан. Он попытался приподняться, но не смог. Тяжело дыша, повалился на полушки. На верхней губе выступили бисеринки пота.

— Видимо, сам я сесть не смогу.

— Позволь, я помогу. — Она обхватила его рукой за плечи, подставила плечо ему под затылок, поднесла стакан к его губам.

Он начал пить, жадно, как будто это была не вода, а божественный нектар, и выпил все до последней капли. Затем, привалившись к ней, сказал со вздохом:

— Спасибо.

Она посмотрела на мужчину, бессильно привалившегося к ее боку. Она чувствовала жар его тела даже сквозь ткань платья, жар этот заливал ей грудь и пробуждал в душе желание заботиться о нем. И кое-что еще. Кое-что опасное. Она рванулась, выдернула руку из-под его плеч. Он мешком повалился на постель.

Стон сорвался с его губ. Лицо исказила гримаса боли.

Эмили поморщилась.

— Извини.

Мгновение спустя он открыл глаза и улыбнулся:

— Ничего, любимая, все хорошо.

От этих ласковых слов тоска сжала ее сердце. Он обращался к ней с такой милой непосредственностью, будто они были женаты лет сто. Но это показалось ей вполне естественным.

Он потянул простыню, скрученную и запутавшуюся вокруг его ног.

— Давай лучше я. — Она взяла обшитый кружевом край простыни из его рук, вытащила ее, расправила.

— Спасибо. — Он посмотрел на поднос. — Вкусно пахнет.

— Ты проголодался? Может, съешь что-нибудь? Здесь бульон, хлеб и чай. Я помогу тебе, если хочешь. — «Помочь раненому — это самое меньшее, что можно сделать», — подумала Эмили. Может она хотя бы покормить человека, которого едва не отправила на тот свет? Во всяком случае, к чувствам, которые он вызывал в ней, это не имеет никакого отношения.

— Если ты поможешь мне сесть и подложишь под спину подушки, я, пожалуй, справлюсь с этим бульоном.

— Конечно, конечно. — Взяв одну из больших подушек, она приобняла его. Сунула подушку ему за плечи, стараясь не замечать, как вьются черные пряди у него на затылке. Но это было невозможно. Наконец ему удалось сесть.

Он откинулся на подушки, дыша так тяжело, будто взобрался на высочайшую гору. Он нахмурился, посмотрел на нее.

— Извини, что навалился на тебя.

— Ничего.

Она откинула черные пряди с повязки у него на лбу и почувствовала, как влажные от пота волосы завиваются вокруг ее пальцев. Это был очень простой жест. Жест жены. И жест этот вдруг показался ей слишком интимным. Она отпрянула, пораженная тем, какие чувства вызывает в ней этот человек. Сколько нежности и тепла.