— Не слишком хорошо, сэр.

— Мне бы надо получить доступ к этой шайке. — Саймон потер пальцами ноющие виски. — Скажи своему дружку, что одному человеку необходимо подыскать команду для того, чтобы переправить кое-какой товарец клиенту за пределами Англии, и груз этот особый. Можешь даже намекнуть, что взрывоопасный.

Дигби потер подбородок.

— Но если они знают, кто вы такой, сэр, то не раздумывая убьют вас.

— Возникнет проблема, тогда я и подумаю, как ее решать.

Дигби покачал головой:

— Рискованное дело вы затеяли, сэр.

— Ну к чему такой встревоженный вид? — сказал Саймон, поглядев на старшину, который и в самом деле встревоженно и хмуро смотрел на него. — И вообще тебе пора идти, пока кто-нибудь не заинтересовался, почему ты так долго носишь ночные горшки.

— Есть, сэр! — Дигби повернулся, чтобы удалиться.

— И вот еще что, Дигби. — Саймон ухмыльнулся, когда старшина в недоумении обернулся. — Не забудь забрать использованный горшок.

Дигби поморщился.

— Есть, сэр.

После ухода Дигби Саймон снова повернулся к окну, и взгляд его сразу же привлекла молодая женщина, появившаяся в саду. Это была Эмили. Она сидела на каменной скамье и смотрела вдаль.

Легкий ветерок пробежал по кустам роз, поиграл темно-рыжими кудрями Эмили и наконец залетел в комнату, принеся с собой аромат роз. Он вдохнул благовонный воздух, и в душе возникло доселе неизведанное им чувство.

Он видел тоску и желание на ее лице, когда, погруженная в свои мечты, она смотрела на солнечный свет. Он сразу узнал это выражение. Понял все без слов. Ему ведь тоже приходилось мечтать. Он посмотрел в направлении ее взгляда.

На изумрудно-зеленой вершине ближайшего холма вздымались серые каменные стены, развалины древнего норманнского замка. Казалось, развалины эти принадлежат иному времени и преграда в виде волнующегося моря зеленой травы надежно отделяет их от нынешнего века.

Он бросил взгляд на столик возле кровати, повнимательнее посмотрел на акварельный рисунок в рамочке из розового дерева. На рисунке был изображен этот замок. И только сейчас он заметил в уголке рисунка мелко написанное имя: «Э. Мейтленд».

Он снова стал смотреть на Эмили, гадая, какими фантазиями окружены в ее голове эти древние стены. Да, следовало ему держаться на расстоянии от этой женщины. Заводить с ней роман было слишком опасно. И в сущности, глупо. Однако выбора у него теперь нет, придется притворяться и дальше.

Он откинулся на подушки и закрыл глаза, пытаясь выбросить из головы мысли об Эмили, сидящей в окружении роз. Но не мог. Ее образ прочно поселился в его воспоминаниях. В его снах. В его мечтах.

Глава 17

Светила полная луна, но Саймон не рискнул отдергивать шторы в кабинете Хью Мейтленда. Было уже за полночь, однако кто-нибудь мог увидеть его в окне. Пламя тоненькой свечки поблескивало на проволоке, которой он ковырял в замке письменного стола Мейтленда. Он повернул проволоку, осторожно высвобождая язычок замка. Тихий щелчок эхом отдался в стенах пустого кабинета. И тут до слуха Саймона донесся звук шагов.

Он быстро загасил свечку пальцами. Затаив дыхание, прислушался. Шаги были женские. Туфельки легко ступали по паркету. Женщина прошла мимо, затем дверь в библиотеку растворилась и затворилась снова. Через несколько мгновений полоска света появилась под дверью, соединяющей кабинет и библиотеку.

Итак, кто-то из женщин или девиц семейства Мейтленд решил совершить полуночный набег на библиотеку. Наверняка Фиби. Девчонка все время сидит, уткнув свой хорошенький носик в книжку. В пятнадцать лет она все еще живет полной приключений жизнью, которую можно найти в переплетенных в кожу томах. Что ж, и он до двенадцати лет жил книгами. А потом пришла пора приключений, оказавшихся вполне реальными.

Он сидел, скорчившись за письменным столом Мейтленда, прислушивался к тихим звукам, доносившимся из библиотеки, и чувствовал себя предателем — таким же, как таинственный злодей, которого ему было поручено изловить. Он слишком привязался к этим людям. Слишком привязался к Эмили.

Прошла неделя с тех пор, как она в него стреляла, и за это время ему удалось в значительной мере разрушить ее оборонительные укрепления. Однако оказалось, что и в его собственной обороне пробита брешь. Он желал эту красивую рыжеволосую тигрицу. Но желал не мимолетной связи. Он хотел получить ее навсегда.

Он прижался лбом к краю стола Хью Мейтленда. Люди погибают из-за предателя. Злодея необходимо остановить. Пусть даже ценой счастья целой семьи. Даже ценой собственных надежд на то, что когда-нибудь он сумеет завоевать любовь прекрасной дамы.


Эмили неожиданно проснулась. С того злосчастного дня она все время плохо спала. Какая-то часть ее бодрствовала. Она прислушивалась, не раздадутся ли какие-нибудь тревожные звуки с постели, где спит мужчина, которого она едва не убила.

К негодяю с каждым днем возвращались силы. И скоро исчезнет предлог, под которым она отказывалась спать в одной постели с ним. Сегодня он провел почти весь день на ногах. Играл с ней в шахматы. И выиграл все партии. Может, этот тип и не помнит своего имени, но стратегию, которой он держался в игре, не забыл. И все же доктор Чизон с мрачным видом твердил ей, что не стоит прежде времени радоваться. В случае ранения в голову ухудшение может наступить неожиданно.

Она посмотрела на постель, залитую лунным светом. Покрывало было откинуто, простыня смята.

Негодяя в постели не было.

Эмили села. Покрывало свалилось с кресла-кушетки, на котором она спала. Эмили вспомнила предостережение доктора Чизона: «Глаз с него не спускайте. Он может повести себя странно. Может уйти из дома, в надежде понять, кто он такой».

Она вскочила. Сердце бешено забилось. Заглянула на всякий случай в гардеробную.

А вдруг он ушел из дома?

Ночью.

Один.

Она схватила халат и кинулась к двери. Куда он мог пойти? Она торопливо сунула руки в рукава халата. Найдет его — придушит!

Она распахнула дверь. Выскочила в коридор и с разбегу врезалась в крепкое мужское тело.

— Эй, полегче, — сказал он, обхватив ее руками.

Эмили прижалась щекой к изумрудному шелку его халата. Халат распахнулся, и она ощутила запах мыла с травяной отдушкой и мужского тела. Она чувствовала его тепло, оно окутало ее, прогнало леденящий страх. Она посмотрела на него. Повязки на лбу не было. Влажные волосы зачесаны назад, с правой стороны — рана, которая заживает.

Она вдруг почувствовала внутреннюю дрожь. Но дрожь была вызвана не страхом. Страх прошел, растворился в этом новом, пугающем чувстве.

— Где ты был? — Она высвободилась из его объятий, пошатнулась, ударилась о косяк двери. — У тебя мокрые волосы.

— Я не мог заснуть. — Он улыбнулся, на правой щеке появилась знакомая ямочка. — Решил принять горячую ванну.

Она поймала себя на том, что не может отвести глаз от его груди меж распахнувшимися полами халата. Бледно-золотое пламя свечей скользило по коже, еще влажной после купания. Кожа была такой теплой на вид. Такой золотистой. Такой соблазнительной.

— А твоя повязка? Доктор Чизон пока не разрешил ее снимать.

— Доктор Чизон так меня боится, что ни разу не посмотрел, что у меня под бинтами. Потому и велел тебе менять повязку каждый день.

— Знаешь, трудно винить доктора в том, что он боится подойти к тебе. — Она решительно направилась в спальню. Надо держаться от него на расстоянии. Но он последовал за ней, как она и предполагала. — Ты же пригрозил перерезать ему горло, если он еще раз попытается пустить тебе кровь.

Он подмигнул ей:

— Но ведь помогло же!

— Уверена, у доктора никогда не было таких сложных пациентов. — Она смотрела, как он закрывает дверь, и чувствовала, что ноги ее трясутся. Оказывается, это очень интимное переживание — смотреть, как мужчина закрывает за собой дверь спальни. Этот мужчина. Эту дверь. Целое скопище мыслей рассыпалось снопом искр у нее в голове. Причем очень опасных мыслей. — А ты подумал, каково будет мне, когда я не увижу тебя в постели?

Он направился к ней с грацией хищного зверя.

— Я не ожидал, что ты проснешься.

Тепло его тела чувствовалось даже сквозь шелк халата. Она обхватила себя руками, стараясь унять дрожь.

— Доктор Чизон сто раз повторял, что ранение в голову чревато непредсказуемыми последствиями.

— Извини, Эм. Я не хотел тебя пугать.

Она знала, что под халатом на нем ничего нет. И это возбуждало ее.

Ей хотелось дотронуться до него. Хотелось, чтобы он заключил ее в объятия, чтобы поцеловал, чтобы прикоснулся языком к ее груди. Кровь прилила к средоточию ее женственной сущности и забилась жарко и горячо.

Она подняла на него глаза, пытаясь прогнать прочь грешные мысли. Но это было выше ее сил. Лунный свет так нежно играл с влажными прядями его волос. В его темных как ночь глазах загорелись огоньки. Она представила себе, как лежит с ним в постели.

— Я подумала, вдруг ты вообще ушел из дома. Вдруг ты… — Слова застряли в горле. Ведь с ним действительно могла случиться беда. — Ты должен быть осторожнее.

— Тебе не следует так тревожиться обо мне. — Он взял прядь ее рыжих волос и принялся наматывать на палец. — Со мной все хорошо.

— Правда хорошо? — Она прикоснулась к нему. Не смогла удержаться. Провела ладонью по изумрудному шелку рукава от самого плеча до запястья. — Ты правда выздоравливаешь?

— Правда. — Он тронул тыльной стороной ладони ее щеку. — Неужели ты думаешь, что какая-то царапина могла свести меня в могилу?

Он действительно неплохо себя чувствовал. Так что настало время подумать, как избавиться от него. Навсегда. И выбросить из головы саму мысль о том, чтобы снять с него халат, под которым ничего нет, и прижаться к нему. И ощутить жар и силу его обнаженного тела.

Шеридан Блейк. Живой, из плоти и крови, в ее объятиях.

Глупо пытаться претворить свою мечту в реальность. Однако она уже тянулась к поясу его халата, не в силах подавить желание, которое этот мужчина пробуждал в ней. Не в силах заглушить страсть, тлевшую в ней подобно углям, которая вспыхивала пламенем всякий раз, когда он прикасался к ней. С этим чувством ей было не совладать.

Она любила этого мужчину. Какое бы имя он ни носил. И Бог с ними, с мечтами. Бог с ним, со здравым смыслом.

Он глубоко вздохнул и задержал дыхание, когда она начала развязывать пояс. Изумрудные шелковые полы халата разошлись, между ними, словно дразня ее, на мгновение показались гладкая кожа и черные завитки волос.

Самое время было положить этому конец. Вернуться к своей нормальной жизни. Но ей не хотелось возвращаться к нормальной жизни! Ей хотелось получить этого мужчину, сию секунду и на веки вечные.

— Шеридан, — прошептала она, касаясь пальцами морды дракона, вышитого на халате. Она почувствовала, как напряглись его мышцы. Все до единой мышцы были тверды как сталь, словно он изготовился к сражению, которое должно было решить исход войны — войны, о которой ум его позабыл, но о которой хорошо помнило тело.

Она улыбнулась, и руки ее скользнули под его халат. Не будет сегодня никаких сражений. Войне будет положен конец. Сегодня прекрасная дама отдает свое сердце отважному рыцарю. Сегодня осуществится ее мечта.

Она провела ладонями по его груди, ощущая щекочущее прикосновение жестких завитков, жар гладкой кожи, сдвигая шелк халата все дальше к плечам. С тихим шуршанием халат упал к его ногам.

Бледный свет ложился на изгиб его плеч, струился ниже.

Эмили поколебалась мгновение, прежде чем опустить взгляд туда, где, залитый луной, выделялся среди теней символ его мужественности. В лунном свете живая плоть казалась мрамором. Он стоял перед ней, как великолепная статуя, вышедшая из-под резца великого скульптора. Затаив дыхание, она не могла отвести от него глаз и благоговейно взирала на его мужскую красоту.

— Эмили, — прошептал он. Голос его звучал напряженно, словно он пытался порвать невидимые узы.

— Я ждала тебя всю жизнь, — промолвила Эмили. Она прикоснулась к нему, неуверенно, робко, к самому кончику его возбужденной плоти. Могучий орган бурно отреагировал на это прикосновение — статуя ожила. Завороженная, Эмили потянулась к нему рукой.

— Эмили. — Он схватил ее за запястье. — Не надо.

Резкость тона превратила эти два слова в остро отточенное лезвие отказа.

— В чем дело? Я что-то сделала не так?

Он сжал ее запястье. На его лице отразилась мука. Она не сводила с него глаз.

— Ты не хочешь меня.

— Эмили, я…

— Ну, что ж делать. — Она вырвала руку, сделала шаг назад и наткнулась на столбик кровати. Вцепилась в него, стараясь сохранить самообладание. Ей хотелось броситься на постель и плакать, плакать.