Она попыталась вырваться, надеясь, что дистанция поможет ей сохранить ясность ума. Его ладонь легла ей на затылок, он удержал ее, продолжая впиваться в ее губы, волшебный эликсир проникал в нее и растекался по крови жидким огнем. Он обнял ее свободной рукой, прижимая к своему жаркому мощному телу. Воспоминания ожили в ней, вспыхнули тысячей свечей, в их пламени отразились желание и страсть.

— Теперь попробуй скажи мне, что это ненастоящее, — прошептал он, почти не отрываясь от ее губ.

Он сильнее прижался к ней, придавив ее к балюстраде, давая ей почувствовать силу его возбуждения. Эмили задрожала всем телом, ощутив прикосновение напряженной плоти, обещавшей блаженство.

— Скажи, что не хочешь меня. Что я не почувствую влажного жара твоего желания, если подниму твое платье и положу руку между твоими бедрами.

Эмили отпрянула от него.

— Мужчина, которого я желаю, больше не существует.

Он пристально посмотрел на нее, губы его сжались, глаза наполнились страданием.

— Неужели все было не по-настоящему, Эмили? Неужели ты любила фантазию, образ, живший лишь в твоем воображении?

— Когда я смотрела на тебя, то видела только Шеридана Блейка. Мужчину, которого сама выдумала. Мужчину, которого любила. Мужчину, которым ты никогда не сможешь стать.

Саймон отшатнулся, как от удара.

— Однажды ты сказала, что не отступишься от меня, что бы я там ни натворил в прошлом, до того, как появился в твоей жизни. Ты готова была все простить Шеридану Блейку. Неужели у тебя не найдется хоть капли снисхождения и для Саймона Сент-Джеймса?

— Саймон Сент-Джеймс — закоренелый негодяй.

— Зато Шеридан Блейк — идеал.

Шеридан Блейк — всего лишь иллюзия. Но она не в силах остановиться, ей необходимо выместить свою боль на нем. Заставить его страдать так, как этот обманщик заставил страдать ее.

— Шеридан Блейк честен. Верен. Храбр. Настоящий джентльмен.

— Он, конечно, идеальный. Но у него одно существенное преимущество. Он ненастоящий. А настоящие люди сплошь и рядом совершают ошибки. В том числе и я. И самой большой моей ошибкой было то, что я влюбился в женщину, которая предпочитает реальной жизни фантазии.

— Я предпочитаю честность предательству.

Он шумно выдохнул, и плечи его опустились, словно под тяжким бременем. Он устремил взгляд в глубь сада и лишь через несколько мгновений посмотрел на нее. Лицо его стало совершенно бесстрастным.

— Теперь я понял, что не смог бы сделать тебя счастливой. Соответствовать твоему идеалу, тому светлому образу, который ты носишь в душе. Я уже пытался соответствовать идеалу, потратил на это почти всю жизнь. И ничего не получилось. Ничего не получится и теперь. Я просто не в состоянии достичь такой степени совершенства.

Ветерок принес из сада запахи цветов, взъерошил темные волосы Саймона. Эмили прислонилась к балюстраде, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься в объятия этого мужчины.

Он коснулся ее щеки кончиками пальцев. Это было нежное прикосновение, нежнее, чем дуновение ветерка.

— Надеюсь, ты все же найдешь свой идеал, Эм. И станешь счастливой.

Он повернулся и пошел прочь. Она смотрела ему вслед. Если она не заговорит с ним, не скажет чего-то важного, то он уйдет навсегда из ее жизни. Однако она не двигалась с места. Сквозь раскрытые стеклянные двери она видела, как он идет через гостиную. Она шагнула было вперед.

Но что она могла ему сказать? И можно ли верить ему? Этот человек лгал ей, обнимая ее в постели. Как же можно строить совместную жизнь с человеком, который обманывал ее с такой легкостью и с таким коварством?

Вот он в другом конце гостиной, вот открывает дверь. Вот шагнул через порог, закрыл за собой дверь.

— Саймон, — прошептала она, понимая, что уже слишком поздно. Слишком поздно было уже в тот момент, когда он солгал ей про потерю памяти. И больше он к ней не вернется. На этот раз она потеряет его навсегда.

Навсегда.

Как странно: когда-то она думала о том, чтобы всю жизнь прожить рядом с этим человеком, а ведь даже имени его не знала. Нет, все к лучшему, сказала она себе. Этот человек столько раз ее обманывал, снова и снова обманывал. Он просто использовал ее. Лучше что угодно, чем жить с человеком, которому не доверяешь. А все равно ей было так больно.

Ее начала сотрясать дрожь, бравшая начало в каких-то глубинах ее существа. Она повернулась, тяжело навалилась на серый камень балюстрады — иначе не устояла бы на ногах. Она испытывала сожаление, нет смысла это отрицать! Слезы струились по ее щекам.

Сомнения словно тернии впивались в сердце, дразнили, глумились над ней, твердя, что она только что погубила свой единственный шанс на счастье.

— Эмили, что ты натворила? — услышала она голос бабушки.

Вытерла слезы и увидела, что бабушка вышла на террасу.

— Саймон собрался уезжать.

Эмили, сдерживая слезы, проговорила:

— Надеюсь, он благополучно доберется до Лондона.

— Но не можешь же ты его отпустить!

— Я не хочу, чтобы он остался.

Леди Харриет приподняла ее лицо и заставила посмотреть себе в глаза.

— А это, надо думать, слезы радости. Так, девочка моя?

— Это слезы глупой девчонки, поверившей в фантазию.

Леди Харриет поджала губы.

— Если ты сию же секунду не вернешься в дом, не скажешь своему молодому человеку, что хочешь навсегда остаться с ним, я признаю, что ты и впрямь глупа.

— Бабушка, я не собираюсь выходить замуж за этого негодяя.

— Боже! Ну что мне с тобой делать? — Леди Харриет положила руки на балюстраду и посмотрела в сад. — Ты же влюблена в него.

— Я влюблена в иллюзию.

— Эта твоя иллюзия только что стала новым маркизом Блэкторном.

— Мне все равно. Пусть хоть королем Англии.

Леди Харриет вздохнула, наклонила голову и пронзила Эмили ледяным взглядом.

— Он любит тебя.

— Мне не нужна такая любовь. А другой он не может предложить.

— Эмили, ты умная женщина, а ведешь себя, словно тупоголовая кретинка!

Эмили вздрогнула. Слышать такое от бабушки было обидно.

— Неужели ты думаешь, что после всей его лжи и обманов я выйду за него замуж?

— Я хорошо тебя знаю. Ничто не заставит тебя сейчас изменить свое решение. Но представь, какой разразится скандал, если ты откажешься выполнить просьбу отца!

— У меня есть план.

— План у тебя всегда есть. Или идея.

— Бабушка, прошу тебя. Мне нужна поддержка, а не насмешки.

— Тебе нужен твой молодой человек, который сейчас уйдет и навсегда исчезнет из твоей жизни. — Эмили запротестовала было, но леди Харриет жестом остановила ее. — Ладно, изложи мне свой план.

— Мой план, в сущности, очень прост.

Леди Харриет раскрыла веер.

— Час от часу не легче.

Эмили поджала губы и бросила на бабушку мрачный взгляд.

— Мы можем выполнить желание отца, но при этом скажем, что я стала женой Саймона, чтобы помочь ему поймать изменника.

Мгновение леди Харриет смотрела на Эмили молча.

— Ты это серьезно?

— Вполне. Поручительством будет честное слово лорда Пембертона и маркиза Блэкторна.

Леди Харриет постучала веером по подбородку.

— Полагаю, это может сработать.

— Обязательно сработает, бабушка. Я не стану выходить замуж за негодяя.

Леди Харриет внимательно посмотрела на Эмили, прежде чем заговорить.

— А тебе не приходило в голову, что ты, возможно, ждешь ребенка?

Эмили прижала ладони к животу. Кровь отлила от сердца.

— Вижу, что не приходило. — Самодовольная улыбка заиграла на губах леди Харриет. — Может, одумаешься и откажешься от своего решения навсегда изгнать этого молодого человека из своей жизни?

Эмили закрыла глаза.

— Это я буду знать через неделю. Надеюсь, Господь смилостивится надо мной и я никогда больше не увижу этого негодяя Сент-Джеймса.

— Как бы ты не пожалела о своем решении.

Бабушка пытливо посмотрела на нее. Эмили отвела глаза и стала смотреть в сад, стараясь не думать о Саймоне Сент-Джеймсе.

— В один прекрасный день ты поймешь, что упустила мужчину, посланного тебе самой судьбой.

— Лучше житье мечтой, чем наблюдать за тем, как твою мечту втаптывает в грязь негодяй.

Леди Харриет вздохнула.

— Когда твоя душевная рана затянется, ты, возможно, снова встретишься с Саймоном. И поймешь, что он любит тебя. Надеюсь, еще не будет слишком поздно.

— Слишком поздно? — Эмили похолодела. — Что ты хочешь этим сказать?

Леди Харриет улыбнулась:

— А ты ничего не заметила, девочка моя? Ведь буквально у тебя на глазах Саймон Сент-Джеймс, теперь маркиз Блэкторн, превратился в одного из самых завидных женихов Англии. При его-то внешности, да богатстве, да титуле! Все маменьки с дочками на выданье станут охотиться за ним. Глазастые красотки высшего света постараются завоевать его сердце. И какая-нибудь прелестная молодая женщина поможет ему забыть о душевных ранах. Это лишь вопрос времени.

Руки Эмили, лежавшие на балюстраде, сжались в кулаки. Ревность вспыхнула в ней при мысли, что у Саймона будет другая женщина.

— Пусть Саймон Сент-Джеймс распоряжается своей жизнью как хочет. Это меня не волнует.

Леди Харриет похлопала Эмили по руке:

— Надеюсь, что это так, девочка моя. Что тебе никогда не придется, увидев где-нибудь на балу Саймона Сент-Джеймса с супругой, пожалеть о том, что могло бы быть, да не случилось.

В воображении Эмили немедленно нарисовался Саймон, обнимающий другую женщину, улыбающийся ей, заглядывающий ей в глаза. Ревность пронзила ей сердце, тоска стеснила грудь. Она уже готова была остановить его, но рассудок взял верх. Даже если ей суждено вступить в брак с негодяем, она никогда не отдаст ему свое сердце.


Опять горели свечи под стеклянными колпаками вдоль обшитых красным деревом стен библиотеки лорда Пембертона. Саймон сидел на одном из диванов стиля шератон и покачивал бренди в большом бокале. Он чувствовал какую-то странную отрешенность, будто был сорвавшимся с якоря кораблем, который уносит в открытое море, а впереди серые бескрайние просторы — его будущее.

— Но какой дьявольский план. Блэкторн мог погубить и тебя, и Мейтленда. — Пембертон отвернулся от окна и встревоженно посмотрел на Саймона, прежде чем продолжить: — Если бы многие люди не пострадали, оттого что правда выйдет наружу, я не колеблясь объявил бы всему миру, что Рэндольф Сент-Джеймс был отъявленным негодяем.

Рука Саймона сжала хрустальный бокал.

— Мне не хотелось бы стать причиной новых бед, сэр. Семейство Мейтлендов и так пострадало. Правда погубит жену моего отца и их детей.

— А тебе не приходило в голову, что Гилберт мог быть тоже замешан? Ведь в случае твоей смерти он унаследовал бы все.

Саймон подумал о щеголеватом молодом человеке, первенце его отца от второй жены. Гилберт оказался весьма рассудительным и пошел в своего родителя как светлой шевелюрой, так и серыми глазами. Он был именно таким сыном, какого Рэндольф Сент-Джеймс мечтал иметь и каким Саймон никогда не мог бы стать.

— Не думаю, что Рэндольф стал бы вовлекать Гилберта в свои махинации. Не стал бы он рисковать сыном.

Пембертон кивнул.

— Итак, Рэндольф Сент-Джеймс будет покоиться в семейном склепе, а правды никто не узнает. Полагаю, так будет лучше.

— Он причинил достаточно зла при жизни.

Пембертон внимательно изучал Саймона взглядом, причем выражение лица у него с каждым мгновением становилось все задумчивее.

— Как ты вообще-то чувствуешь себя, мальчик мой?

Саймон передернул плечами и, увидев немой вопрос в глазах Пембертона, отвел взгляд и уставился в свой бокал.

— Рана была чепуховая.

— Я не о той ране. Все это вместе должно было быть для тебя ужасным испытанием. Обнаружить, что родной отец стоит за всеми этими коварными замыслами да еще покушается на твою жизнь!

— Я никогда не питал особых иллюзий насчет чувств отца ко мне.

— Мне кажется, есть какая-то высшая справедливость в том, что ты унаследовал его титул, и Блэкторн-Парк, и остальные поместья — все, чем он владел.

Саймон подумал об усадьбе Блэкторн-Парк, о большом помещичьем доме, в котором он родился, в котором жил, пока папенька не спровадил его на войну. Это место было для него полно воспоминаний. О которых он предпочел бы забыть.

— Вдовствующая маркиза может оставить себе Блэкторн-Парк. Я не собираюсь там жить.

— А где ты будешь жить?

Саймон отпил бренди, и напиток согрел его.

— Не знаю. Подыщу себе что-нибудь.

— А ты не думал о том, чтобы вернуться в Бристоль?