Справа два варвара куда-то тащили старую Эрну, хозяйку скобяной лавки. Подскочив к ним, Яра полоснула своим мечом по спине одного, и, не дав опомниться второму, вонзила своё оружие в длинноволосого громилу, отчего на груди северянина расцвёл багровый цветок. Схватив Эрну за руку, Яра попыталась поднять ту с мостовой, но женщина, обезумев от ужаса, продолжала кричать и отбиваться. А в следующий миг дорогу им преградили ещё два устрашающих викинга. Гадко ухмыляясь, они надвигались на Яру, одетую в одну лишь ночную сорочку.                                                   

Стэйн ворвался на площадь вместе с ещё одним отрядом. И первое, что привлекло его взгляд, была женщина англосаксов в длинном белом одеянии. Она была похожа на валькирию с огненными волосами, что развевались за её спиной, подобно яркому знамени. Перепачканная кровью, она размахивала каким-то игрушечным мечом, похожим на те, с которыми у них на севере играют дети. 


Глава 8



Стейн выругался и, наплевав на поживу золотом в христианской церкви, ринулся туда, где Кнуд с Бальдером напали на рыжеволосую христианку. Нужно сказать, что подоспел он как раз вовремя: увернувшись от Бальдера, Яра ловко отпрянула в сторону, полоснув своим мечом по щеке второго викинга. На этом её везение закончилось. Что Кнуд, что Бальдер не ожидали подобной прыти от какой-то женщины с детским оружием в руке, но наткнувшись на отпор, накинулись на неё, готовые разорвать в клочья. Особенно Кнуд лютовал —​ христианка ранила его. И если ущерб внешности викинга не слишком заботил, то ущерб его самолюбию был куда ощутимее. Смертоносные лезвия мечей обоих северян засверкали в воздухе, и Яра едва успевала от них уворачиваться. Одно из них вспороло кожу на её плече, отчего она, задохнувшись от острой боли, не удержала в руке оружие. Её меч отлетел в сторону, а силы уже были на исходе и, глядя на занесённый над ней огромный меч северянина, Яра поняла, что это конец. Пришёл её смертный час.                                              

«Прости меня, Вильгельм», —​ прошептала она и закрыла глаза.                                                        

Но смертельного удара так и не последовало.                                                                                           

Стэйн в последний момент успел отбить выпад своего соратника за мгновение до того, как ослеплённый злобой Кнуд зарубил бы приглянувшуюся Стэйну добычу. Меч северянина лишь прошёлся по бедру Яры, вспарывая подол её ночной сорочки вместе с плотью.

Девушка вскрикнула раненой птицей, но крик её затонул в шуме всеобщей суеты. Люди в панике метались по улицам города, спасая свою собственную жизнь. Повсюду слышались крики, звон оружия и детский плачь, и не было поблизости никого, кто мог бы ей помочь. Радовало лишь то, что старая Эрна, воспользовавшись моментом, смогла скрыться.                                                                        

Яра хватала ртом воздух и пятилась назад, припадая на одну ногу. Она всё время оглядывалась по сторонам и искала взглядом Вильгельма, пока не споткнулась о свой меч, лежащий на булыжниках каменной мостовой. Её руки тряслись, когда она наклонялась за ним.

Наконец, перехватив тот двумя руками и продолжая пятиться назад, Яра грозно выставила его перед собой, глядя на то, как три рослые фигуры неспешно к ней приближались. Что ж, если ей суждено сегодня умереть, то она умрёт с честью!                                                                                   

А в следующий миг Яра споткнулась о порог и приложилась спиной о что-то твёрдое. Ветхая дверь в чьё-то жилище под её весом распахнулась, и девушка чуть не растянулась внутри тёмного коридора.


# # # 

 Яра чудом удержалась на ногах. Ввалившись спиной в затхлый предбанник и со скрипом задвинув ржавый засов на двери, она обессиленно прислонилась к холодной кладке стены. Узкое и замкнутое пространство было не самым лучшим местом для встречи с врагами лицом к лицу. А в том, что хлипкий запор дикарей не остановит, Яра не сомневалась.                                                                                

Кровь стекала по её ногам, пропитывая ночную сорочку и оставляя следы на холодном каменном полу. Запах был осязаем: тяжёлый и железистый, словно зловоние из страха и отчаяния, приправленное кровью раненой дичи, загнанной охотниками на облаве. Смешиваясь с затхлым смрадом плесени, он казался сейчас Яре и вовсе тошнотворным.

Мощный удар в дверь заставил её вздрогнуть и поспешно двинуться дальше по узкому проходу.

Припадая на одну ногу и зажимая свободной ладонью кровоточащую рану на плече, она преодолела узкий тёмный коридор и свернула в ещё один, не менее убогий. В проёме на его конце мерцал тусклый свет, и Яра, хромая и истекая кровью, вторглась в чужое жилище как раз в тот момент, когда уличная дверь с грохотом пала, впуская северян в крошечный предбанник.

Оказавшись в каморке, она огляделась: тусклый свет коптящего огарка свечи едва озарял убогое жилище без окон, с тёмным низким потолком. Жилище было пустым. И только Яра успела возблагодарить Господа за то, что отвёл от его хозяев гнев вломившихся сюда язычников, как откуда-то из-под пола донёсся звонкий плачь младенца, а следом испуганный шёпот его матери, пытающейся успокоить своё дитя.                                                                             

А между тем раззадоренные охотничьим азартом северяне были уже совсем рядом. Их смех и улюлюканье доносились теперь у порога каморы. Младенец плакал не переставая, а Яра лишь обречённо опустила взгляд на присыпанный соломой земляной пол —​ яма посередине была прикрыта куском доски, пряча в себе двоих ребятишек с матерью и новорожденным.

Со своей смертью Яра уже смирилась и приняла её, хоть и не собиралась облегчать язычникам задачу. Но дети этого не заслужили! Она этого не допустит и будет бороться до последнего!

Яра перекрестилась и повернулась лицом к ворвавшимся внутрь северянам, встав на их пути так, чтобы отрезать троих рослых дикарей от хлипкого убежища в полу. Она сжала дрожащей окровавленной ладонью рукоять своего меча и, гордо вздёрнув подбородок, одарила викингов надменным взглядом.                                                                                                        

Северяне, наткнувшись на загнанную в тупик добычу, переглянулись и с хищными предвкушающими ухмылками на лицах двинулись в её сторону.

—​ Моя! —​ Стэйн поумерил их пыл одним коротким приказом.                                     

Сперва, по праву старшего среди них, христианку он возьмёт первым, и, занимая более низшую ступень в иерархии, Кнуд и Бальдер возражать не стали. Они молча обошли Яру с двух сторон и застыли в предвкушении чуть поодаль.              


Теперь Стэйн мог, наконец, рассмотреть свою добычу получше.

Христианка стояла посреди комнаты и, в тусклом освещении единственной свечи, в её глазах он не заметил ужаса. Лицо её было перепачкано кровью, а во взгляде, вопреки словам Эйнара, вместо страха он увидел решимость и глубокое... презрение к нему. Викингу это показалось забавным, но в то же время это было достойным уважения. Правую руку со своим детским мечом она опустила лезвием вниз, туда, где окрасился алым подол её белого одеяния. Он ещё раз прошёлся взглядом по стройным окровавленным ногам, видневшимся через рваную прореху в подоле. А когда вернулся назад к её глазам, понял, что смотреть в них было ошибкой. Стэйн готов был поклясться, что в тусклом освещении спокойная зелень её глаз всего на миг вспыхнула потусторонним мерцанием.

«Ведьма», —​ это была последняя внятная мысль, что пронеслась в его голове.

Потому что одарив Стэйна ещё одним презрительным взглядом, Яра улыбнулась…

А в следующий миг полоснула мечом по огарку свечи.                                                                   

Комната погрузилась в беспроглядную тьму.                  

Глава 9


В эту ночь тревожный звон колокола взорвал ночную тишину, застав весь город врасплох. Никто не услышал, как под покровом темноты дюжина самых ловких викингов расправилась со стражей и открыла ворота остальным. Ведь слабые звуки борьбы заглушили бубны и гул со стороны лагеря северян. Все те, кто пошёл за конунгом Харальдссоном, ворвались в город и разбились на несколько вооружённых групп. Тем самым их участь была предрешена.                                                                 

Впрочем, и судьбы многих винсдорфцев этой ночью тоже изменились в одночасье.

Мелисанда возвращалась в отчий дом в хорошем расположении духа. Бесшумной тенью скользила она по улицам верхнего двора, наплевав на то, что благочестивым леди не стоило бы гулять здесь в столь поздний час. Слабый отголосок боли во чреве всё ещё беспокоил её, но несмотря на это, девушка ещё никогда не чувствовала себя настолько счастливой. Мелисандра как раз раздумывала над тем, какого цвета ленты будут украшать её подвенечный наряд, и настолько глубоко погрузилась в свои грёзы, что посторонний шум достиг её слуха слишком поздно.                                                                           

Всё случилось в считанные мгновения. Поначалу в ночной тиши ничто не предвещало беды. И вот в одночасье дорогу ей преградила вереница тёмных теней. Северяне обступили её со всех сторон и, сдёрнув капюшон накидки, расплылись в голодных, предвкушающих ухмылках. А сама девушка так испугалась, что сначала не смогла выдавить из себя даже слабого писка. Она не помнила, как оказалась согнутой в поясе. Мелисандра ничего не видела и не слышала, ведь подол Яриной накидки оказался наброшенным ей на голову, а оглушительно-громкий звон колокола заглушил её крик, когда первый северянин занял место позади неё.                                                                              

Прислужница Карлайлов оказалась более бдительной и расторопной. И хоть кошель с золотом, дарованный леди Мелисандрой, грел её душу, девушка не забывала предусмотрительно держаться в тени и постоянно оглядываться. Не за себя переживала, а за богатство беспокоилась. Ведь в ночное время  разгуливать с такими деньжищами —​ просто верх легкомыслия! Но ничего не поделать, вернуться домой ей нужно в любом случае. Будучи девушкой рассудительной, она как раз раздумывала над тем, как ей с умом распорядиться деньгами. Целое состояние! Золотых монет в кошеле хватило бы чтобы, к примеру, открыть свою лавку на главной площади.

За этими радужными мыслями она как раз преодолела злачный участок пути, крепко прижимая к себе мешочек из телячьей кожи, туго набитый золотыми монетами. Улицы нижнего двора, где находилось её жилище, всегда были плохо освещены. И появление чужаков прислужница заметила только в самый последний момент. Сначала лишь её сердце зашлось в непонятном и беспричинном страхе, и девушка инстинктивно отпрянула, укрывшись в тени плотного ряда покосившихся лачуг. А вот мешочек с золотом выпал из её дрогнувших пальцев, и звон рассыпавшихся по мостовой монет в ночной тиши привлёк внимание северян. Приблизившись, конунг Харальдссон поднял оброненный кошель и наградил свирепым взглядом вжавшуюся в стену лачуги прислужницу. Она сама сняла свою накидку перед взорами надвигающихся на неё северян, справедливо рассудив, что жизнь всё-таки дороже.                                                                                                                                        

—​ Не троньте их девок. Это негодное племя, —​ осадил конунг своих воинов. —​ Кто, по-вашему, от них родится? Слабые люди, полукровки. Я не позволю смешивать чистую кровь викингов с жалкими христианами!                                                                                                                                              

Один взмах его меча —​ и предсмертный крик служанки взорвал тишину как раз в тот момент, когда чудом уцелевший страж на стене добрался до главной башни и повис на колокольной верёвке.

Гулкий звон колокола разнёсся над спящим городом, пробуждая Яру, графа Карлайла и остальных горожан. Застиг он врасплох и Вильгельма под стражей. Прислужница не подвела свою хозяйку —​ стоило лишь герцогу обнаружить подлог, подоспевшая стража Карлайла засвидетельствовала акт надругательства герцога Брея над рыдающей дочерью королевского военачальника. А когда стражники накинулись на Вильгельма, Мелисандра, улыбаясь сквозь слёзы, улучила момент и скрылась в дворцовых садах.                                                                                                           

Это была самая страшная ночь в истории Винсдорфа. Горожане в ужасе метались по городу, в попытке спрятаться от гнева дикарей. Воины теснили головорезов-кочевников всё ближе к главным воротам, а их тела устилали вымощенные камнем улицы.