Адалин Черно - Невеста старшего брата

— Что ему нужно от меня разобрались. От тебя ему что надо? Ты явно знаешь то, что неизвестно мне. Иначе бы вела себя по-другому и уже звонила бы женишку с вопросом “а почему приехал твой брат?”, — Максим заливается смехом и встает со скамейки, делая шаг в сторону.

Я теряюсь, не зная, что говорить. В голове роится огромное количество версий, и какую не выберешь, ни одна не подходит. Наконец, я решаю, что лучше горькая правда и выдаю:

— Он хочет, чтобы я соблазнила тебя.

Максим пару минут смотрит на меня, а затем заливается смехом. Откидывает голову назад, засовывает руки в карманы и смеется, начав расхаживать из стороны в сторону.

— То есть, ты должна меня соблазнить?

Киваю, хотя сама понимаю, что это звучит абсурдно.

— Ты реально с ним из-за денег? — наконец выдает он, приближаясь к главным вопросам.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Деньги здесь не при чем, — упрямо заявляю, хотя понимаю, как жалко это звучит.

— Да ну! Правда!? То есть ты любишь его, он любит тебя и именно поэтому ты соглашаешься соблазнить меня, да? Из-за большой любви? — он ни разу мне не верит. — Что вас связывает? — Максим нависает надо мной и ждет ответа, а я понимаю, что его нет.

Ни один из тех вариантов, которые я прокручиваю в голове, не подходит.

— Я не соглашалась, — кажется, я нахожу отличный ответ. — Я сказала, что попробую.

— О как удобно, правда? Я ведь сам тебя цепляю. Даже делать ничего не приходится. И так повернут на тебе, как придурок, да? Ты только улыбайся и кивай головой. Ах да, еще и дистанцию держать надо. Он ведь не сказал, что ты должна переспать, да? Только раззадорить…

— Я…

Слова застревают в горле. Я не знаю, что ему ответить. Он все разложил по полочкам. Рассортировал каждый поступок Вадима и указал мою роль в бессмысленном театре одного зрителя.

Максим смеется и садится рядом. Мы сидим так некоторое время, после чего он говорит, что отвезет меня домой и уедет. Я соглашаюсь и сажусь с ним в машину. Ловлю взглядом его уверенные движения рук, смотрю на длинные пальцы и вспоминаю его рисунки.

Подсознание выводит воспоминания, где Максим рисует на холсте. Как уверенно двигает руками и пальцами, как держит кисть в крепком захвате, как смешивает краски. Я могла часами смотреть на него, и мне нравилось видеть то, что получалось.

Он талант.

И я решаюсь задать вопрос.

— Что с твоими картинами?

— Пылятся в гараже, — Макс пожимает плечами. — В дорогих чехлах, правда, но все же.

— Ты… забросил творчество?

Он молчит. И не отвечает пока не останавливаемся у подъезда. Он паркует машину и открывает дверцу, вылезая наружу. Я проделываю то же самое и внутренне молюсь, чтобы он ответил.

Мне так нравились его картины.

И я верила, что он станет известным художником. Что его работы будут оценены по достоинству, и он сможет прославиться.

Доказать родителям, что может добиться чего-то сам.

— Я больше не рисую на холстах, — тихо говорит он. — Только на машинах. На заказ и импровизацию, если человек не знает, чего хочет. То же творчество, только за бабки.

Я не знаю, что сказать. Он делает то, что ему нравится, но он оставил свою душу вместе с красками и холстами.

— Что? — Макс подходит ближе, берет меня рукой за подбородок и поднимает голову вверх.

Так, чтобы встретиться со мной взглядами.

— Ты любил рисовать, — тихо выдаю я, хотя прекрасно понимаю, что это не моего ума дело.

— Любил. Пока не понял, что красивая мазня нахрен никому не сдалась. Всем нужны бабки, и я их зарабатываю.

Я качаю головой и даже хочу возразить, но замолкаю, встречаясь с бешеным взглядом его серых глаз. В них полыхает злость и ненависть, направленные на меня. Я чувствую, как Максим хватает меня за плечи и встряхивает.

— Что? Хочешь сказать, что не так? Что творчеству нельзя изменять? Что нужно рисовать, если требует душа?

Раз за разом он повторяет мои же слова, сказанные ему два года назад.

— Ну же, — он встряхивает меня еще раз, и я морщусь, чувствуя, как его пальцы больно впиваются в нежную кожу моих рук. — Давай, скажи, что деньги не главное! Что нужно жить так, как ты хочешь… — Макс сдавливает мои плечи все сильнее и на глаза наворачиваются слезы.

— Мне больно! — мне кажется, что я кричу, на самом же деле издаю легкий всхлип.



Лицо Максима меняется, он убирает руки, и я слегка пошатываюсь. Опасливо обхожу его стороной и отхожу на пару шагов.

— Прости, — я не жду его извинений, но он их произносит, а я лишь слабо киваю.

По щекам стекает пара одиноких слезинок, и я тут же смахиваю их. Перевожу взгляд на Максима и замечаю в его глазах налет боли.

— Ты прав. Деньги важнее, — нахожу в себе силы сказать то, что поняла за последние два года.

Разворачиваюсь и толкаю дверь подъезда. Захлопываю ее за собой и медленно спускаюсь по стенке справа. Слезы застилают глаза, и я только успеваю их смахивать. Я окунаюсь в воспоминания, поэтому не сразу чувствую, как меня поднимают сильные мужские руки и прижимают к себе.

Максим…

Я хватаюсь за его плечи, прижимаюсь к нему всем телом и зарываюсь лицом в кофту, оставляя на ней влажные следы.

Максим

Я не могу уехать…

Знаю, что должен сесть в машину и умчаться отсюда.

А еще не идти на поводу у Вадима, который почему-то решил, что я буду марионеткой вместе с его кроткой невестой.

Черт!

Я знаю, что сделал ей больно. Не сдержался и сжал хрупкие плечи сильнее, чем должен был. И меня это бесит. Я понимаю, что не должен был.

Она не моя.

Больше нет.

Но я все равно иду за ней. Открываю двери лифта и хочу извиниться за то, что сделал больно и за все, что сказал, не подумав.

Вхожу и на мгновение столбенею. Яна сидит у стены на корточках, склонив голову к коленям, и плачет. По щекам текут слезы, которые она тут же смахивает руками.

И я не могу сдержаться.

Подхожу к ней, аккуратно беру ее за плечи и поднимаю, прижимая к себе. Чувствую себя мудаком.

И что-то внутри щелкает. Мне кажется, что все совсем не так, как я думаю. А еще меня волнует вопрос, который я так и не задал.

Что она делала в онкоцентре? К кому приходила?

— Тише… — легонько провожу по ее волосам, пытаясь успокоить.

Яна всхлипывает и с силой сжимает мою майку в кулак, не желая отпускать.

— Яяянаа, — протягиваю, пытаясь отстранить ее от себя, но она только прочнее прижимается и тянет меня на себя.

— Нет, пожалуйста, — говорит сквозь всхлипы, и я чувствую себя еще большим мудаком.

— Прости меня, — выдаю и обхватываю ее за плечи. — Прости за то, что накричал на тебя.

— Нет, — она мотает головой. — Ты прав. Все решают деньги. И я ушла, потому что ты был бедным художником.

Я напрягаюсь, хотя прекрасно знаю, что все так и есть. Других причин за два года я так и не смог найти.

Я не знаю, что сказать. Обвинять ее и говорить о том, что она расчетливая сука больше не хочется. Мне кажется, что на то были причины. И я провожу параллель с онкоцентром.

Пока я раздумываю, как спросить у Яны о своих предположениях, она успокаивается. Перестает дрожать в моих руках и легонько проводит руками по плечам. Обнимает меня, а я чувствую ее ладошки на своих лопатках.

Проходит секунда, прежде чем я понимаю, что это не совпадение. Яна намеренно водит руками по плечам, а еще я чувствую ее горячее дыхание на шее.

— Что ты делаешь? — я не выдерживаю первым.

Яна поднимает голову и смотрит прямо на меня. Я смотрю в ее настоящие голубые глаза, которые она не прячет под линзами, и не могу сдержаться. Тем более когда вижу призыв.

А она смотрит так, будто думает обо мне.

И я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, хотя жду момента, когда она меня оттолкнет.

Но она на отталкивает, а наоборот. С жаром отвечает на поцелуй и обхватывает мои плечи руками, разнося жар по всему телу.

Чувствую себя поплывшим девственником, хотя секс был не так давно. В ее присутствии мне становится слишком хорошо и плохо одновременно. Я хочу ее до болезненной пульсации, поэтому не сдерживаюсь и прижимаю к себе за талию сильнее.

Я чувствую, как она тянется ко мне, как прижимается и встает на цыпочки, чтобы углубить поцелуй. Тяну ее на себя, а внутри все отдает гулкими ударами сердца, которое ускоряется только от мыслей о том, что она со мной. Сорвалась в пропасть и отдалась чувствам.

Значит, не все потеряно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я хочу в это верить и надеюсь, что все так. Прижимаю ее к себе за ягодицы и вдавливаю в возбужденный член. Я хочу ее до одури, до дико кипящей крови в венах.

Чувствую, как предвкушение разливается по телу, как импульсы тока задевают кончики пальцев и овладевают мной, как одержимым.

Я безумно хочу почувствовать ее на своем члене.

Так же, как тогда, когда брал ее по несколько раз в день в общем домике и ловил стоны с ее губ. Так же, как в первый вечер знакомства, когда она отдалась мне с безумной страстью за клубом.

Я люблю ее до сих пор, и меня всего выворачивает от понимания, что она хочет быть моей, что не забыла. Подхватываю ее под задницу и прижимаю к стене, провожу рукой по внутренней части бедра и добираюсь к трусикам.

Ловлю ее всхлип и грубо накрываю рот поцелуем, пробираюсь под трусики и провожу пальцами по влажным складочкам.

— Мокрая, — едва выдаю в губы.

Не даю ей опомниться и нажимаю на чувствительную горошинку. Ловлю ее полувсхлип полустон и внутренне стону от удовольствия.

Она такая… моя. Я мечтал о ней долгие два года и сейчас не хочу отпускать.

Слегка надавливаю и вхожу в нее двумя пальцами, заставляя всхлипнуть от удовольствия. Чувствую ее горячую, нежную, влажную плоть и дурею. В нос ударяет запах ее тела.

Спускаюсь ниже и провожу языком по шее и ключице, кусаю нежную кожу. Я не в силах сдерживаться рядом с ней. Чувствую себя наркоманом, который только добрался к своей дозе.

Она судорожно пытается стащить с меня брюки и расстегнуть ремень, дергает футболку и водит руками по плечам и животу, изучая каждый сантиметр. Ее касания заставляют сжимать челюсти и издавать рваные выдохи.

Рядом с ней забываю обо всем. Меня не интересует ни то, где мы находимся, ни то, что нас могут увидеть. Я хочу ее и это единственное, что важно.

Двигаю пальцами пару раз и выхожу, размазывая сочную влагу по ее чувствительному бугорку. Яна справляется с пряжкой ремня и ширинкой, проталкивает руку под боксеры…

Черт, да!

Я тихо рычу ей на ухо и ударяю кулаком второй руки по стенке от нахлынувших эмоций. Я готов кончить прямо сейчас, но героически сдерживаюсь.

Яна водит своими пальчиками по моему члену, заставляет дергаться с каждым ее движением и желать большего. Я понимаю, что подъезд — не лучшее место для секса после длительного расставания.

Я хотел не так!

Но и отступать не намерен.

Понимаю, что нужно действовать быстро, иначе момент будет упущен, а еще сюда кто-то может войти. Да, мы скрыты тенью, но все же… не хочется, чтобы о матери Яны говорили плохо.

Я разворачиваю ее к стене, поднимаю ее юбку и стаскиваю трусики, глажу ее аппетитную попку и провожу членом по промежности.

Нас прерывает трель моего телефона. Я чертыхаюсь и достаю телефон, чтобы отключить его и не переполошить весь подъезд, но когда вижу имя на экране, то не могу.

Снежана. Девочка, которую я спас вчера.

Быстро беру трубку и отмечаю, как Яна дернулась в сторону, натянула трусики и опустила юбку.

— Максииим, — слышу крик Снежаны по ту сторону провода.

— Что случилось? — спрашиваю, замечая, как Яна поднимает сумку с пола и надевает ее на плечо.

— Тут… тут потоп в квартире… я не знаю, как так получилось…

Она кричит что-то еще, а я ничего не слышу. Смотрю на то, как Яна собирается, как делает шаг в сторону лестницы, а я ее останавливаю. Она вырывает руку и убегает, а до меня только доходят слова девчонки: “Мне очень стыдно. И я не специально!”.



Яна

Я забегаю в квартиру и почти сразу иду в душ. Сбрасываю с себя одежду и смотрю в зеркало. Раскрасневшиеся щеки, горящий от возбуждения взгляд, растрепанные волосы и искусанная шея.