— Неправ был я когда избил брата, а ты была шлюхой, — поворачиваюсь, чтобы уйти, но она останавливает меня.

— Я потеряла ребенка, — не знаю зачем, но я разворачиваюсь и смотрю на нее, не понимая, зачем мне эта информация.

— Я так понимаю, сейчас все хорошо?

Киваю на ее живот второй раз, а когда перевожу взгляд на ее лицо, почему-то сразу напрягаюсь.

— Я потеряла нашего ребенка, — пока я стою а шоке, она добавляет: — я была беременной, поэтому тогда звонила тебе и искала встречи.

Она говорит и говорит, а я вспоминаю, как она бегала за мной, как умоляла в сообщениях поговорить с ней. Мне рассказывали, что она приходила к квартире и даже ночевала под дверью.

Не жалко было ни капли.

Тогда перед глазами все еще стояла картина, где она ритмично двигает головой, а брат сидит на кресле с откинутой от удовольствия головой.

— Максим, — я вижу, как она делает шаг ко мне, и отхожу на два назад.

— Зачем? — я не могу договорить, потому что горло сдавливает болезненный спазм. — Зачем ты говоришь это сейчас? Хочешь, чтобы я почувствовал себя виноватым? — усмехаюсь, хотя мне совсем не весело.

Меня почему-то рвет от мысли, что эта сука…

— Ты знала? — внезапно спрашиваю ее. — Знала, что беременна, когда сосала ему? — Оля теряется и старается спрятать глаза, чем сразу же выдает себя.

Вокруг больше двухсот гостей, передо мной беременная женщина, а я бы с удовольствием сжал руку на ее тонкой шее. Она насрала на ребенка и пошла изменять мне с братом.

Я точно не должен чувствовать себя мудаком, но происходит именно так.

Я начинаю винить себя, потому что ребенок…

И я точно знаю, что она была беременна от меня. Я выбил из брата признания, и узнал, что у них ничего не было кроме "периодического глубокого проникновения в ее глотку" — я резко вспоминаю его слова, которые он выплевывал вместе с кровью.

Пытаюсь успокоиться и замечаю, что Оля уже исчезла, зато в дверях показывается высокая фигура брата. А следом за ним входит миниатюрная девушка в длинном кремовом платье.

Я плохо вижу ее лицо, но движения кажутся мне знакомыми. Быстро отгоняю от себя ненужные воспоминания двухлетней давности, которые почему-то возникли именно сейчас.

Замечаю, как брат подходит к матери, как поздравляет ее, улавливаю до боли знакомые движения рук его спутницы и начинаю думать, что помешался.

Вадим переводит взгляд в мою сторону, берет девушку за руку и начинает приближаться. Чем ближе они подходят, тем сильнее я убеждаюсь в том, что у меня плохо с головой.

Девушка совсем не похожа на ту, в которую я умудрился влюбиться за несколько недель. У нее необычный цвет волос, отдающий розовым отливом и совершенно другое лицо.

Ко мне идет буквально ангел, источающий добрую улыбку, и я начинаю проводить ненужные параллели.

Я вспоминаю Яну за день до того, как она уехала. Тогда она резко изменилась, и мне казалось, что она передумала и решила дать нам шанс.

Тогда она выглядела почти так же, правда, у этой девушки другой цвет глаз и она будто высечена из льда. Вроде и улыбается, но глаза холодные, а взгляд ледяной. Не знаю, почему замечаю это, но пока они идут, я успеваю убедить себя, что ошибся и успокоиться.

— Привет, братец, — Вадим прогивает руку, и я легко пожимаю ее, но не тяну его к себе, чтобы обнять, как мы делали это в юности.

Я таки тщательно изучаю лицо девушки и успокаиваюсь, стараясь придумать причину, по которой мне срочно нужно уйти.

Мне нужно подумать обо всем, что я узнал от Оли, переварить это и постараться забыть. Поэтому я с трудом фокусируюсь на словах брата.

— Дорогая, познакомься с моим братом, Максимом, — он обращается к ней, и она слабо кивает ему. Переводит взгляд на меня, и я готов поклясться, что в ее глазах промелькнула тень ужаса.

— Макс, а это моя невеста…

Он выдерживает паузу, а я успеваю взять ее руку и поднести к губам, чтобы поцеловать, когда он выдает:

— Яна.

=Знакомство с любимым

Яна

Мы приезжаем на праздник с серьезным опозданием.

Юбилей в самом разгаре.

Я замечаю знакомых почти сразу, учтиво киваю и здороваюсь. Мы подходим к матери Вадима и поздравляем ее.

В качестве подарка я выбрала в магазине красивый браслет из белого золота.

Я знаю, что Марина Владимировна не любитель бриллиантов и прочих драгоценностей, поэтому подарок в меру.

Она искренне благодарит нас. Обнимает меня за плечи и шепчет нежные слова, а также не забывает упомянуть, что ждет не дождется свадьбы.

Я только улыбаюсь и легонько касаюсь ее руки, чтобы сжать и показать, что я тоже жду.

Правда, не свадьбы.

Денег.

И в этот момент я чувствую себя сукой.

Она надеется женить сына на достойной женщине, домохозяйке, понянчить внуков и видеть, как он улыбается, а я… я просто вынуждена выйти за него замуж.

Хотя его мотивы мне пока непонятны. Обязательства перед матерью?

Я уверена, что она бы поняла нас и не стала бы уговаривать.

Тогда что?

Покорность? За два ляма можно найти рабыню и не на год.

— Я так рада, что вы пришли, — она искренне улыбается и обнимает нас по очереди, а потом Вадим берет меня за руку и бросает матери:

— Иду, поздороваюсь с братом.

— Вадим… — она предостерегает. — Я тебя прошу.

Мне кажется, что я становлюсь свидетелем безмолвного спора.

Они буравят друг друга взглядами и под конец Вадим уступает:

— Все будет нормально, — говорит он и тянет меня за собой.

Я замечаю его на середине пути. Мне даже кажется, что все вокруг замедляется.

Нет ни гостей, ни Вадима, упорно держащего меня за руку.

Я знаю, что внешне спокойна, но внутри…

Там даже не пламя…

Адский пожар из чувств и воспоминаний. А когда я понимаю, что он смотрит на нас и мы идем в его сторону, хочу провалиться сквозь землю.

Я не хочу верить, что это реальность.

Максим брат Вадима.

Какая ирония!

А ведь я думала, что все забыто. Прошло два года. Нет ни боли, ни воспоминаний.

Не было.

До этого момента.

Сейчас все возобновляется и бьет по живой ране.

Мы подходим ближе. Я вижу, что он меня изучает. Смотрит с головы до ног и пытается… вспомнить?… он забыл?

А потом я вспоминаю, что перекрасила волосы.

И у меня другой цвет глаз.

Зеленый.

А раньше был голубой. И макияжа на мне столько, что я сама на себя не похожа.

И я понимаю, что он не узнает. Улавливает что-то знакомое, но не более.

И я выдыхаю. Не расслабляюсь, но мне чуть легче.

Я спокойно протягиваю ему руку, чтобы поздороваться. Он легко касается моей ладони и тянет ее вверх, чтобы поцеловать.

Я сама холодность!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


Холодность!

Я убеждаю себя и мне действительно удается держать себя в руках. Хотя хочется завыть от того, насколько это приятно. Я так соскучилась по его касаниям. Я помнила о них первый год. Не могла забыть и скулила в подушку, потому что сама разрушила все.

Ради Машеньки. Все ради племянницы.

Он легко касается губами руки, оставляя на коже влажный след, а я просто стою, как статуя. Холодная и неприступная.

Я хочу так думать. Выдавливаю из себя учтивую улыбку и говорю:

— Приятно познакомиться, — у меня даже голос другой.

Я успокаиваюсь еще больше, когда понимаю, что он смотрит на меня с недоумением и вопросом. У нас однозначно есть общие черты с той Яной, которую он знает. Определенно.

Но сейчас я другая.

Я похудела на десяток килограмм и сейчас почти кожа и кости, хотя грудь и попа почти не изменились. У меня другая манера поведения, разговор. Я сама меняла себя настолько, чтобы не узнавать.

Нет меня, нет чувств.

Не было.

Они возвращаются вот в эту секунду. Я их чувствую. Снова ту же агонию, то же желание все вернуть, приехать в тот небольшой курортный город и найти его.

Попросить прощения и сказать, что я ошиблась.

Рассказать все и искать выход вместе.

Я одергиваю себя.

Тогда Машеньке еще не нужна была дорогая операция. Но она нужна сейчас. А еще я подумываю о том, что у Максима наверняка есть деньги.

И он не нищий художник, коим был два года назад. И эти мысли меня ужасают. Я все перевожу в деньги.

Знаю, что это ради ребенка, но на душе от этого не менее гадко.

— Как ты, братец? — Вадим пытается спросить с участием, но у него не получается.

Легкая ухмылка выдает его, и я понимаю, что он тихо завидует брату, хотя хочет показать превосходство.

— Хорошо. А ты? — его голос.

Два долгих года я представляла, как он звучит. Рисовала в памяти эту легкую хрипотцу, бархатистость, нежность, с которой он обращался ко мне. Этот ни с чем несравнимый тембр.

Правду говорят, что голос любимого человека — самое прекрасное, что можно услышать. Он как первый крик ребенка.

Запоминается на всю жизнь.

Вгрызается в мозг и не отпускает.

И его голос такой же.

Я до сих пор помню каждую его нотку. Мое воображение рисует его прерывистое дыхание, гулкий рык, когда он кончал и притягивал меня ближе.

Я чувствую, что медленно погружаюсь в воспоминания. По спине пробегает тонкая струйка пота, а тело покрывается мурашками.

Я не могу больше их слушать. Ни слова не улавливаю.

— Извини, — касаюсь руки Вадима, стараясь не смотреть на Максима. — Я отойду, ладно?

— Да, конечно.

Я стремительно иду в сторону туалета, чтобы скрыться за металлической дверью. Захожу и начинаю ходить из стороны в сторону. Мою руки. Я бы с удовольствием умылась, но на мне тонна макияжа.

Подставляю руки под сушилку и слышу ее шум. Я начинаю думать, что он точно меня узнал. Имя, платье, поведение.

Я изменила все, но привычки и жесты.

Господи, что если он расскажет Вадиму…

Вскрикиваю, когда чувствую на талии горячие ладони, которые тут же тянут меня на себя. В нос ударяет некогда знакомый и такой желанный аромат.

Запах любимого мужчины.

Пленяющий, дурманящий, желанный настолько, что сводит пальцы на руках, а сердце вырывается наружу.

Мне не нужно поворачиваться, чтобы понять, кто это.

=От себя не убежать

Максим

Яна, блядь!

Нет, это не может быть совпадением.

Нереально.

Невозможно.

Сверхъестественно.

Я помню эти взмахи руками, то, как она вскидывает голову, как прикрывает глаза. До сих пор помню, хотя внешне я бы ее не узнал.

Она изменилась. И глаза у нее другие. Зеленые.

А были голубые, прозрачные и яркие, как небо.

Я смотрел в них и тонул там… в этой голубизне бесконечной.

Вот только голос… он ввел меня в ступор. С одной стороны и похож, а с другой… не ее вовсе.

Она говорила мягко, последовательно, так, что я сразу же терялся и утопал в этой нежности. Ее голос лился тихой рекой, а сейчас… девушка говорит уверенно и слегка грубовато, ни капли тех же нот, которые были раньше.

И это вводит в заблуждение.

Я говорю с братом, а сам хочу понаблюдать за ней. Она прерывает нас, говоря, что отойдет и стремительно уходит в сторону туалетной комнаты.

Я поворачиваюсь и у меня не остается ни малейших сомнений в том, что это она.

Платье…

Я не забуду его, наверное, никогда. Мы познакомились, когда она была в нем на вечеринке, и тогда пленила меня своим откровенным нарядом c голой спиной.

Я смотрю вслед и прикидываю, как можно отделаться от брата. Мне плевать, что она его невеста, я хочу знать почему она ушла и какого сейчас с ним.

Я должен это знать.

— Так как? — Вадим что-то спрашивает, но я не запоминаю что.

Да я даже его не слышу. Перевожу на него взгляд и смотрю непонимающе:

— Ты не в обиде за Ольгу?

— Ааа, нет.

— Да? Ты так смотришь на мою невесту, — он ухмыляется, чем раздражает меня.

— Она красивая, — говорю первое, что приходит на ум. — Но не в моем вкусе, — добавляю. — Ты извини… мне нужно позвонить, — я собираюсь уходить, но Вадим меня останавливает:

— Максим…

— Вадим, я не стану ее уводить, — убеждаю, хотя сам прекрасно знаю, что будет по-другому. — Я не ты, — добавляю и иду в сторону, противоположную той, куда направилась Яна.