Галина Лифшиц - Невеста трех женихов

– Ты что? Когда?

– Через четыре месяца! Говорю же: скоро!

– А не заметно ничего!

– Скоро все увидят. Не спрячешь!

– А кто – мальчик, девочка?

– Специально не узнаю. Не велела говорить, когда УЗИ делала. Кто ни родится, все равно сокровище. Да, Ленка?

Ленка как-то кривовато, с сомнением улыбнулась.

– Не ревнуй! – заметила старшая сестра, – Ты – моя первая любовь. От тебя не убудет. Еще сильней любить буду. А уж когда ты родишь… Вообще – съем тебя.

Ленка засмеялась уже по-настоящему.

И все вокруг тоже.

Свидетельство о рождении сына Света оформила в московском загсе. Она торопилась до приезда Марио успеть собрать как можно больше нужных для вывоза сына в Италию документов. Мальчику исполнилось всего семь дней, когда его крестили. Мать хотела, чтобы ребенок как можно раньше оказался под Божьим оком. Крестным стал Светин духовник, отец Николай. Крестной матерью Света попросила быть Инну. Заочно. Так разрешается, если у крестного родителя нет возможности присутствовать при таинстве крещения. Нарекли младенца Андреем, в честь апостола Андрея Первозванного. Во время крещения сын не плакал и не спал, таращился изо всех сил своими синими глазками на окружавшие его чудеса: горящие свечи, иконописные лики.

Мечты сбываются. Молитвы бывают услышаны. Зря тосковала Света о том, что не будет у ее ребенка Родины. Все управилось само собой, и все получилось так, как хотелось ей. И первый дом, куда внесли дитя, и первый храм, и первые слова, и первая молитва – все у мальчика было материнское.

– А знаешь, почему все по-твоему получается? – задумчиво спросила Аська, когда сидели они рядом на крестинах.

– Ну, почему? – заинтересовалась Света.

– Все потому, что ты тогда первая на палантин наступила. После венчания, помнишь?

Вот как все, оказывается, просто! Ну, что тогда скажешь?

– Спасибо тебе, Аська, что напугала моего мужа, швыряя ему под ноги непонятно чего! Я-то знала, что от тебя ждать, не дрогнула!

– Всегда пожалуйста, – самодовольно отвечала Аська. – Цените, пока жива!

Первые дни дома очень помогала мама, но к приезду Марио Света уже прекрасно управлялась с младенцем сама. Быстро уладив все формальности, гордый отец увез семью в Милан, где их тоже радостно и с нетерпением ждали. Ждала и парочка нянь для Андреа (так по-итальянски называли ребенка здесь). Света решительно отказалась от того, чтобы чужие женщины ухаживали за ее малышом.

– Ты мне нужна отдохнувшая, в хорошей форме, – завел свою прежнюю шарманку Марио, не понимая, что Света теперь – другая и не собирается служить инструментом для удовольствия.

У нее появились задачи гораздо важнее и серьезнее. Она – мама. И в определенный отрезок времени главным для нее будет беспомощный и требующий ее внимания сын.

– Мы что же, даже в ресторане посидеть теперь не сможем? – удивлялся муж.

– Сможем. Втроем. Ты или я будем держать Андрейку в рюкзачке. И чудесно проведем время.

– А ночью? Почему ты не хочешь, чтобы ночью к нему вставала няня?

– Потому что мне самой хочется быть рядом с ним, когда он меня зовет. Он вырастет и не станет плакать ночами. Но именно для этого, чтоб он хорошо и спокойно рос, ему нужна я. И ты, между прочим. Если ты будешь чаще держать на руках, он станет чувствовать себя увереннее, защищеннее.

Марио почувствовал несгибаемую волю жены. Нянек отменили. Мужу приходилось привыкать к отцовству. Не всегда легко, но у него это получалось.

Родной язык,

ты здесь звучишь так сладко!

В тумане гор слова приобретают

законченность и емкость, существуя

вне текста,

сами по себе,

как птицы, если птицы

могут заблудиться,

от стаи оторвавшись…

…Они витают где-нибудь в пещерах,

и эхо их никак не умолкает.

Вот слово «ящерица»,

слово «глыба»,

слова «Красиво, Боже, как красиво!»

и: «Помнишь Макса, он недавно умер

в Москве,

от передоза героина»,

и: «Можно я когда-нибудь вернусь?»

и: «Посмотрите, мы над облаками,

и во€роны летают ниже нас!»

И если мы когда-нибудь исчезнем

из этих мест,

в уютных горных складках

останутся осколки наших слов,

как разновидность местных минералов.

– Андрейка, собирайся! Завтра летим к Инне! Я билеты только что взяла! – сообщает Света сыну, закрывая лэптоп.

Радость следует незамедлительно:

– Ура, мам! Мы едем к крестной! Ура!

Парню одиннадцать лет, а радуется, как детсадовец. Или мальчишки взрослеют позже? Или сейчас вообще все по-другому, не так, как было в их детстве?

Света выходит в сад и размышляет. А правда – сильно же все изменилось! Потихоньку-полегоньку, а что-то безвозвратно кануло в Лету. Зато появилось такое, что и представить себе даже знаменитые фантасты не могли.

Ее ребенок, например, не знает, что такое устный счет. Как же их терзали в первых классах школы этим устным счетом.

– Та-ак! А сейчас достали листочки и записываем только ответы:

100: 4 =

100: 20 =

100: 25 =

12 х 12 =

…….

А теперь быстренько сдаем…

Попробуй не реши. Две ошибки – уже тройка. И еще, само собой, дома заругают, скажут, что мозги тренировать – главное дело человека разумного.

Зато сейчас Света мгновенно в уме подсчитывает, сколько ей придется заплатить, если покупает что-то на рынке. Продавцы поражаются. Синьора – гений! Конечно. Так и ее, тупую в математике, гением признают, если расслабятся и все простые арифметические действия станут производить с помощью аппарата.

Или вот. Когда она сама в последний раз писала от руки? Обычное письмо?

Ужас! Много лет назад! Вот когда. Правда, Инка пишет. Не письма, тут все поглотил Интернет. Но стихи свои, сказки – все сначала от руки.

Что еще?..

Много чего исчезло…

Но додумать не получается. Андрейка кричит с балкона:

– Мам! На сколько дней мы едем? Надолго?

– На неделю!

– Спасибо, мамулечка! Ура! Соня, мы летим к крестной!

– Поздравляю, Андреа, – откликается Соня, знающая, как и все в доме, что мальчик обожает бывать в Провансе у своей крестной матери.

Марио улетел в Штаты. Что-то там свое отстаивает. Спасает бизнес. Там дела идут не очень хорошо. Крутится, переживает, старается. Свете временами ужасно его жалко. Зачем это постоянное преумножение? Все же есть. Хватит и на их жизнь, и Андрейке достанется. Но тут другие соображения. Не соображения даже – охотничий азарт. Погоня за прибылью – это же та еще охота. Адреналин так и прет. Никакие советы жены не помогут, если человек видит в бизнесе смысл существования.

Зато и Света с Андрейкой отведут душу в особенном месте. Правда, они гостили у Инки совсем недавно. Соскучиться еще не успели. Но у Светы появились свои причины. Странные и необъяснимые. Видимо, мало проблем в ее жизни. Объективно – мало. И мозг придумывает что-то свое, чтобы немножко подгорчить ей пребывание в привычных райских кущах. Другого толкования у нее самой нет.

Ей просто кажется в последнее время, что кто-то чужой постоянно смотрит ей в спину. Совершенно дурацкое детское ощущение: ты идешь, а за тобой неслышно тащится жуткое темное чудо-юдо, бесформенное, лохматое, страшное до невозможности. Вот сейчас ты его подловишь, перехитришь. Надо только очень быстро (очень-очень-очень!) повернуться и посмотреть. Ррраз! И – ничего! Пустота! Но это совсем не потому, что чудовище придумала она сама, ничего подобного. Это потому, что, когда она смотрит назад, страшила, обладающий фантастической подвижностью, оказывается в сотые доли секунды впереди, а не сзади! А ну-ка, быстро смотри вперед! Но куда там! Оно уже опять позади!

Так можно себя раскрутить на такой дичайший ужас, что пускаешься бежать домой, сломя голову, слыша даже, как поспевает за тобой твой собственный страх, как он пыхтит, отдувается, шлепается оземь, поднимается, бежит, настигает. Интересная, конечно, игра с самой собой. Особенно если в глубине души прекрасно понимаешь, что никого за тобой нет, никто тебя не преследует.

Ну, детство золотое на то и детство, чтоб витать в облаках собственных фантазий. В детстве ты ни за что не отвечаешь. Даже за себя. Поэтому можешь себе позволить. Но сейчас… Вот она, вполне взрослая, ответственная, более чем здравомыслящая и рациональная мать семейства, как в далеком московском детстве, часто чувствует на себе взгляд. Спиной чувствует, лопатками. Пристальный неравнодушный взгляд.

Это что? Паранойя? Но, говорят, параноики получают свой недуг по наследству. Или если упорно балуются наркотиками, алкоголем. В ее же «истории болезни» нет ни того, ни другого, ни третьего…

Что еще интересно? Дома это чувство чужого взгляда полностью проходит. Хотя дом – огромный, с коридорами, нишами, затаенными углами. Там-то бы и разгуляться! Но – ничего подобного. Даже если звать свои страхи, приглашать:

– Ну, давай! Вот сейчас! Вот – я даже свет гашу! Давай-давай! Пугай же! Ну!

По нулям!

И в саду – никаких неприятных ощущений. Даже если ночью и совсем одна. Она пробовала специально. Долго гуляла по саду в темноте, напугав Соню, принявшую ее за привидение.

А в общественных местах: в магазинах, на улицах, в кафе – появляется это гадкое чувство преследования. Может быть, у нее болезнь развивается, связанная с посещением общественных мест? Они как раз с Инкой об этом говорили в последнюю встречу.

Светка умоляла подругу хоть раз навестить их в миланском доме, поехали бы вместе на Комо, поплыли бы на кораблике… Размечталась, в общем. Инка обещала как-нибудь попробовать. Со временем. И сама же рассказала про собственные подозрения насчет своего состояния: ей неприятно думать о посещении чужих мест, открытых пространств, площадей. Не хочется попадать в толпу людей, не хочется встречаться глазами с чужими.

– Это называется «агорафобия», я читала, – резюмировала Инка.

– Ты прям вот так вот уверена? – расстроилась Светка, хотя прекрасно понимала, что Инкино сидение на одном месте в течение долгих лет есть не что иное, как результат той самой давнишней эмоциональной травмы в родном аэропорту.

– Я просто стараюсь об этом не думать. И не пробую. Мне тут хорошо. Я спокойна, часто – счастлива. Тут – мой мир. И я вижу только тех, кого хочу и рада видеть. А с теми, кого видеть не стремлюсь, переписываюсь в Сети. Удобно, дешево, практично.

Это точно. Против факта такого удобства не попрешь. Но… Как-то все это не очень жизненно все же. Хотя… Что под жизнью понимать.

Если ночные звезды Прованса, стрекотание цикад, стрекозы, запахи горных трав и лаванды не жизнь, то что тогда – жизнь? Дикий виноград, ручей, пчелы, гудящие басом над цветами… Сосны, платаны… Горы на горизонте. Закаты и рассветы, каждый из которых неповторим. Во всем этом нашла счастье и покой ее подруга. Разве этого мало? Немало. Но не хватает чего-то очень важного. Впрочем, зачем задевать болевые точки… Лучше радоваться тому, что есть. Полного счастья не бывает.

Но именно после того визита и того разговора у Светки и стало возникать это мерзкое чувство чужого пристального взгляда. Говорят же, что психические расстройства – штука заразная. Психиатры вон сами психи еще те! Может, Светка настолько впечатлилась после той тревожной беседы, что теперь пошло-поехало. Иногда даже в последние дни до того доходило, что ей хотелось крикнуть в пространство:

– Эй! Что тебе надо-то? Подойди, поговорим!

Останавливало одно: никто не подойдет, а за чокнутую примут точно. Их в Милане полно, чокнутых. Как и во всем мире. Обкуренные, обколотые, просто одинокие…

Она недавно в парфюмерном магазине видела сидящую на полу девушку, с идиотской ухмылкой и хихиканьями разговаривавшую с духами на нижней полке. Она, кстати, им такое говорила! Одни непристойности. Предлагала одному флакону потрахаться с другим. Расписывала, как это будет. Советовала, какую позу принять. Все благопристойные дамы заводили глазки к потолку и старались обойти место «спектакля» стороной.

Так же и на Светку посмотрят, если она примется орать в пустоту.

Потому-то Света и решила снова полететь к подруге, передохнуть, посмотреть, что будет происходить с ней в Провансе. Исчезнет это ощущение или нет? Тем более Андрейке такие посещения только на пользу. Нигде столько не говорил он по-русски, причем обо всем на свете, как в гостях у обожаемой крестной.