Диана Гроу - Невеста викинга

Эйнар вскоре подошел. Он уперся коленом в песок и с силой засунул между зубами девушки полоску ткани, затянув и крепко связав ее у нее на затылке.

– Так не будет кричать, – сказал Эйнар и, поймав ее руки, связал их у нее за головой.

Двое других моряков, широко раздвинув ее ноги, сидели на лодыжках. Остальные толпились вокруг, поглядывая с волчьим аппетитом на жертву.

– Не тяни, капитан, – сказал один из моряков. – Нас тут добрая дюжина ждет.

Колгрим решительно задрал тунику, обнажая аккуратный треугольник медно-красных завитков. Он сладострастно улыбнулся. Девка определенно стоила тех неприятностей, что принесет им, позвав подмогу. Ужас, застывший в широко распахнутых зеленых глазах жертвы, только добавлял удовольствия.

Капитан возился со шнурком на поясе своих штанов, завязанным хитрым узлом.

– Чертов узел! – воскликнул он, доставая длинный нож и перерезая шнурок. Не успел он отложить нож, как вопль ярости расколол воздух вокруг.

Это было не животное и не человек. Для животного в этом реве было слишком много ярости и гнева, для человека крик был слишком диким. Отраженный от утеса, яростный рев отзывался призрачным затихающим эхом.

Колгрим поднял взгляд и увидел, как к ним стремительно приближается незнакомый воин. Грозно подняв кулак, воин с перекошенным от ярости лицом потрясал огромной стамеской.

– Это же Йоранд! – воскликнул один из моряков.

– Это его тень! – вторил другой. – Йоранд поднялся из ада, чтобы забрать нас.

– Капитану не следовало топить его, – донеслось до Колгрима. – Это плохая примета.

– Я не буду драться с призраком! – услышал капитан общий крик ужаса.

Многие воины побежали к кораблю так, словно за ними гнались черти.

Снова раздался яростный рев Йоранда. Он был уже совсем рядом. Упавший Эйнар не торопился вставать – видимо, не мог. Призрак обрушил стамеску на Эйнара, загоняя ее почти по рукоять в его голову.

Вырвав стамеску, призрачный воин распорол ею живот еще кому-то. Моряк закричал, пытаясь удержать руками темную кровь и вываливающиеся кишки.

– Йоранд, – только и смог ахнуть Колгрим. Его ноги вросли в землю.

Такого не могло быть. Их плотник утонул у него на глазах. Сейчас его тело кормит рыб в чистых, прозрачных глубинах, а душа его, должно быть, отправилась в Нифльхейм, самое холодное место в аду.

Но все же призрак Йоранда сейчас стоял перед ним разъяренным и дрожащим в черном гневе и размахивал стамеской, зажатой в сильной, мускулистой руке. На глазах капитана еще один член команды рухнул с перерезанным горлом. Кровь ударила фонтаном и красной полосой легла на лицо Йоранда и его грудь.

Колгрим осел на песок. Мышцы не слушались его, живот предательски заныл. Бороться с призраком смысла не было. Мертвым нечего терять, и капитану «Морского волка» это было известно.

Наконец он вскочил на ноги и в ужасе убежал, придерживая за пояс клетчатые штаны шотландских горцев.

Страх придал капитану невероятную силу, и он столкнул корабль в воду. Обернувшись, он увидел, как на песок рухнул еще один из моряков его команды.

Призрак Йоранда стоял над связанной жертвой, готовый защищать ее от кого бы то ни было. Он по-звериному ревел, размахивая смертельной стамеской у себя над головой, и смотрел на него, Колгрима.

– За весла! – прокричал капитан оставшимся в живых морякам. – Проклятие! За весла, или я сам убью вас!

Нормандцы спешно отплывали, слыша у себя за спиной страшный рев призрака. В этом реве были и гнев, и мощь одновременно. Кифи и сам, наверное, не подозревал, что способен на такое. Как ему хотелось догнать их предводителя с рыжей бородой! Од вытряс бы из него душу. Уже от одной этой мысли нормандец дрожал всем телом.

Кровь пульсировала и гудела в ушах Кифи громче морского прибоя, бьющегося о скалистый берег. Ему казалось, что он вот-вот взорвется.

Кифи вздохнул. Красный туман, застилавший ему глаза, понемногу начал отступать, и он внезапно понял, что случилось с ним. Это была жажда боя. Кифи почувствовал то, что чувствуют берсеркеры – воины, которые выходят на поле брани обнаженные по пояс и вооруженные только своей яростью и мечом. Это особое состояние, когда человека ранят и он не чувствует боли. Часто выходя из схватки победителем, берсеркер просто падал в полном истощении сил. Став берсеркером, воин переставал быть человеком и превращался в убивающую машину.

Кифи наконец смог успокоиться. Он оглядел берег, заваленный телами. Неужели он убил четырех мужчин?

Он помнил лишь мелькание перед глазами и крики смерти. Нормандец смотрел на окровавленную стамеску в своей руке. По его запястью змеей стекала струйка крови, капая с рукояти. Запах крови был ему устрашающе знаком.

Все эти недели он ломал голову над тем, кто он. Теперь он задавал себе вопрос, не был ли он тем чудовищем, дух которого вселился в него только что.

Тихое всхлипывание вернуло Кифи из мрачных размышлений.

– Мойра, – произнес он, поворачиваясь, опускаясь около нее на колени и развязывая ей руки, – они ранили вас?

Девушка опустила задранную тунику и вытащила изо рта кляп. Но когда он поднялся, чтобы помочь ей встать, она вскочила и сделала шаг назад, глядя на него дикими глазами. Кифи понял, что она боится его. И может быть, правильно делает.

Вдруг Мойра упала и попыталась встать, но, взвизгнув от боли, снова села обратно. Лодыжка была раздута.

– Сидите спокойно, – сказал Кифи, заставляя себя дышать глубже. – Я не сделаю вам ничего плохого.

Мойра с бледным от ужаса лицом смотрела на тела лежавших рядом варваров. Она попыталась подняться на колени и тут же опустилась обратно. Сбросив с живота песок, она тяжело упала и с подозрением посмотрела на нормандца.

– Кифи? – с сомнением в голосе сказала она.

– Нет, наверное, меня зовут иначе, – сказал он; внезапно вспомнив, что варвары, кажется, узнали его и даже назвали имя, которое все еще звучало у него в ушах. – Они меня называли Йорандом.

Но откуда эти нормандцы знали его? Неужели это были его товарищи из прежней жизни? Это могло объяснить, почему они практически не оказывали ему сопротивления. А если эти люди, которые были его товарищами, чуть не изнасиловали Мойру, то кем же был он?

Внезапно Кифи почувствовал себя тяжелым и уставшим и уронил стамеску, которая воткнулась в песок.

– Йоранд, так? – спросила Мойра. Она уже перестала дрожать и даже предприняла попытку улыбнуться ему. – Я благодарю вас, Йоранд. Одному Богу известно, что было бы со мной, если бы вы не подоспели на помощь. – Мойра посмотрела на изувеченные трупы и, поморщившись, отвела взгляд. – И не сделали… то, что сделали.

– Надо вставать, – сказал Йоранд. – Вы сможете встать сами?

Мойра попыталась перенести вес на больную ногу, но тут же вскрикнула от боли.

– Я не смогу идти. В мою лодыжку словно иголки воткнуты.

– Тогда я понесу вас.

– Подождите, сначала я очищу вас, – сказала девушка и все еще бледной рукой дотронулась до его лица и груди. – Лучше умойтесь в море, иначе отец подумает, что меня домой принесло чудовище.

Йоранд провел рукой по щеке. Она была липкой от крови. Спустившись к берегу, Йоранд ступил на мелководье.

Бодрящие соленые брызги немного прочистили его сознание. Он не сожалел, что убил этих на берегу. Они заслужили смерть. Однако легкость, с которой он сделал это, его настораживала. Он чувствовал триумф. Кем же он был в той жизни?

Может быть, и чудовищем.

Но Брайан у-Ниалл, казалось, и не подумал, что нормандец чудовище.

Когда он с Мойрой на руках пришел к королю, все переполошились. Но Мойра подробно рассказала, что сделали варвары, и как Кифи примчался на ее крик о помощи. Коннор и Эйдан тут же побежали на берег и принесли тела четырех нормандцев. Так история Мойры была полностью подтверждена.

Кифи теперь называли Йорандом. Его объявили героем и решили созвать в его честь пир. Король Брайан у-Ниалл позвал весь клан Донегола, назначив пир на следующее полнолуние. Пир обещал быть великим.

Фермеры один за другим отвечали на приглашение короля. Бурные события этих дней Йоранду даже успели наскучить. Тот факт, что чужак встал против своих соплеменников, искренне интересовал даже самых нелюбопытных.

Бренна занималась приготовлениями к пиру. С тех пор как этому нормандцу оказали высокое внимание за гот драгоценный стул, даже у королевы Уны проснулся интерес к жизни. Каменный пол был выметен и устелен свежим камышом.

– Возможно, надо будет сделать еще пирогов с мясом. Сделаешь? – спросила Мойра Бренну. – Если мы хотим чествовать Йоранда, как он того заслуживает, этого может оказаться недостаточно.

После того как Йоранд спас Мойру, король объявил, что нормандец больше не является пленником и может ходить где угодно. Бренне больше не надо было неотступно следить за ним и придумывать работу, чтобы он был занят.

Но его имя! Слово «Йоранд» никак не ложилось на красивый ирландский язык, думала Бренна. Будь ее воля, он остался бы Кифи Марфи – прекрасным морским воином. Теперь нормандец не отзывался на свое ирландское имя и поэтому казался еще дальше от нее.

Бренна потрясла головой, словно хотела проснуться. Какая странная мысль! Этот чужак никогда не был ее. Они никогда не были близки, даже когда она впервые увидела его на берегу. С какой стати она хотела быть с ним? Кроме того, для подобных фантазий она была старовата. Теперь, когда ей столько лет, поздно было думать о собственном мужчине.

В ночь, когда был назначен пир, собралось очень много народу. Те, кто прежде не видел высокого, с золотистыми волосами нормандца, теперь окружали Йоранда, погладывая на него с опаской и восхищением. Все хотели поговорить с чужестранцем, который спас дочь короля, заслужив тем самым его благодарность.

Бренне толпы никогда не нравились. Именно ее тяга к одиночеству подсказала ей тогда примерить на себя монашескую жизнь в монастыре Клонмакнойз, Куски торфа, курившиеся на решетках, и гомонившая толпа сделали свое дело, и Бренна, чтобы хоть как-то отдохнуть, схватила накидку и выскользнула в темноту. Прохладный свежий воздух бодрил.

Мягкий летний вечер уступал свои права туманной ночи. Время от времени луна проглядывала на облачном небе. Ветерок донес до Бренны пару куплетов какой-то пьяной застольной песни и смех, А Бренна все шла и шла, пока не удалилась настолько, что перестали слышаться взрывы смеха. Поднявшись на каменную стену, она остановилась, наслаждаясь тишиной вокруг. Единственными звуками были гул насекомых и одинокое уханье совы.

– Прекрасный вечер, принцесса, – неожиданно прозвучал голос. Рядом с Бренной, прислонившись к стене, стоял Йоранд. Он подошел так тихо, что Бренна от испуга чуть не свалилась вниз.

– Я думала, что нормандцы так же обожают веселье, как и сыновья Эрина, – сказала она.

Луна на мгновение выглянула из-за тучи, ярко осветив лицо Йоранда. В груди у Бренны что-то заныло, и она прикусила губу.

– Это ваш праздник, – сказала она. – Почему вы не веселитесь вместе со всеми?

– Возможно, по той же причине, что и вы.

– Слишком много народу? – высказала предположение девушка.

– Нет, все это неправильно, не должно так быть, – ответил Йоранд. Сжав руки перед собой, нормандец уперся локтями в стену. Чувствуя из полумрака пристальный взгляд, девушка не могла унять внутренней дрожи.

Не в силах вздохнуть, Бренна отвела взгляд. Девушка ощутила его руку, легко прикоснувшуюся к ее руке. Мягкие волосики щекотали, и она не могла отвести руку. Девушка чувствовала тонкий аромат древесных стружек, терпкий запах моря и еще какой-то незнакомый, явно мужской запах. Бренна не знала, как прервать молчание, и прокашлялась.

– Я еще не поблагодарила вас, нормандец.

– Я заметил это, – ответил мужчина.

– Уверяю вас, это не из-за отсутствия чувств, – быстро проговорила Бренна. – Я в долгу перед вами. Слава Богу, вы были там с сестрой.

Йоранд почесал подбородок.

– Не знаю, есть ли в этом рука Бога. Скорее рука дьявола.

– Нет, Бога! – решительно сказала Бренна, чувствуя, что испытывает своеобразный комфорт, повторяя то, что говорили абсолютно все в окружении короля Брайана у-Ниалла. – Всемогущий дал силу вашим рукам, чтобы вы могли защитить Мойру. Даже отец Михаил говорит так.

– Но в вашем голосе я чувствую нотки сомнения, – заметил герой продолжавшегося пира.

«Как он услышал это?» – изумилась про себя Бренна.

– Это не сомнение, – возразила девушка. – Я просто хотела спросить…

– Что, принцесса?

Бренна подумала, что если он так сумел понять интонацию, то, наверное, мог бы прочитать это на ее лице. Она отвернулась, чтобы оградить себя от его пристального взгляда.

– Это богохульство – думать так, – сказала она.

– Но что вы мне можете сказать? – ответил нормандец с коварной улыбкой змея-искусителя. – Я же язычник, иноверец. И вряд ли буду шокирован вашим вопросом.