– Мама, пусть так, но сейчас надо что-то делать, – устало вздохнул Вадим, взяв маму под руку. – И в первую очередь надо Аню отвезти домой…

– А ресторан?! – вспыхнула Варвара Сергеевна, вырывая у сына свою руку. – Ты представляешь, сколько стоит этот ужин?! И там тоже ждут люди. Как мы это все объясним?

Вадим помолчал, а потом решительно произнес:

– А мы не будем отменять ужин. Юра это всем сейчас объяснит и организует. У него получится.

– Что? Что получится?!

– Мы пригласим всех поужинать в знак извинения за долгое и неловкое ожидание.

– Господи! Если бы отец только это видел!..

Вадим нежно обнял мать за плечи и, пристально глядя ей в глаза, попросил:

– Мам, иди к Ане. Ей сейчас очень плохо. Ее жених сбежал из-под венца. Так, кажется, раньше говорили…

– Ее опозорили – так говорили в подобных случаях.

– Да…

Варвара Сергеевна вдруг безвольно обмякла. В ее душе тяжелым камнем улеглась печаль, жалость к дочери, обида на судьбу. Впервые в жизни эта деятельная и самонадеянная женщина уступила бразды управления ситуацией своим взрослым детям.

«Вот тебе, Аня, и лошадь! Я всегда знала, что лошадь снится к предательству и обману», – думала она, тяжелым шагом двигаясь к машине.

Глава вторая

– Вадим, мне уже совершенно неинтересно, что там произошло. Обещай, что ты никогда ему не позвонишь, не увидишь его, не задашь ни единого вопроса. Ты никогда не спросишь у него, почему он не приехал в загс. Обещай мне. – Аня, закутанная в теплый плед, шмыгала носом.

– Обещаю. Если ты действительно искренне этого хочешь.

– Хочу.

– Тогда договорились. Тем более что я подробно узнавал: никаких ЧП с человеком по имени Олег Сомов в Москве и даже области в тот день не происходило. Его не привозили ни в больницу, ни в морг, ни в полицию. Я, как человек знакомый с ним, не имел права не проверить наличие такой информации. Ты же понимаешь, мало ли что…

– Понимаю, ты – ответственный и порядочный человек. В отличие от него. – Аня вздохнула: – Слава богу, что с ним все в порядке. И можно считать, что человек просто раздумал жениться. Просто взял и раздумал. Вадим, вот скажи мне, пожалуйста, как так можно взять и раздумать? Как можно не позвонить, ничего не сказать, не признаться, а просто взять и не приехать на собственную свадьбу?

Вадим отвел взгляд. Он и сам не понимал, как это можно сделать. И непонятен ему был не поступок, а отсутствие объяснений. «Да, это не по-мужски. Понятно, что объяснение было бы жутким. Вся эта свадебная суета с удивительным для Аньки размахом – и вдруг такое объяснение! Конечно, при объяснениях Олегу пришлось бы туго. Но все лучше, чем так. Молчком. Трусливо». – Вадим вздохнул.

На сестру ему было страшно смотреть: исхудавшая, с шелушащейся кожей – нейродермит на почве сильнейшего стресса, с обгрызенными ногтями и поредевшими волосами…

С момента несостоявшейся свадьбы прошло два месяца. От прежней Ани ничего не осталось – ни облика, ни души. Это была девушка-женщина без возраста, без внешности, без характера. Она почти ничего не ела, ничего не делала, ничего не читала. Эти два месяца она жила, как растение, не выходя на улицу, не встречаясь с людьми. Варвара Сергеевна перевезла ее к себе, боясь оставлять в одиночестве и в надежде, что обстановка родного дома, ее детской комнаты сотворит чудо и вернет Ане интерес к жизни. «Никакого чуда исцеления не случится. Это так просто не проходит. Это может и вовсе не пройти», – подумал Вадим, как только мама привезла Аню к себе. Сейчас оказывалось, что он был прав. Единственная тема, на которую можно было говорить с Аней, – это вновь и вновь переживаемая трагедия несостоявшегося замужества.

– Мам, может, ее отправить за границу? – предложил как-то Вадим.

– Она не поедет, – отрицательно покачала головой Варвара Сергеевна. – Я уже на эту тему с ней говорила. Она вообще ничего не хочет. Даже возвращаться на работу.

– Да, вот это серьезнее всего, – согласился Вадим. Он знал, как Аня любила свое дело, как она спасалась в нем в самые непростые минуты своей жизни. Но сейчас…

– Мам, может вам гостей пригласить? Только ей не говорить заранее, что они придут. И – раз!

– Она не выйдет из комнаты.

– Ну и что? Сам факт присутствия посторонних может повлиять – она будет слышать голоса людей, суету. А то ты ходишь в своих бесшумных тапочках, словно медсестра в сумасшедшем доме, – попробовал пошутить Вадим.

Варвара Сергеевна всплеснула руками:

– А как ты хочешь? Мне порой так и кажется, что мы в дурдоме. Она ведь искренне не понимает, зачем вообще жить. А жить надо! Пусть иначе, с другими силами, но все равно – жить. Но ей этого я объяснить не могу, – вздохнула Варвара Сергеевна. – И потом, Вадим, ты можешь в меня стрелять, но не нравился мне этот Олег. Что-то в нем было высокомерное. Знаешь, как в бедном человеке бывает высокомерие перед богатым.

Вадим при этих словах матери не мог не улыбнуться – мама оставалась верна себе.

– Ты не смейся, – обиделась Варвара Сергеевна, – я знаю что говорю. Скорее он не считал нас ровней. Во всяком случае, держался он именно так. И вряд ли Анечка была бы с ним счастлива.

– Ну, мам, этого мы точно никогда не узнаем, а вот то, что без него ей плохо, – это факт.

Вадим с матерью согласен не был – Олег не казался ему высокомерным, он просто не спешил понравиться другим. Более того, Олег Сомов каким-то образом подчеркивал незаинтересованность в чужом одобрении, а людям в таких случаях вместо самодостаточности как раз и мерещится высокомерие.

– Плохо, но отчего плохо? – продолжала пытаться понять ситуацию с Аней мама. – Может, от того, что самолюбие задето?

– От того, что его нет рядом с ней, – просто ответил Вадим.

И эту простую истину он отметил точно. По ночам Аня плакала в подушку, вспоминая Олега так, словно он не позорно удрал от нее, а ушел, умер, исчез, оставив после себя самые лучшие, самые близкие воспоминания и неутешность так внезапно случившегося одиночества. Это утром она испытывала себя и родных злостью и обидой, по ночам мысленно простив ему все прегрешения. Она оплакивала их любовь, их несостоявшуюся семью, их неродившихся детей. Ночью она проживала эту мифическую жизнь, перемежая мечты со слезами. Варвара Сергеевна в соседней комнате тоже плакала, но беззвучно, пытаясь изобрести лекарство от болезни дочери.


… – Максим, я, наверное, не должна была приходить. – Варвара Сергеевна вздохнула и хотела было продолжить, но ей не дали:

– Не должны. – Максим сидел за своим огромных размеров рабочим столом и излучал чиновничье благополучие.

– Но… – Варвара Сергеевна сделала попытку подняться из большого кресла, куда ее заботливо усадил хозяин кабинета.

– Не должны, – продолжил Максим, остановив ее жестом, – это я должен был навестить вас и Аню. Еще тогда, когда стало известно об этом…

Максим замялся. Было видно, что он очень старается, но не знает, как охарактеризовать происшедшее, не задев самолюбие гостьи. Ей ведь и так было нелегко – он это и видел, и понимал.

– О несостоявшейся свадьбе, – продолжила за Максима Варвара Сергеевна, которая нашла в себе силы в нужный момент «подхватить» беседу.

– Да, после этого самого события, – деликатно произнес Максим, – но я боялся. Боялся потревожить Аню. Я понимал, что ей тяжело и неловко будет видеть меня.

– Лучше бы вы пришли, – проговорила Варвара Сергеевна и расплакалась. – Вы не представляете, что с нею стало…

– Представляю, – проникновенно произнес Максим. – Я видел ее однажды. Вы с ней куда-то уезжали. Недели две назад.

Варвара Сергеевна, вытирая слезы, пыталась вспомнить, куда же это они с Аней могли ездить. Ведь дочка категорически отказывалась покидать не то что дом, но и свою комнату.

– В поликлинику ездили, вспомнила, – вспомнила все же она. И удивилась: – А как же вы нас видели?

– Я часто приезжаю к вашему дому, – признался Максим. – Мне очень хотелось встретить Аню.

– Приезжайте к нам в любое время, даже если она не захочет! – воскликнула Варвара Сергеевна, но тут же замялась: – То есть если не сможет, ну, постесняется вас увидеть… Приезжайте – я буду очень вам рада! Ведь вы тот самый человек из того самого времени – счастливого.

– Обязательно буду у вас, – приложив руку к груди, пообещал Максим.

…Проводив Варвару Сергеевну, Максим с минуту постоял в своей просторной приемной, затем схватил стоявшую поблизости статуэтку и запустил ею в потолок. «Только не радуйся преждевременно!» – подумал он, улыбнувшись удивленно уставившейся на него секретарше.

В этот день Варвара Сергеевна приехала домой в таком приподнятом настроении, что Аня поинтересовалась:

– Мама, что случилось? Откуда ты? Неужели тебе удалось помирить Галю и Вадима?

Тихо тлеющий конфликт в семье Вадима был занозой в душе матери, и появилась эта заноза задолго до злосчастного бракосочетания Ани.

– Нет, – покачала головой Варвара Сергеевна, скрывая истинную причину своего хорошего настроения, – мне просто надоело делать вид, что жизнь состоит из сожалений. Я съездила по делам, пообщалась с людьми, развеялась – и теперь мне кажется, что наша беда, в смысле, твоя беда, – поправилась она, заметив усмешку на лице дочери, – не такая уж и беда. Хотя бы потому, что это случилось не вчера. И… и еще, конечно, из-за того, что это уже случилось. И подобной неприятности моя дочь может уже больше не бояться.

– Какой неожиданно философский взгляд на предмет. Вернее, на событие, – саркастически заметила Аня. – Кто же из знакомых тебя натолкнул на него?

– А никто, сама додумалась. – Варвара Сергеевна даже не обиделась на выпад дочери, ей сейчас было важно не выдать себя, не проговориться, чтобы визит к Максиму и разговор с ним остались в тайне. «Максим еще любит ее. Иначе бы он и не стал со мной разговаривать – и характер у него не тот, и положение не то, – размышляла она. – Времени на подобные глупости у Максима тоже нет. Секретарша вон звонила ему раза три, а Максим даже и не пошевелился. И не торопил меня… Все так обстоятельно, заинтересованно, с достоинством… Наведаться к нам обещал! Главное, чтобы, когда он придет, я не проговорилась. Иначе Анька мне этого не простит!»

И Варвара Сергеевна, сразу почувствовав прилив сил, на всякий случай стала готовиться к приему гостя, который мог появиться теперь в любой момент.

В квартире началась уборка. И Аня не могла ее не заметить.

– Мам, а чехлы ты зачем снимаешь? – спросила как-то она.

– Надоели, – почти искренне ответила Варвара Сергеевна. – Мне вообще надоело все, что у нас тут есть. Аня, понимаешь, надо иногда сниматься с насиженного места.

– Надеюсь, это ты фигурально выражаешься? – осторожно поинтересовалась Аня.

Варвара Сергеевна тут же постаралась ее успокоить:

– Да-да, конечно, я фигурально выражаюсь! Но тебе и на самом деле об этом пора подумать.

– Ты хочешь сказать, что я тебе здесь надоела? – тут же решила Аня.

– Господи! – всплеснула руками Варвара Сергеевна. – Да я бы тебя вообще отсюда никуда не выпустила. Нам так хорошо вдвоем, но ведь ты же уедешь, я же знаю. Вот еще немножко погрустишь – и уедешь.

Аня посмотрела на мать и подумала, что не знает причины, которая могла бы заставить ее покинуть этот дом.

– А если не уеду?

– Уедешь. – Варвара Сергеевна выпустила из рук чехол, который стаскивала с дивана, подошла к дочери и, обняв, погладила ее по голове: – Доченька, ты даже сама не знаешь, как может повернуться иногда жизнь.

– Мама, мне кажется, я это уже хорошо знаю, – уверенно, но грустно проговорила Аня.

Варвара Сергеевна уловила что-то новое в голосе дочери. Отстранившись, она взглянула на Аню. На лице девушки не было плаксивой гримасы, не было злости, только губы расплылись в ироничной улыбке, а на щеках появились знакомые ямочки.


Серия долгих и требовательных звонков в дверь раздалась в одну из теплых октябрьских суббот. Мать и дочь сидели по разным комнатам – совместная жизнь взрослых женщин временами полна разногласий. Что на этот раз послужило предметом спора, обе уже не помнили, но тем не менее молчание сохраняли.

– Аня, открой, я вся в нитках! – после четвертого звонка прокричала мать.

– Я открою, но, по-моему, мы никого не ждем, – не радуясь и не удивляясь, проговорила Аня.

– Наверное, это Вадим, – пояснила мать, – он обещал на неделе заехать.

Аня прошла в прихожую.

– Братец, ты такой настойчивый. Видишь, не открывают, значит, не хотят никого видеть, – ворчливо проговорила, она, открывая дверь. Но брат ей ничего не ответил, потому что это был вовсе не он. За дверью стоял Максим, в руках у которого были огромные пакеты.

– Привет, – как ни в чем не бывало бросил он и, не дожидаясь ответа, прошел в прихожую. – Варвара Сергеевна, здрасте, моя мама вот вам передала. И там еще для вас книжка с рецептами.