– Мне было дано указание не оставлять их ни на минуту.

– Даже с мамой или с бабушкой? – Варвара Сергеевна нахмурилась.

– В любой ситуации. Вторая няня может оставаться дома, но я всегда должна быть рядом.

– Хотим с бабушкой! – дети сразу уловили смысл беседы и решили покапризничать.

– Мы сейчас все уладим. – Няня Элле добавила в голос строгости.

– Бабушка, мы все уладим, – передразнили близнецы няню.

– Хорошо, мальчики. Думаю, пока вы будете играть у себя, мы с мамой по делам съездим. А потом будем есть вкусные вещи и рисовать. Я вам краски куплю. Договорились?!

– Ага. – К счастью, дети не отличалась упрямством или дурным характером. Уговорить их можно было легко.

– Поторопите, пожалуйста, Аню. Я не буду подниматься, подожду ее здесь.

Элле кивнула и исчезла в больших дверях. Мальчишки последовали за ней, отдав напоследок бабушке честь. Это выглядело карикатурно, и Варвара Сергеевна улыбнулась. «Что за правила такие – чтобы ни на минуту детей нельзя было оставить с матерью или бабушкой?! Надо будет на эту тему…» Она не успела додумать, как появилась Аня.

– Мам, чай готов, накрыли в нижней гостиной. Дети с нянями – пусть позанимаются. – Аня скривилась: – Не знаю, много ли проку от такого строгого распорядка дня. Мне кажется, им надо давать больше свободы.

– Свобода – это хорошо, но дети очень быстро к ней привыкают, и уже потом сладить с ними невозможно, – менторским тоном заявила Варвара Сергеевна, но быстро свой тон заметила и добавила уже мягче: – Ты сама замечала, близнецы склонны к непослушанию? К такому, громкому, конфликтному, с капризами и воплями?

Женщины уже сидели за большим круглым столом. Скатерть, красивый фарфор, столовое серебро – все свидетельствовало о деньгах и вкусе. «Редкое сочетание», – заметила про себя Варвара Сергеевна. Сама гостиная была такой же светлой и радостной, как и остальные комнаты первого этажа. Пушистый ковер под ногами, уютные кресла, мягкий свет из окон с частым переплетом – было уютно и спокойно.

– По-разному бывает. Бывает так разорутся, что хоть уши затыкай.

Мать неприятно резануло слово «разорутся». Раньше Аня была очень внимательной к словам.

– Ну уж, разорутся?! Скорее всего, раскапризничаются?

– Нет, мам. У них троих сразу появилась манера орать. Именно – орать. Чуть против шерсти, так сразу в крик. Причем это, как правило, случается, если они вместе. Как будто один заводит другого.

– Обычная история. Эффект «детского сада»: если слушаются – так все вместе, если хулиганят – тоже все разом. Это ни о чем не говорит.

– Не знаю, мне кажется, что они специально так ведут себя, чтобы позлить меня.

«Вот оно…» Варвара Сергеевна, чтобы не спугнуть разговор, специально отвлеклась на печенье. Нарочито долго исследуя огромную вазу с разнообразной выпечкой, она молчала.

– Как печет эта ваша Ира! – нарочито бодро воскликнула она. – Просто от бога кондитер! Так что, говоришь, специально злят тебя?

– Мам, побоюсь показаться смешной и глупой, но у меня такое впечатление, что они это делают по наущению…

– То есть?

– Ну, я для них не авторитет. Со мной можно вести так, как захочется. Не слушаться, дразнить…

– Аня, ты себя слышишь? Ну кто будет специально настраивать детей против тебя, да еще в таком возрасте?!

– Мам, я не хотела тебе говорить, предвидя твою реакцию, но это так. Они видят во мне если не врага, то человека, с которым можно не считаться.

– Ань, они еще дети, маленькие дети. Может, это ты воспринимаешь их шалости как вызов себе? Может, ты просто ждешь от них взрослой реакции? Взрослого повиновения?

Аня молча вертела в руках ложечку. Варвара Сергеевна все также делала вид, что разговор идет о ничего не значащих пустяках.

– Давай-ка проветримся. Ты, по-моему, дома засиделась. Такое бывает. И чудятся тебе всякие глупости, и везде тебе видятся заговоры.

– И ты?! – Аня неожиданно швырнула ложечку на стол. – И ты говоришь о том же! Все, все сговорились! Думаю, что сегодня ты не просто так приехала, а по просьбе… Успели уже пошептаться за моей спиной?!

Варвара Сергеевна от неожиданности поперхнулась. Тон дочери был грубым, а голос злым. В ее словах слышались подозрение и обида. Первым побуждением матери было уехать. В конце концов, никогда никто из ее детей с ней так не разговаривал. Никто не мог ее обвинить в том, что она оставляла сыновей и дочь в непростую минуту, и никто уж не мог ее заподозрить в сговоре против них. Обида вспыхнула… И точно так же быстро погасла. Варвара Сергеевна теперь уже понимала, что визит зятя к ней имел под собой весомые причины и наверняка дался ему тяжело. Она видела, что дочь мучают какие-то страхи, и поэтому соврала:

– Анют, я приехала, чтобы рассказать о Юре и Але. По-моему, у них не так все гладко… А о детях заговорила ты сама.

Аня покраснела, на ее глазах выступили слезы.

– Мам, поехали куда-нибудь, посидим, поговорим, расскажешь мне все. И я расскажу.

– Поехали. А может, лучше домой к нам?

– Нет, пусть это будет нейтральная территория, – предложила Аня. – А еще лучше – то кафе возле нашего дома, помнишь? Мое любимое…

Женщины встали, пересекли большой холл и почти уже вышли из дома, как Аня вдруг с тревогой огляделась по сторонам. Мгновение она стояла в раздумье, а потом быстро подошла к окнам и проверила, хорошо ли они закрыты.

– Что ты, Аня? – Варвара Сергеевна оглянулась на дочь.

– Ничего, ничего, просто… Проверила просто…

Уже выезжая из ворот, Варвара Сергеевна, сидевшая на пассажирском сиденье рядом с дочерью, оглянулась на большой дом. Какая-то деталь еще утром привлекла ее внимание. Но сосредоточиться на этой детали она не смогла. Сейчас же она поняла, в чем дело, – окна третьего этажа были забраны в тяжелые решетки. «Их ведь раньше не было. Странно, почему не на первом этаже, куда могут залезть? Почему на третьем?» – подумала Варвара Сергеевна.

Визит в дом дочери и ее мужа не дал ей никаких вразумительных объяснений. Напротив, загадок и вопросов стало больше. Жизнь Ани, такая ровная, благополучная, такая правильная, изменилась… «В какой момент она изменилась? Где была эта точка отсчета несчастий и бед? Кто бы мог это определить? И есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл? Ведь прошлое обладает свойством невозврата. Независимо от того, счастливое это прошлое или нет».

Что-то странное, нехорошее происходит с Аней. Варвара Сергеевна так и не знала, как приступить к беседе. Аня обладала потрясающей интуицией и лукавство матери чуяла за версту.

– Ну, рассказывай, как вы живете? – нарочито бодро поинтересовалась Варвара Сергеевна.

Мать с дочерью уже сидели в кафе. Ожидая заказа, они болтали о пустяках, пока Варвара Сергеевна очень осторожно не заговорила о семье знакомых, в которой только что произошел громкий развод.

– У вас с Максимом, я думаю, все хорошо? – повторила она свой вопрос.

Аня, внимательно разглядывающая карту вин, которую не успел унести официант, ответила односложно:

– Мам, нормально.

– Ты какая-то странная сегодня. Рассеянная, грустная, я даже не пойму, в чем дело.

– Нет-нет, все нормально, – чересчур поспешно замотала головой Аня. – Просто дома теперь такая суета…

– Отчего? Я, впрочем, была недолго, но мне не показалось…

– Вот именно… не показалось. Так сразу в глаза не бросается…

– Что, опять достраивать что-то решили?

– Нет, няни между собой не ладят… У нас в доме много посторонних, на них натыкаешься на каждом углу – горничные, охрана, повар и его помощники. Я вообще не знаю, зачем Максим их всех взял на работу?! Это же не только большие деньги, но и… Понимаешь, у нас нет покоя. Семья разбавлена чужими. У нас дома было совсем по-другому… Ты ведь помнишь?

Варвара Сергеевна помнила – концентрация родственной привязанности, несмотря на обычные разногласия, в доме была высока. Тогда ей казалось, что эта была ее, тонкого дипломата, заслуга, теперь же, спустя много лет, она понимала, что скреплял семью Алексей Владимирович. «От мужчины требуется не только строгость, но и понимание. Стремление войти в ситуацию. Вот с этим у Максима, по-моему, проблемы. Но главное, что тревожит Аню, так это няни. Мне сразу показалось, что все дело в этих молодых девушках. Неужели Максим не мог взять кого-нибудь постарше?! Чтобы Аня не ревновала», – думала Варвара Сергеевна и чувствовала, что настроение у нее окончательно портится. Надежда на внятное объяснение жалоб Максима не было. Она понимала, что чем дальше будет идти беседа в таком ключе, тем больше вопросов появится, а ответы она не найдет никогда. Варвара Сергеевна тянула паузу, размешивая сахар в спасительном кофе – как часто нас выручает стакан воды, чашка чая, простой бутерброд: они позволяют промолчать, уйти от ответа, избежать признания.

– Аня, вы сколько лет женаты? Пять лет. Это время первых семейных кризисов. Постарайся не обращать внимания на недостатки Максима. Если что-то очень не нравится – выясняй все спокойно, осторожно, а лучше и вовсе промолчи. Вот мы с твоим отцом…

– Мам, ты зачем сегодня приехала? – прервала Аня. – Ведь не просто же так?

Варвара Сергеевна сделала круглые глаза и замотала головой:

– Анечка, мне просто дома очень тоскливо. Сама же знаешь, твои братья приедут очень не скоро. Ты все время с детьми, Максим работает, я понимаю, что у вас времени на меня совсем нет, вот я и решила…

– Извини, мам, – вздохнула Аня. – Мне все время мерещится черт знает что…

– Да, а что тебе мерещится?..

– Давай пить кофе. И что-нибудь съедим…


В этот вечер Аня не стала ждать Максима к ужину. Она быстро перекусила салатом и поднялась к себе. Мальчики, пришедшие с прогулки, готовились ко сну, и как бы ни хотелось Ане зайти к ним в детскую, она не стала этого делать. «Опять будет конфликт, – подумала она с тоской. – Няньки пожалуются Максиму, и он начнет говорить, что я «мешаю воспитательному процессу». Или что я «передаю детям свою нервозность». Как удивительно ловко, незаметно и неожиданно он отстранил меня от сыновей, от домашних дел и даже от работы!» Аня уселась в кресло и принялась разглядывать фотографии в альбоме. Этот был тот самый альбом, который коллеги из ветеринарной клиники подарили ей на память, когда она увольнялась. Знакомые лица, забавные морды выздоровевших питомцев – на все это было приятно смотреть и еще приятнее это все было вспоминать. Аня вздохнула: выйти на работу ей хотелось давно. И, конечно же, она не собиралась стать чиновницей, ей категорически не хотелось заполнять кучу бесполезных, повторяющих друг друга документов. Аня мечтала вернуться туда, в лечебницу, где можно было заниматься любимым делом. И год назад она, потратив уйму времени и нервов, доказывая Максиму свою правоту, поехала в свою ветклинику устраиваться на работу. Директор долго мялся, говорил что-то невнятное, а потом, заперев дверь кабинета на ключ, тихо сказал:

– Анечка, я бы хоть сейчас, хоть сию минуту… Но приезжал твой муж, Максим. Он очень просил не брать тебя на работу. Ты пойми, он ведь о тебе заботится. Говорит, что ты еще не восстановилась… Я знаю (но ты же понимаешь, я – молчок, никому и ничего), он рассказал… Одним словом, тебе очень нелегко пришлось, и потом еще маленькие дети. Аня, я обещал твоему мужу… И потом, он влиятельный человек… Проблемы устроит запросто…

Аня слушала директора и понимала, что никакие слова помочь уже не могут. «В Москве полно ветлечебниц. А в Подмосковье – еще больше. Ко всем Макс ездить не будет», – потерпев фиаско, подумала тогда Аня и принялась размышлять, как надо поступить. Поступила она так, как поступают почти все женщины в таких ситуациях, – она устроила скандал. Были крики, слезы, упреки и даже разбитые вазы. Максим выслушал это спокойно и, когда на Аню напала истерическая икота, налил стакан воды и подал жене со словами:

– Ты сама на себя посмотри – какая работа?! Ты даже спокойно разговаривать не можешь. Я никуда не ездил и ни с кем не говорил, а что тебе наплели – целиком на совести этих людей. Кстати, расчет прост – этот твой директор отлично понимает, что я, при своем положении, выяснять с ним отношения не буду. А чтобы отказать тебе – это отличный предлог. Думаю, он тоже обратил внимание на твою нервозность. Кому охота иметь дело с истеричками?

Аня глотала теплую противную воду и понимала, что сейчас что-либо говорить мужу бесполезно. Потом, поздно вечером, когда она уже выпила валерьянки с пустырником и немного успокоилась, Максим пришел к ней и решительно заговорил:

– Анюта, ты извини меня, я совсем закрутился на службе. Я даже не могу вечером с тобой нормально поговорить. Я же понимаю, что тебе дома уже тяжело, что пора выходить на работу, что надо делом заниматься. Ань, ты сама посуди – пять лет ты сидишь в четырех стенах! Неужели ты думаешь, что я не понимаю, как это сложно?! Ну, ладно, были дети совсем маленькие, но сейчас они подросли, у них много занятий, да и няни неплохие. Давай с тобой договоримся так – я завтра действительно позвоню этому твоему директору. Нет, я ничего не буду выяснять, я даже и виду не подам, что ты мне все рассказала. Я просто как ни в чем не бывало попрошу об одолжении – попрошу тебя принять на работу. Как ты на это смотришь? А ты поезжай к нему послезавтра. Думаю, все будет нормально.