От неожиданности Аня застыла. Она привыкла уже к вспышкам и враждебности мужа, но сейчас, когда она спустилась в гостиную, совершенно спокойная… О лекарстве она завела разговор, чтобы просто как-то объяснить свое появление здесь. Максим же был безжалостным в своей грубости.

– Почему ты…

Большая, редко когда закрывающаяся дубовая дверь столовой с шумом захлопнулась.

Аня поняла, что с ней сейчас действительно случится истерика. Не та, которая бывает шумной, с громкими всхлипами, а тихая, долгая, когда человек мучительно жалеет самого себя. Аня постояла, пока не послышался звук закрывающихся ворот – это Максим уехал на работу, – и только тогда медленно вышла из столовой. Люди, работающие в доме, по заведенному Максимом правилу на тот этаж, где в этот момент были хозяева, не заходили. Заливаясь слезами, Аня шла по мягкому ковру бесшумно, словно рыдающий призрак. Остановить слезы она не могла. Подойдя к кабинету мужа, она вдруг в ярости распахнула двери. Ане показалось, что, если она сейчас не выплеснет обиду, у нее случится удар. Она вошла в кабинет и огляделась. Комната являла собой образец порядка и систематизации по цветам и размерам: корешки книг – синие к синим, размеры папок – маленькие к маленьким, большие к большим. Аню душили обида, страх, непонимание, но поверх всего этого поднималась волна гнева. Увиденный порядок так не соответствовал хаосу в ее душе, что она почувствовала зависть. Еще совсем недавно в жизни Анны Спиридоновой было безмятежно, тихо и понятно. Даже в самый тяжелый период, когда без всяких объяснений исчез жених, она знала, что должна делать. Знала, просто у нее не было тогда физических сил. Сейчас же от самостоятельной, умной, выдержанной женщины ничего не осталось. «Действительно, невротичка!» – подумала Аня и в бешенстве смахнула со стола аккуратно лежащие бумаги. Жест был резкий, бумаги выскользнули из большой декоративной скрепки и неторопливо полетели по комнате. Плавные движения белых листов немного отрезвили Аню – ей совсем не хотелось, чтобы Максим устроил скандал еще и из-за этого. «Он произнесет свое любимое: «Ты себя не контролируешь!» – подумала Аня и стала собирать документы в одну стопку. – Вот мой бунт и закончился! Не успев начаться! Разве раньше могло так все быть?! И почему все так переменилось?! В какой-то год?!» Она опять залилась слезами… Собрав все, Аня стала выравнивать стопку на столе и в это время увидела написанные на маленькой бумажке столбики цифр. Они удивили ее своей многочисленностью. Вся страничка выглядела как сложная математическая формула. Аня внимательно пригляделась. Рядом с числами она увидела имена. «Удивительно, вряд ли департамент, который возглавляет мой муж, занимается финансовыми вопросами. Но тогда что это такое?» – Аню почему-то встревожило увиденное. Вроде бы мелочь, ерунда, они так давно не разговаривали с Максимом о его работе, и потому Аня могла просто не знать каких-то деталей. Положив все на место, она тихо прошла в свою комнату. Однако листок с числами не шел у нее из головы…


Дом давно перестал радовать Максима. То, что раньше было свидетельством его победы – Аня все-таки вышла за него замуж, то, что раньше было свидетельством успеха и семейной прочности, стало грузом, оковами, напоминанием о тех проблемах, в которых он увяз с головой. Эти проблемы надо было бы решать как можно быстрее, но Максим тянул, подпитывая себя отговорками, что так или иначе все само собой разрешится – и ждет его внезапный счастливый исход дела, которое, в тайне от жены, он затеял. «Мне всегда везло. Я что-нибудь придумаю!» – успокаивал себя Максим.

Возвращаться домой он стал поздно, только чтобы не встретиться с Аней. Она была постоянным напоминанием о нерешительности, глупости, трусости, а самое главное – безрассудстве. Иногда, глядя на нее, Максим уже был готов заговорить о том, что так его волновало, но он боялся Аниной реакции, отрицательного ответа, означавшего страшный тупик. Он так и метался между этим страхом и страхом уходящего времени, которое работало против него.

А еще он не торопился домой потому, что не хотел столкнуться с сыновьями. От их вида ему становилось вдвойне страшно: жизни его детей зависели теперь от того, насколько он умело сможет объясниться с женой. Максим почему-то не думал, что жизнь его семьи зависела от его неосторожности и алчности, он теперь во всем винил Аню, которая ни за что не выполнит его просьбу, вернее, его требование. Он об этом догадывался давно и поэтому заранее, как только серьезность его положения встала перед ним во весь рост, стал принимать меры. Для решительного шага, для этого самого важного сейчас разговора нужен был подходящий момент, ссора, в результате которой можно было бы предъявить ультиматум. Но, как назло, Аня держала себя в руках. Максим видел, чего ей это стоило, и планомерно подводил ее к открытому конфликту.


…Они ругались уже второй час. Стоя на площадке третьего этажа, Аня и Максим громко, совершенно не заботясь о том, что их могут услышать, обрушивали друг на друга упреки и оскорбления. Впрочем, на замечание Ани, что работающие в доме люди будут в курсе их проблем, Максим зло выкрикнул:

– Какие люди?! Сейчас здесь только охрана! Я же говорил тебе, что нам надо серьезно поговорить!

– Пока ты только орешь! Ты даже толком не объяснил, что случилось!

– А зачем тебе это знать?! Что, ты как-то сможешь мне помочь?!

– Почему бы и нет! Хотя, если честно, после всего, что происходило в этом доме, помогать тебе не хочется! – Голос Ани звенел и дрожал. – Ты в последнее время ведешь себя как враг. Как человек, который меня ненавидит, презирает. Я стала бояться тебя! Где тот человек, который обещал беречь меня?!

– Это твое больное воображение! – Лицо Максима приобрело брезгливое выражение. – Тебе всегда казалось, что за тобой следят, что тебя обижают, что кто-то за твоей спиной устраивает какие-то заговоры! А на самом деле…

– Да, расскажи-ка мне, что на самом деле?!

Этот простой вопрос, казалось, поставил Максима в тупик. Он на мгновение замолчал, и Аня заметила, что на какой-то момент в нем взял верх рассудок. Но уже в следующее мгновение муж так же раздраженно выкрикнул:

– Потом я тебе все объясню! Потом я извинюсь и покаюсь! Потом я тебе расскажу, что, несмотря ни на что… люблю тебя и детей, но сейчас, сейчас ты должна сделать все, что я тебе скажу. Сейчас ты должна отдать все, что оставил тебе отец! Монеты! Всю коллекцию!

От неожиданности Аня расслабила руки, и, воспользовавшись этим, Максим втолкнул ее в маленькую комнату, к которой все это время потихоньку оттеснял ее, а она и не заметила… Здесь, почти под крышей, на пятнадцати квадратных метрах, хранилось множество ненужных вещей. Зачем тогда, во время строительства, попросила выгородить эту комнатенку, Аня уже не помнила, только впоследствии сюда сносили старую одежду, посуду, инструменты, поломанные стулья, выцветшие шторы, детские игрушки. Периодически Аня устраивала здесь уборку, но с постепенным прибавлением ненужных вещей беспорядок опять вступал в свои права. Сейчас Аня с ужасом поняла, что эта клетушка оказалась западней. Мало того что о ней не знал никто из тех, кто мог Ане помочь, так еще и выбраться отсюда самостоятельно было невозможно.

– Я тебе даю сутки на размышление, – шумно дыша, сообщил Максим. – А потом…

– Да, что будет потом? Ты меня убьешь?

– Нет, тебя отвезут в сумасшедший дом. В тот, куда мы ездили на консультацию с профессором по поводу твоего якобы невроза. В тот, где тебе делали энцефалограмму и выписывали успокоительное. Так что там в курсе твоих проблем. Я добьюсь, чтобы тебя признали невменяемой, и оформлю опеку. Детей воспитывать буду тоже я. Так что все равно монеты достанутся рано или поздно мне! Но мне нельзя «поздно»! Мне надо сейчас, и для меня это вопрос жизни и смерти! Видишь ли, если выбирать между смертью, увечьем и непорядочностью, я выберу непорядочность.

Аня, улыбаясь, приблизилась к Максиму:

– Послушай, по-моему, ты сошел с ума! Неужели ты думаешь, что Вадим или Юра позволят тебе это сделать?! Ты просто дурак, если так думаешь! – Аня не успела договорить, как на нее обрушилась тяжелая пощечина.

– Дура! У меня остались связи, и я ими воспользуюсь!

– А у моих братьев связей нет, по-твоему? Они тебе не простят всего этого, и ты это отлично знаешь!

– Именно поэтому ты должна стать сумасшедшей! Другого выхода у меня нет!

– Максим, меня будут искать.

– Кто? Твои братья вернутся в Москву не раньше следующего года. Позвонишь им? Сомневаюсь. Я этого не допущу. Мать? Так она уже знает, что ты уехала поправлять здоровье к китайским целителям. А это процесс долгий, он займет, типа, того несколько месяцев! А вот вылечат ли тебя там, это вопрос…

Максим перевел дух. Аня в ужасе покачала головой:

– Это ты сумасшедший! Я не знаю, почему ты это затеял…

– Я нормальный в отличие от тебя. И я ничего не затевал, так получилось, что пришлось рисковать чужими деньгами.

– Зачем?

– Ты же хотела быть богатой!

– Не говори глупости, я никогда ничего не требовала! – воскликнула Аня. – Мне и этот дом был не нужен, и квартира на море, и столько машин нам не нужно было, не говоря об отряде охранников. Я тебя ни о чем таком не просила. Ты врешь мне сейчас. Вернее, ты действительно играл на чужие деньги, хотел сорвать куш, хотел прикрыть долги свои. Но ты это делал не ради меня или детей. Ты делал это из-за собственной глупости и жадности. Тебе хотелось больше, чем мы себе могли позволить. Тебе не давали покоя мои братья! Ты вечно с ними соревновался, пытался доказать, что ты – круче! Зачем? Тебя хоть раз кто-то в чем-то упрекнул?! Это тебе было всего мало. Тебе хотелось стать богаче, успешнее, пустить пыль в глаза. Я давно обратила на это внимание, но думала, что это такая милая слабость под названием «излишняя амбициозность». Но нет, это не слабость – это порок. Очень давно, когда мы с тобой только познакомились, я обратила внимание – ты не выносишь людей, которые хоть в чем-то преуспели больше, чем ты. Тебе обязательно надо было доказать свое превосходство. Любой ценой. Ты даже не замечал, что поступаешь непорядочно!

Аня перевела дух, но тут же продолжила:

– Я в последнее время думала: когда ты за мной ухаживал – ты притворялся? Добрым, понятливым, сердобольным?! Что это был за человек? Который возил меня в Варшаву, который не отходил от меня ни на шаг, когда мне было плохо? Который выбирал дом, как выбирают место для счастливой жизни с любимым человекам – раз и навсегда? Что приключилось с этим прекрасным мужчиной за последний год? Я долго не находила ответа, а сейчас знаю. Пока ты идешь к цели – ты осторожен, ты не даешь себе воли, ты заставляешь себя трудиться. Все меняется, как только цель достигнута. Смысла притворяться нет, и выползает наружу твоя истинная сущность. Ты завоевываешь людей, чтобы потом их не любить и не считаться с ними. И твое безрассудство с деньгами – это из этого же ряда. Зачем считаться с женой и детьми, когда хочется переплюнуть кого-то по части богатства.

– Я делал это ради детей…

– Кстати, а где они? Куда ты на самом деле увез мальчишек?

– С ними все в порядке…

– Сомневаюсь. Теток, которых ты нанял, подпускать к детям нельзя. Эта твоя Элле…

– Тут ты угадала. – Максим зло усмехнулся: – Она не няня. Она была сиделкой в психиатрической больнице, а сейчас служит в военизированной охране. Вторая нянька тоже оттуда же.

– Как же ты мог ей доверить близнецов?!

– Мне надо было, чтобы она следила за тобой и при необходимости очень правильно описывала твои состояния. Более того, на все вопросы я теперь могу ответить, что был вынужден взять в дом человека, который знаком с поведением больных людей. Но я сделал это негласно, дабы не травмировать еще больше свою горячо любимую жену. Элле – на вес золота, ее свидетельства будут стоить очень дорого!

– Понятно. – Аня оглянулась и присела на край старого кресла. Она понимала, что договориться с этим человеком невозможно. Видимо, люди, деньгами которых он безответственно играл на бирже, совсем не умеют шутить. А ведь она его предупреждала когда-то. Это было года полтора назад. Увидев у него распечатки биржевых котировок, Аня, смеясь, заметила: – Хоть убей, никогда не могла серьезно относиться к такой категории людей. Слава богу, ты не играешь!

– Женщины мало что понимают в подобных вещах. А таким образом делаются состояния, – ответил сурово Максим, спрятал бумаги в портфель, и Аня поняла, что попала в цель.

Если бы она тогда была понастойчивее… Впрочем, уже тогда они очень быстро на друг друга обижались, и обсуждение любых вопросов превращалось в ссору. И вот сейчас дошло до своего безумного апогея…

– Максим, послушай меня внимательно, – глядя в глаза мужу, попросила Аня. – Не перебивай! Видишь ли, через год после того, как мы получили в наследство от отца эту коллекцию, Вадим – самый дальновидный из всех нас – предложил обезопасить ее. Там были разные варианты, но для меня выбрали вот какой. Владение коллекцией было нотариально оформлено. Протектором, то есть защитником, моей части наследства стал старший брат, то есть Вадим. Как только это было решено и, опять же, оформлено документально, обязанностью Вадима стало следить за тем, не действую ли я по принуждению, совершая какие-либо операции с наследством. Если он вдруг поймет, что у меня вымогают монеты, требуют их продать или на кого-то переписать, то он едет к нотариусу и там вскрывает конверт, в котором стоит имя человека, кому в этой ситуации переходит право владения коллекцией. Этого человека вызывает нотариус и все оформляет на него. Могу тебе сразу сказать, что в этом конверте стоит имя Вадима. А совсем недавно я отдала Вадиму еще один конверт, там стоит другое имя… Как ты думаешь, чье?