Незнакомка рассмеялась:

– Не мешает, но я и этого тоже не видела.

Пиппа подумала о Салли Тассер.

– Видимо, плохо смотрели.

– О, вы удивитесь, узнав, что многие мечтают завлечь Кросса. Я знаю с десяток женщин, которые были бы счастливы очутиться с ним в одной постели. И большинство не взяли бы денег. Все в Лондоне жаждут получить кусочек Кросса. Жаждут много лет.

Пиппа уставилась на свой выигрыш, сосчитала монеты, притворяясь, будто не слышит. Не замечает ноющей боли в груди при мысли о женщинах, которые его знают. Касаются. Целуют.

Она ненавидела каждую.

Совершенно неразумно.

А она не любила сознавать, что поступает неразумно.

Незнакомка все продолжала:

– Ах, эти длинные ноги и густые рыжие волосы! Но он слишком хорош, чтобы обращаться с нами, как с остальными. Никто не бывал в его постели, и не верьте тому, кто скажет иначе.

Щеки Пиппы потеплели, и она обрадовалась, что на ней маска. Однако ее новая знакомая все равно заметила:

– Зато вы были там, не так ли?

Господи, да! И это было великолепно.

Пиппа покачала головой. Тело противилось предательству движения. Лжи.

– Я помолвлена.

Не то чтобы это что-то значило час назад.

Она вздрогнула при этой мысли. И от эмоции, которая пришла вместе с этой мыслью.

Сознания своей вины.

– Это не ответ.

Уголки красных губ поднялись вверх. Очевидно, незнакомка понятия не имела о ее мыслях.

– И кроме того, «помолвлена» не значит «замужем».

Почти замужем, разве не так? Очень близко к замужеству.

Горло сжимала невидимая рука.

– Вам необязательно признавать это, но, думаю, вы очень нравитесь Кроссу, миледи. Не каждый день встречается женщина такого блестящего ума.

Ей он тоже нравится.

Пиппа покачала головой, пытаясь мыслить связно:

– Я далеко не так умна, как он.

Будь она умна, не попала бы в такую историю.

В этот кошмар.

И теперь отчаянно желает мужчину, к которому и приближаться не должна. Которого не может иметь. Никогда и ни за что.

Если только…

Пиппа отказалась от мысли, прежде чем она успела принять форму. Она дала слово. И выйдет за Каслтона. Обязана.

Пиппа проигнорировала боль в груди, возникшую при этой непрошеной мысли.

– Если бы пришлось делать ставки, я бы поставила на то, что вы умнее. Сыграете еще партию?

– Не сыграет.

Они словно накликали его появление.

Пиппа повернулась к Кроссу, не в силах сдержать влечение к низкому голосу и запаху сандалового дерева.

И снова это неразумное желание броситься в его объятия, прижать к его губам свои и умолять отвести в его кабинет или просто темный угол и закончить начатое. Заставить ее забыть все остальное: все тонкие расчеты, все проводимые исследования. Тот факт, что у нее всего шесть дней, прежде чем она выйдет за другого.

За мужчину, не имевшего ничего общего с Кроссом.

И тут она заметила серые глаза, обращенные в сторону ее спутницы, выступившие на шее жилы и сжатые зубы. Губы стянутые в тонкую прямую линию.

Он был зол.

– Кросс!

Женщина со смехом произнесла его имя, очевидно ничуть не испугавшись гнева.

– Вам следует присоединиться к нам. Леди запоминает выпавшие карты так же хорошо, как вы.

– Нет, – отрезал он, прищурившись.

– Вот вам Кросс и его доброта!

Женщина отвернулась к зеленому сукну и подняла бокал с шампанским.

– Найдите себе другую компанию.

Женщина улыбнулась мистеру Уэсту, явно отказавшись от дальнейшего спора:

– С удовольствием.

Кросс обратился к Пиппе.

– Миледи, – процедил он, – игорные столы не место для вас.

Он сердился и на нее!

Как ни странно, Пиппа тоже обозлилась, хотя для ее гнева имелись все причины. Больше причин, чем у него. В конце концов, не его вот-вот заставят выйти замуж за абсолютно обыкновенного, скучного, не слишком умного мужчину. Не его жизнь превратится в хаос. Через шесть дней он останется в этом обиталище греха, порока. Денег и прекрасных женщин. Еды, которую готовит французская кухарка, обладающая большим талантом, чем заслуживает этот мужчина.

А она будет замужем за другим.

Нет, если кому и злиться, так только ей.

– Вздор! – воскликнула она, выпрямившись. – Женщины сидят за всеми столами. И если бы мне не позволялось играть сегодня, меня бы просто не пригласили.

Кросс наклонился ближе и резко сказал ей на ухо:

– Вас вообще не следовало приглашать.

Пиппа ненавидела чувство, которое вызвали в ней его слова. Ее наказывают, как малого ребенка!

– Почему нет?

– Это место не для вас.

– Собственно говоря, – раздраженно бросила Пиппа, – думаю, что сыграю еще партию.

Женщина, сидевшая рядом, обернулась к ней. И на мгновение изумленно приоткрыла рот, прежде чем ответить:

– Превосходно.

– Я не позволю вам находиться здесь, – прошептал он. – Не сейчас.

– Я просто играю в карты, – возразила Пиппа, пытаясь сморгнуть выступившие на глазах слезы. Она отказывалась взглянуть на него. Слишком боялась, что он увидит, как действует на нее.

Кросс вздохнул, тихо, но досадливо. И она едва не вздрогнула, когда его дыхание коснулась оголенного плеча.

– Пиппа, пожалуйста!

Что-то в его мольбе остановило ее. Она снова повернулась к нему, заглядывая в серые глаза, и увидела то, чего раньше не замечала: боль. Исчезнувшую так быстро, что она не была уверена, будто вообще ее видела.

Пиппа положила руку ему на плечо, ощущая твердость мускулов, и прошептала в ответ:

– Джаспер.

Она понятия не имела, откуда взялось это имя, и никогда не думала о нем как о Джаспере. Но на всю жизнь запомнит, как широко открылись его прекрасные глаза. И тут же закрылись, словно она ответила мощным ударом. Он отступил, и Пиппа, не выдержав, последовала за ним. Встала и подошла ближе, пытаясь загладить, что бы ни сделала ему.

Потому что она явно что-то ему сделала.

То, что все изменит.

– Подождите, – попросила она, не обращая внимания на то, что ее может слышать половина Лондона.

Он остановился и отстранил ее:

– Езжайте домой. Ваши исследования закончены.

Боль почти согнула ее. Хотя она знала, что это для ее же блага. Кросс прав.

И это вовсе не исследование. Это страх, паника, и досада, и нервы. Но не исследование.

Это желание. Искушение. Потребность.

И более того.

Но если это скоро не кончится, она сама никогда не сможет положить конец…

Вот только она не хочет положить этому конец. Она хочет остаться. Хочет говорить и смеяться, и делить с ним все. Учиться у него. Учить его. Хочет быть с ним.

«Хочет невозможного».

Пиппа покачала головой, отказывая ему:

– Нет.

– Да, – возразил он. Слово упало льдинкой, прежде чем он повернулся и исчез в толпе. Оставив ее. Снова.

Несносный человек. Богу известно, с нее достаточно!

Пиппа последовала за ним, следя за его продвижением, что было легко, поскольку его удивительные волосы выделялись на фоне всех остальных. Он сам выделялся из всех остальных.

Пиппа толкалась и работала локтями, распихивала назойливых и пыталась догнать его. Наконец она приблизилась настолько, что дотянулась до его руки, радуясь тому факту, что оба они были без перчаток.

Ее мгновенно охватило жаром.

Значит, Кросс тоже чувствует что-то.

Пиппа знала это, потому что они остановились в ту секунду, когда их руки соприкоснулись, потому что теперь глаза его приобрели цвет девонширского дождя. Знала, потому что он с болью прошептал ее имя, так тихо, что слышала только она одна.

И она знала это, потому что его свободная рука поднялась, сжала ее подбородок и приподняла лицо. Он нагнулся и украл ее губы, дыхание и мысли в поцелуе, которого она не забудет всю оставшуюся жизнь.

Поцелуй был для нее едой и питьем, сном и дыханием. Пиппа нуждалась в нем с той самой примитивной силой. И все равно, пусть видит весь Лондон. Да. Она в маске. Но значения это не имеет. За этот поцелуй она готова раздеться до сорочки. Остаться в чем мать родила.

Их пальцы по-прежнему были переплетены. Кросс притянул ее к себе и снова завладел ртом, лаская губами. Зубами и языком. Накладывая свое тавро долгим, страстным поцелуем, который продолжался и продолжался, пока она не решила, что сейчас умрет от наслаждения. Ее свободная рука зарылась в его мягкие локоны, наслаждаясь шелковистым обещанием.

Пиппа была потеряна, утонула в исступленности его поцелуя и впервые в жизни отдалась эмоциям, вливая все свое желание и страсть, и страхи, и ее потребность в этот момент. Эту ласку.

Этого человека.

Человека, бывшего всем, о чем она могла мечтать.

Человека, заставившего ее верить в дружбу. В партнерство.

В любовь.

Шокированная этой мыслью, Пиппа отстранилась, прервав поцелуй, счастливая, что Кросс дышит тяжело и прерывисто, не обращая внимания на свистки и аплодисменты, доносившиеся со всех сторон.

Но она не обращала внимания на собравшихся. Смотрела только на него. Ждала его прикосновения. Этой минуты.

И не хотела останавливать его. Останавливать это… но выхода не было. Нужно сказать ему. Немедленно. Но что она может сказать, когда он целует ее, хотя Пиппа надеялась вернуться к поцелуям как можно скорее.

И даже попыталась снять маску, думая только о нем.

– Кросс…

Но он поспешно перехватил ее руки и сжал:

– Вы погубите себя.

Он кивнул головой в сторону толпы:

– Вам нужно уйти. Сейчас. Прежде чем… – настойчиво начал он.

Пиппа недоумевала. Он отталкивает ее, хотя только что прижимал к себе. Она так хотела рассказать ему все, что чувствует, объяснить эти странные, храбрые, новые эмоции. И слова уже были готовы сорваться с языка.

«Я люблю вас».

Она собиралась это сказать.

«Собиралась любить его».

А после ее исповеди решится все остальное.

Но прежде чем Пиппа успела заговорить, вмешался вкрадчивый голос:

– Похоже, все были приглашены на Столпотворение в этом году. Леди-будущая-графиня, какое удовольствие снова вас видеть, да еще в такой скандальной ситуации.

Если бы даже голос не был знаком, омерзительное прозвище сразу указывало на Диггера Найта, внезапно возникшего за плечом Пиппы. Она закрыла рот и повернулась к Найту, стоявшему рядом с хорошенькой девушкой без маски, слишком молодой и чопорной, чтобы быть одной из его женщин.

– Мистер Найт, – сухо приветствовала Пиппа. И сама того не сознавая, отодвинулась от ярко одетого мужчины поближе к Кроссу, теплому, надежному, созданному для нее…

Найт улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы:

– Вы меня помните? Я польщен.

– Вряд ли вас можно легко забыть, – холодно ответила Пиппа.

Он проигнорировал укол.

– Вы получите особенное удовольствие этим вечером, Леди-будущая…

Найт замолчал, позволив Пиппе вернуться мыслями к поцелую, отчего ее щеки вспыхнули.

– Вы будете первой, кто поздравит Кросса.

– Диггер, – вмешался Кросс, и Пиппа поняла, что он заговорил впервые с появления Найта. Она взглянула на него, но он намеренно отводил глаза. – Это не относится к делу.

– Учитывая то, что сейчас наблюдала половина Лондона, думаю, что относится, – сухо процедил Найт и вновь обратился к Пиппе.

Одновременно Кросс пронзил ее взглядом.

– Идите домой, – настойчиво потребовал он. – Поспешите. Сейчас.

В глазах сквозило столько тревоги, что Пиппа уже почти готова была послушаться и шагнула к выходу.

– Чушь, – вмешался Найт. – Она не уйдет, пока не услышит ваши новости.

– Новости? – переспросила Пиппа с любопытством.

Кросс серьезно покачал головой, и в животе Пиппы осела огромная тяжесть. Что-то не так. Ужасно не так.

Она взглянула на Найта и на девушку, с несчастным видом стоявшую рядом.

– Его новости.

Найт рассмеялся, громко, нагло, режущим уши смехом. Словно услышал забавную шутку.

– Боюсь не дождаться, пока он скажет сам. Слишком я взволнован. Поэтому не уступлю ему такой чести.

Пиппа чуть прищурилась, радуясь, что маска мешает ему увидеть ее глаза.

– Вряд ли мне удастся вас остановить.

– О, как я люблю дам с острыми язычками! – воскликнул Найт. – Видите ли, дорогая, не одна вы вскоре станете графиней. Этот граф просил руки моей дочери. Она, конечно, согласилась. Я думаю, вам будет приятно поздравить эту парочку.

Диггер указал на молодых людей, вовсе не выглядевших счастливыми:

– Вы первая узнали об этом.

Пиппа открыла рот. Это, конечно, неправда. Быть такого не может.

Она повернулась к Кроссу, который смотрел на кого угодно, кроме нее.

Она не так расслышала. Должна была не так расслышать. Кросс не женится на другой. Он сам говорил… что не создан для брака.

Но она увидела правду в его отчужденном взгляде. В том, как он не поворачивался, чтобы взглянуть на нее. В том, как молчал. В том, как не спешил отрицать слова Найта, слова, обжигавшие ее как самое страшное обвинение.