– Что именно? – растерялась она.

– Почему ты, Лейни Маклауд, прекрасная молодая женщина, теплая и способная любить, каждый раз сжимаешься, когда я тебя касаюсь?

В голове взвыли тревожные сирены. Он подбирается слишком близко! Не физически. Физически он не может подобраться ближе, чем они уже были. Но он слишком близко подбирается к ее страхам, к внутреннему «я».

– Я не сжимаюсь.

– Сжимаешься. Каждый раз, стоит мне до тебя дотронуться, ты напрягаешься. Я чувствую в тебе колебания. Почти страх. Только когда тебя касаются ученики, ты позволяешь себе снять невидимую оборону. Чего ты боишься, Лейни? Почему сжимаешься, когда я тебя ласкаю?

Она прикусила губу. А когда заговорила, голос был едва слышен. Но ведь она хотела обрушить на него завладевший ей гнев! Только вряд ли это получилось.

– Стоит ли меня осуждать? Я едва привыкла к незнакомому человеку, ворвавшемуся в мой дом и смеющему меня ласкать. Поставь себя на мое место и спроси, что бы ты сделал? Что бы чувствовал?

Он сжал ее лицо руками и смотрел в глаза целую неловкую вечность.

– Но все не совсем так. В ту ночь, в моей квартире, я видел, что ты изголодалась по прикосновению другого человека. Что ты жаждала любви. Ты очень грустна, Лейни Маклауд, и я намерен выяснить почему. Все это часть плана развеселить тебя, – сообщил он, легонько ее целуя. – Кстати, к твоему сведению: если бы ты перебралась ко мне и захотела коснуться, я обезумел бы от счастья.

Дик снова припал к ее губам.

– А теперь – спать. У тебя был трудный день, – велел он, поднимая ее с дивана и мягко подталкивая к спальне. Она и не подумала спорить. Вынула одежду, которую собиралась завтра надеть на работу, и уже хотела откинуть одеяла, когда вошел Дик.

– Распакую вещи утром, – заявил он, зевая. – У нас почти не осталось молока. Приносит молочник или покупаешь в магазине?

– Покупаю. Что ты делаешь? – ахнула она, когда он стал снимать толстовку.

– Раздеваюсь.

Отшвырнув толстовку, он сел на кровать и стал стягивать туфли.

– А теперь сброшу джинсы.

Он встал, расстегнул молнию, выступил из вылинявших потрепанных джинсов, нагнулся, поднял их и стал складывать. Оставшись в белых плавках, аккуратно повесил на спинку стула и повернулся к ней лицом, совершенно не стыдясь своей наготы.

– Ты не замерзла? Скорей под одеяла!

Но Лейни стояла, словно примерзнув к месту, и тупо наблюдала, как он идет к ней. Ее рука так и застыла на одеяле. Другая была прижата к сердцу.

– Ты выглядишь соблазнительным кремовым десертом, – прошептал он, сжимая ее плечи и пожирая зелеными глазами.

Желтая ночнушка была старой, но Лейни любила ее и считала самой уютной: в стиле ампир, без рукавов, с круглым вырезом, открывавшим ложбинку между грудями, и продернутой под ними ленточкой. Сорочка доходила до пола и была достаточно широка, чтобы вместить живот. До этого момента Лейни и не подозревала, насколько прозрачна сорочка, и теперь под взглядом Дика в ужасе ощутила свою наготу.

– Твои соски тоже изменили цвет. Стали темнее, верно? Но мне нравится.

Его палец коснулся сначала одной, потом другой чувствительной вершинки. Ночнушки с таким же успехом вообще могло не быть, потому что его пальцы обожгли ее плоть.

– Ложись!

Он хотел подвести ее к кровати, но она сопротивлялась, как неваляшка, которую нельзя уложить. С трудом обретя дар речи, она выдохнула:

– Не собираешься же ты спать здесь, со мной?

– Именно!

– Ты не можешь!

– Почему?

– Почему? Потому что не хочу! Можешь остаться на ночь, поскольку уже поздно. Но утром тебе придется уйти. Я придумаю, как решить нашу… э…

– Проблему?

– Именно проблему! – завопила она, взбешенная его спокойствием.

Он отвернулся и стал мерить шагами комнату, старательно изучая пол, после чего резко повернулся и коротко спросил:

– Где же ты предлагаешь мне спать?

Она почти увидела его в зале суда, допрашивающего очередного беднягу, где тот был в ночь убийства. Его глаза впивались в нее, да и манеры и осанка были уничтожающими, даже при отсутствии костюма-тройки, который он, возможно, надевал на заседания.

– Во второй спальне нету кровати, и будь я проклят, если собираюсь втискивать свои семьдесят пять дюймов в шестидесятидюймовый диван!

– Тебе следовало бы подумать об этом, прежде чем врываться… ой!

Она схватилась за бок.

– Что это?! О господи! Черт, Лейни! Что случилось?!

– Ничего, ничего, – поспешно ответила она, так и не разогнувшись. Потом медленно выпрямилась, нетерпеливо отстраняя его руки.

– Просто колика, – выдавила она между стонами. – Иногда случается.

– Ты говорила доктору? Что он сказал? Прошло? Как часто это бывает? Господи, больше не смей так меня пугать!

К этому времени оба лежали в постели под одеялами, и он озабоченно ощупывал ее, выискивая возможные увечья.

– Все прошло. Я в порядке.

– Уверена?

– Да. Дик…

– Мне нравится, как ты произносишь мое имя.

– Дик, перестань…

Но он не позволил ей договорить. Закрыл рот губами, успев пробормотать:

– Всего лишь поцелуй, Лейни. Всего лишь поцелуй.

Он долго терзал ее губы, пока не устал от игр и проник в ее рот языком. Вовлек ее язык в изысканный танец, пока всякое сопротивление не растаяло. Они жадно упивались друг другом.

Он обволакивал ее. Его запах, вкус, ощущение поросшей грубыми волосками кожи стали такими же необходимыми. Как и в ту ночь. И в ней снова возродилась глубинная потребность в нем. Если он не дотронется до нее, если не поцелует, она точно умрет!

Его мужское достоинство, горячее и твердое, прижималось к ее бедру. Она хотела снова почувствовать его в себе, глубоко, до конца. Пульсирующее, заполняющее унылую пустоту, бывшую ее жизнью. Но она не могла позволить ему узнать это. Не могла.

– Лейни, – пробормотал он, чуть отстраняясь и обводя ее губы кончиком языка. – Ты восхитительна. Лучше любого десерта. Я не смогу насытиться тобой. Никогда.

Его губы скользнули к ее шее, легонько прикусили.

– Боже, я мечтал об этом столько месяцев! Тосковал о тебе с того момента, как понял, что ты исчезла. Жаждал снова обнять тебя. Прижать к себе твое сладкое тело. Ощутить твой вкус.

Его рука нашла ее груди, теплые и полные, и стала осторожно массировать, пока ее соски не затвердели. Дик опустил голову и стал целовать их сквозь прозрачную ткань, увлажняя ее. Лейни тихо вскрикнула, и он мгновенно вскинул голову.

– Черт, – выдохнул он, явно недовольный собой, и положил голову на ее груди, пока дыхание не стало ровным.

Когда наконец он взглянул на нее, его глаза горели внутренним огнем, временно утихшим, но не погашенным. Все еще тлеющим.

– Я целый день запугивал тебя. Но и торопить не хочу. Когда я пришел в спальню, пообещал себе, что мы будем спать рядом и ничего больше.

Он протянул руку и погасил свет:

– Как ты обычно спишь?

Лейни была охвачена жарким желанием. Приходилось сосредоточиться, чтобы дышать ровно. Она не позволит ему узнать, что под маской равнодушия сердце норовит вырваться из груди. Она знала: стоит коснуться его, положить руку на плечо в безмолвной мольбе, и он забудет об угрызениях совести и займется с ней любовью. Но как бы сильно она ни хотела Дика, не может этого допустить. Пусть лучше он оставит ее в покое, чем потом жалеть о своем слишком импульсивном поведении.

Она повернулась лицом к стене.

– Вот так.

– Прекрасно. Я не буду толкать тебя. Спокойной ночи.

Он поднял волосы с ее шеи и нежно поцеловал. А потом нащупал ее ноги своими и стал греть. Слегка сжал плечо.

Лейни поверить не могла, что позволяет ему все это. Страсть – одно, она не требует эмоций. Всякий может ее испытывать. Но спать с кем-то, просто спать – это почти обет. Клятва верности. Эмоциональные обеты означают риск, который она не может себе позволить. А давать мужчине даже самые незначительные обеты – немыслимо. У него есть власть над ней. Он сильнее. И остается чужим человеком. Но, боже, каким знакомым чужаком!

Она наслаждалась дуновением его дыхания. Тепло, исходившее от него, пронизывало ее тело. Ночь была не такой темной и одинокой, потому что он рядом. Кто-то вместе с ней слушал ночные шумы, не казавшиеся такими пугающими. Еще одна ночь с ним ей не повредит.

Она с чистой совестью заснула.

5

Однако утром она была вынуждена оправдать свои действия. Вчерашние рассуждения казались при свете дня не такими убедительными. Пока она поспешно принимала душ и красилась, успела немного отрезветь и снова была раздосадована своим поведением. Почему она позволила ему спать рядом, держать ее в объятиях?

Один раз, когда ребенок снова растревожился и стал толкаться, она заворочалась, пытаясь принять удобную позу, мысленно уговаривая его расслабиться и дать отдых, в котором она так нуждалась.

Дик прижал ее к себе и прошептал:

– Все в порядке?

– Мне нужно в ванную.

Она вырвалась, откинула одеяла, поковыляла в ванную, после чего вернулась, торопясь поскорее оказаться в тепле. Тепле, исходившем от Дика.

Он снова обнял ее и притянул к своему жесткому телу, пробормотав:

– Опять Скутер разбушевался?

– Да, – вздохнула она, устраиваясь поуютнее.

Дик положил ладонь на ее живот и стал растирать, явно заворожив ребенка не меньше Лейни, потому что тот утихомирился и позволил матери задремать.

В последний раз посмотревшись в зеркало, прежде чем выйти из спальни, она призналась себе: как хорошо, когда кто-то делит с тобой радости и неудобства!

Когда будильник зазвонил, Дика не было в постели. Она застала его на кухне.

– Что это? – спросила Лейни, входя в залитую солнцем комнату.

Он намазывал маслом кусочек тоста.

– А как насчет «доброго утра»? – спросил он, подходя и целуя ее в щеку. – Отвечаю: это завтрак.

– Я не завтракаю. Может быть, тост и кофе.

– Недостаточно для тебя и Скутера.

Он показал на стул.

– Лучше начинай, иначе школьный ад начнется без тебя.

Она взглянула на тарелку и застонала. Яичница-болтунья, бекон, два кусочка тоста, грейпфрутовый сок и кофе.

– Я не съем столько!

Но его неумолимое лицо говорило о том, что спорить бесполезно. Прошлой ночью он заставил ее съесть гору спагетти и сейчас не станет слушать никаких протестов.

Она обреченно положила сумочку и портфель с книгами на свободный стул и села.

Когда она, по его мнению, наелась, он вышел завести ее машину, чтобы Лейни не пришлось возиться с капризным двигателем, да и салон согрелся.

На пороге он помог ей надеть и застегнуть пальто. Она извинилась за то, что снова оставляет его с грязной посудой. Но он небрежно отмахнулся.

– Надень перчатки! Утро холодное. Мне придется что-то сделать с твоей машиной. Старое разболтанное корыто!

Дыхание паром вырывалось из его рта, и солнце переливалось в серебряных волосах. Она вдруг осознала, что буквально нежится в знаках его внимания. Но это долго не продлится. И чем скорее он исчезнет из ее жизни, тем будет лучше.

– Дик, нам нужно поговорить.

– Мы говорим.

– Я серьезно.

– Я тоже. Веди машину осторожнее.

– Ты говоришь, но слушать не желаешь! Пообещай, что не распакуешь свои вещи! Пообещай!

– Обещаю! – воскликнул он, с пылким поцелуем. – А теперь беги. Я не хочу, чтобы ты превышала скорость, боясь опоздать.

Она села в машину, хотя не поверила такой сговорчивости. Он слишком легко согласился! И смотрелся на ее переднем крыльце как дома. Слишком уж уверенно махал рукой ей вслед! Нет, просто так он не уберется!

День выдался безумным. Учителя даже не пытались учить. Дети были на взводе от возбуждения и радости в предвкушении рождественских каникул. Класс Лейни раскрашивал кофейные кружки для мам. Рисунки были в стиле ультрамодерн, чтобы не сказать больше, но Лейни знала, что для мам не будет большего сокровища, чем подарок ребенка.

Помогая каждому завернуть подарок в цветную бумагу, Лейни слезливо шмыгала носом при мысли о том, что когда-нибудь тоже получит такой от своего дитя. Она обнимет его и всячески расхвалит мазню на кружке. И он поймет, как она счастлива получить такой бесценный дар!

Но в мечтах дитя смотрело на нее зелеными глазами, умными и веселыми.

Усилием воли Лейни взяла себя в руки. Нечего предаваться глупым мыслям в разгар уроков. Сегодня, вернувшись домой, она потребует, чтобы Дик ушел. То, что он предлагает, – невозможно! Он не должен оставаться с ней, притворяясь ее мужем! Пока не родится ребенок? А потом что? Если он так командует Лейни, как же будет вести себя с малышом?

При одной этой мысли кровь Лейни похолодела. А что, если он попытается отнять у нее ребенка? Нет! Она не допустит этого, даже если придется бежать из страны и сменить имя! Ничто не разлучит ее с ребенком! Даже сила, такая мощная и влиятельная, как Дик Сарджент, адвокат по уголовным делам.