— Да, да, — прервала его леди Элинор, — но как это связано с Равеллой?
— В компании был один умный человек, — продолжал герцог, как бы неслыша ее. — Он предложил, чтобы, поскольку многие из нас, без сомнения, погибнут в этой скачке, написать завещания. Мы приказали принести перья и бумагу и написали их тут же за обеденным столом. Некоторые из завещаний оказались действительно забавными, моя дорогая. Я помню, что очень дорогая танцовщица была оставлена на попечение весьма почтенного воспитателя сына Вейбриджа. Я часто думал, как он сумел отделаться от нее.
— Шутка очень дурного вкуса, — холодно прокомментировала леди Элинор. — Но продолжай, Себастьян.
— Я забыл, кому завещал те несколько предметов, которыми владел в те дни. Ты помнишь, Элинор, что в то время у меня было мало шансов наследовать что-нибудь, кроме долгов отца, а между мной и герцогством были три человека. Но Патрик Шейн, сидевший рядом со мной во время обеда, спросил, стану ли я опекуном его дочери в случае его смерти. Я как раз согласился присмотреть за собаками Фоксли и лошадьми Саара, и ребенок показался мне более или менее неважным. Вейбридж послал за делопроизводителем, и тот торжественно подтвердил, что все завещания законны. Мы оставили их на хранение и отправились на скачки. Думаю, моя память не подводит меня, кажется, я выиграл.
— Но это было десять лет назад?
— Да, но, когда в прошлом году Патрик Шейн умер, другого завещания не оказалось. Думаю, он немного помешался после смерти леди Эми. И был почти без денег. У Равеллы Шейн не было надежд ни на что, кроме жалости, пока на прошлой неделе не умер Роксхэм.
— И он оставил все ребенку? — спросила леди Элинор.
Герцог кивнул.
— А его сын Алистер?
— Роксхэм разочаровался в Алистере с тех пор, как тот покинул Итон.
— Это неудивительно, — натянуто заметила Элинор. — Я слышала, что он буйный, к тому же пьяница и игрок.
— У меня нет оснований считать, что Алистер хуже, чем другие молодые люди его возраста, но Роксхэм был старый святоша. Он ненавидел всех, кто наслаждался жизнью, и ему доставило удовольствие вычеркнуть сына из завещания и оставить все свое богатство ребенку сестры.
— Эми всегда была лучшей в семье, — сказала леди Элинор.
— Теперь ты понимаешь в каком я положении. Это не моя выдумка. Когда мне сказали, что ребенок оставлен под мое попечительство, я приказал Хоторну сделать все для нее как можно лучше. Честно говоря, Элинор, я не думал о ней, пока мне не сказали, что моя подопечная — наследница.
— Но теперь ты должен что-то делать, и именно об этом я и приехала говорить с тобой.
— Правда?
— Я, конечно, предлагаю, чтобы ты передал Равеллу мне, — сказала леди Элинор. — Джордж согласен.
Брови герцога поднялись.
— Джордж? — спросил он. — Но я думал, ты сказала, что твой муж не знает, что ты приехала ко мне?
— Это правда. Он сам намерен посетить тебя, но я знаю, что Джордж…
Она колебалась, подыскивая слова, а герцог засмеялся. Смех был неприятным.
— Тебе не надо подбирать слова, моя дорогая Элинор. Твой муж и я никогда не были в — как бы это сказать — сердечных отношениях. Я очень ясно могу представить себе нашу беседу. Джордж укажет в достаточно грубой манере, что я совершенно не подхожу для того, чтобы руководить судьбой молодой и, конечно, невинной девушки.
Леди Элинор стиснула пальцы.
— О, Себастьян, я не выношу, когда ты ссоришься с Джорджем. Я признаю, что он не очень тактичен, но я не хочу, чтобы ты был груб с ним или он с тобой. Пошли Равеллу ко мне, и тебе не придется ни о чем беспокоиться.
— Это очень странно, — медленно сказал герцог, — что твой муж проявляет такой интерес к бедному осиротевшему ребенку. Мне просто любопытно, Элинор, просто любопытно, был ли он так же озабочен ее существованием неделю назад?
Леди Элинор вскочила.
— Себастьян, это несправедливо! Джордж заботится о деньгах. Мы не богаты как ты, и много людей зависят от нас. Но он предлагает место в доме ребенку Эми не потому, что она получит состояние. Это для меня, потому что я любила Эми.
— Но состояние будет очень полезно, — заметил герцог.
Леди Элинор поднесла платок к глазам.
— Я не понимаю, почему ты стал таким недобрым ко мне, Себастьян.
— Я не хотел огорчить тебя, Элинор, но ты знаешь не хуже меня, что Джордж чертовски скуп. Ставлю тысячу гиней против четырех пенсов, что без состояния Роксхэма Равеллу не приветствовали бы в твоем доме.
— Не важно, что ты думаешь о Джордже, хотя и несправедливо. Ты должен прислать ребенка ко мне.
— Должен? — спросил герцог, подняв бровь. — Вот слово, которое я редко слышу.
— Не притворяйся, Себастьян. Ты знаешь, какая у тебя репутация. Какие возможности будут у ребенка, воспитанного тобой? Она же леди.
— Имеется в виду, что, поскольку она леди, я не должен соблазнять ее, иначе не обойдется без последствий.
— Я не желаю слышать ничего подобного. Не мучай меня, Себастьян. Прикажи Хоторну прислать ее ко мне, и у тебя не будет забот в будущем.
Герцог медленно встал.
— Ты знаешь, Элинор, у меня есть большие возражения против того, чтобы мою жизнь устраивал для меня Джордж. До сих пор я не слишком задумывался о своей ответственности, но помню, что Патрик Шейн оставил Равеллу мне, а не сэру Джорджу Ренхолду. Вспоминая Патрика, я чувствую, что он предпочел бы, чтобы его ребенку предложили возможность наслаждаться жизнью, чем быть под восхитительным, но, без сомнения, смертельно скучным подчинением всем условностям, диктуемым Джорджем.
— Бесполезно говорить так, Себастьян. Ты же понимаешь, что девочка не может оставаться под твоей опекой.
— Почему? Ты можешь объяснить мне почему? — кротко спросил герцог.
Сестра посмотрела на него, и лицо ее смягчилось. Она встала, подошла к нему и положила руки на его плечи.
— О, Себастьян, почему ты стал таким скверным? Ты был таким милым мальчиком, и все любили тебя. Я помню, как взволнован был папа, когда ты родился. Он страстно мечтал о сыне, а мама принесла ему четырех дочерей.
— И что потом? — спросил герцог.
— Мы все испортили тебя, — вздохнула леди Элинор. — И трудно было бы не испортить. Ты был таким забавным и очаровательным. Да, мы испортили тебя, Себастьян, и вот результат.
— И каков же он?
— Ты теперешний. Смотрел ли ты на себя в зеркало, Себастьян? Я знаю, что тебе исполнилось тридцать в прошлом месяце, но выглядишь ты на пятьдесят. Вся беспутная жизнь отразилась на твоем лице, и ты такой скучающий, такой циничный! О, Себастьян, когда-то ты был веселым, часто смеялся. Что случилось с тобой? Почему ты так ужасно изменился?
Ее голос прервался, и она отвернулась, скрывая слезы. Мгновение герцог не двигался, но затем легко засмеялся, снимая напряжение:
— Не драматизируй, Элинор. Ты выбрала свой путь в жизни, я — свой. И мы оба довольны.
Леди Элинор безнадежно махнула рукой.
— Так ты не будешь слушать меня?
— Нет, Элинор.
— И не позволишь мне забрать Равеллу? Себастьян, ты можешь быть каким хочешь, но ты не должен наказывать бедную осиротевшую девочку.
Герцог протянул руку и позвонил.
— Прости меня, Элинор, но я устал от этого разговора. Я уверен, что твое предложение сделано из лучших побуждений насколько это тебя касается. Я обдумаю его.
Глаза леди Элинор посветлели.
— Ты обещаешь?
— Обещаю, моя дорогая, что я очень внимательно обдумаю его. Но дальше этого я не пойду.
— О, спасибо, Себастьян. Я надеюсь на твой здравый смысл.
Леди Элинор положила руку на руку брата, но он смотрел поверх ее головы на лакея, ожидающего указаний.
— Карету ее милости и пошлите в офис мистера Хоторна сказать, что я немедленно хочу его видеть.
— Хорошо, ваша светлость.
Через несколько минут герцог усадил сестру в карету.
— Пожалуйста, Себастьян, помни, о чем я просила тебя, — умоляла она.
Он ответил поклоном и пошел в дом раньше, чем карета тронулась с места.
— Скажите капитану Карлиону, что я хочу поговорить с ним, — сказал он дворецкому.
— Хорошо, ваша светлость.
— Если приедет сэр Джордж Ренхолд, меня нет дома.
— Хорошо, ваша светлость.
Герцог отправился в библиотеку. Это была прекрасная комната, обставленная с утонченным вкусом, с окнами, выходящими в сад, расположенный за домом. Собака поднялась со своего места, радостно приветствуя хозяина, но тот, казалось, был слишком занят.
Вскоре дверь открылась, и вошел капитан Хью Карлион, дальний родственник, служивший у герцога секретарем и библиотекарем. Он часто говорил, что эта работа — акт милосердия, который он принял, потому что не мог найти никакой другой работы.
Хью Карлион был ранен в битве при Ватерлоо. Когда-то он был очень привлекательным молодым человеком, но каждый, кто впервые видел его теперь, не мог сдержать восклицания ужаса, а потом испытывал глубокую жалость.
Хью Карлион потерял глаз, а пуля из мушкета попала ему в челюсть, оставив шрамы на одной стороне лица. Левая рука его была ампутирована, потому что после сражения раньше, чем он попал к хирургу, у него началась гангрена.
Но его душевные страдания были даже больше физических. Несправедливость судьбы заставила его погрузиться в себя и сделала болезненно застенчивым. Он прятался в доме Мелкомба, был доволен своей работой и хотел только, чтобы мир забыл о нем. Он был единственным человеком, которого герцог терпел рядом с собой, хотя Хью Карлион никогда не мог этого понять. Он был безмерно благодарен своему кузену и часто оказывался ему полезен.
— Ты хотел видеть меня, Себастьян? — спросил он, медленно входя в комнату.
Он очень не любил, когда его вызывали из занимаемых им комнат, постоянно боясь встретить в других частях дома кого-нибудь из друзей или знакомых герцога.
— Да, Хью, я хотел поговорить с тобой, — подтвердил герцог.
— О Равелле Шейн, я думаю?
— Как ты догадался?
— Представляю, что весь Лондон говорит об этой истории.
— Да! Элинор была здесь.
— Элинор? Я думал, что, как и остальным родственницам, ей запрещено бывать в твоем доме?
— Да, но она приехала, чтобы сказать мне, что Джордж собирается посетить меня с просьбой, нет с приказом передать девочку ему, чтобы ее воспитали прилично и благопристойно.
— Это решает проблему.
— Да?
— Конечно! Я думал, кому ты можешь послать ее.
— Ты тоже считаешь, что я неподходящий опекун для молодой невинной девушки?
— Ты же не хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос.
— Все это внезапное волнение потому, что неизвестная сирота получила состояние.
— Я бы сказал тебе это месяцы назад, если бы знал о ней, — ответил Хью. — Но странно, Себастьян, что ты умолчал о своем опекунстве. Это было, когда у меня началась лихорадка и я не мог заниматься твоей корреспонденцией.
— Ах вот почему! Я забыл об этом. Так что эта новость — сюрприз для тебя?
— Большой сюрприз! Я помню Патрика Шейна. Он был человек небольшого ума, но все любили его. Однако я думал, что его жена проследит, чтобы завещание было приличным.
— К сожалению, она умерла на пять лет раньше его.
— Тогда понятно! Но, Себастьян, если Элинор заберет ребенка, нам не надо будет ломать голову.
— Я не очень беспокоюсь о моей голове, — холодно заметил герцог, — но в то же время и не намерен поощрять жадность Джорджа. Для него будет страшным потрясением получить так много денег. Я не могу вынести его корыстный интерес к моей… подопечной. Девочка получит убежище в его доме только через мой труп.
— Но, Себастьян, где же выход?
Герцог пожал плечами:
— Без сомнения, что-нибудь придумаем.
Он подошел к окну и стоял, глядя вдаль. Некоторое время Хью смотрел на него, потом сообщил:
— Днем заезжала маркиза де Ивел. У нее было письмо для тебя, но она не оставила его. И когда Баскомб сказал, что ты в клубе, она уехала.
— Она привезла письмо в клуб, — сказал герцог.
— В клуб? Сама? — воскликнул Хью. — Она сошла с ума!
— Нет, она просто назойлива и очень скучна.
Тон герцога был суровым.
Хью Карлион вздохнул.
— Так ты с ней покончил! Бедняжка тяжело перенесет это. Я помню, как она впервые приехала в Лондон. Она была очень красива.
— Так много красивых женщин!
— И их красота не удерживает тебя?
— Нет, — ответил герцог. — Это странно, насколько красота может разочаровывать, каким пресыщенным можно стать даже при совершенстве.
— Себастьян, когда ты перестанешь быть таким циничным?
"Невинная наследница" отзывы
Отзывы читателей о книге "Невинная наследница". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Невинная наследница" друзьям в соцсетях.