Дома мои перспективы были еще более безрадостными. Я долго не осознавала происшедшей со мной перемены, пока не поняла, что влюбилась. Это совершенно взрослое чувство воспламенило мою кровь и сердце и навеки завладело всем моим существом.

И виной тому были святой Георгий и дракон.

В октябре этого года Ричард достиг совершеннолетия. Мы отпраздновали это событие, поднеся ему подобающие случаю подарки. Эдуард прислал брату полный комплект рыцарских доспехов, тщательно завернутый в мягкую ткань и кожу, предохранявшие королевский дар от превратностей пути. Украшенные драгоценными камнями и позолотой доспехи были выкованы в Милане. Они были снабжены роскошным шлемом с забралом, а внизу оканчивались остроконечными башмаками, что означало защиту их владельца с головы до ног. На поле брани или на рыцарском турнире облаченный в них воин не мог не привлекать к себе всеобщего внимания. Мой отец подарил Ричарду настоящего боевого коня. Этих животных разводили на заводе отца в Шериф-Хаттоне, и в гордой посадке головы скакуна, как и в грациозно изогнутой шее, была явственно видна арабская кровь. Темно-гнедой норовистый жеребец обладал достаточной массой, чтобы нести своего всадника в гущу любой битвы. Они с Ричардом были достойны друг друга.

Я потеряла голову на вечернем пиру, на котором самым юным членам семьи предстояло поставить пьесу о святом Георгии и драконе. Мы часто видели эту историю, пользовавшуюся популярностью у бродячих артистов. Таким образом, подготовка не заняла у нас много времени, если не считать заучивания ролей и потрошения сундука со всевозможными мелочами, последние десять лет служившими источником вдохновения для постановок Двенадцатой ночи. Там хранились костюмы, доспехи, палки с лошадиными головами и потрепанные маски. Одним словом, все, что нам было необходимо.

Разумеется, Ричарду предстояло сыграть отважного святого Георгия. Фрэнсису Ловеллу досталась роль злокозненного дракона. Изабелла превратилась в Деву, которую надлежало спасти от участи горшей, чем смерть. Но поскольку я уперлась, наотрез отказавшись отступать в тень в качестве служанки Девы, спасать предстояло сразу двух прекрасных дам.

И вот мы приняли подобающие случаю позы и начали увлеченно декламировать.

— Приди нам на помощь, о, храбрый рыцарь! Или ждет нас верная погибель, — заламывая руки, причитала Изабелла.

Я тем временем рухнула на колени, изображая горе.

Преграждая путь огнедышащему чудовищу, вперед выступил святой Георгий.

— Стойте, сэр Дракон! Как смеете вы нападать на этих нежных созданий!

Дракон, на которого напялили маску и чешуйчатый костюм с волочащимся позади хвостом, взревел и выразил намерение немедленно проглотить нас всех. Облаченные в старые, некогда роскошные, а нынче заплесневевшие и мешковатые платья, болтающиеся на наших полудетских фигурах и волочащиеся по полу, мы выглядывали из-под прозрачных вуалей, романтически развевающихся вокруг наших лиц и плеч, и деланно хватались за грудь, демонстрируя добродетель и подвывая при виде вознамерившегося обесчестить нас дракона.

Дракон взревел. Дева Изабелла начала умолять его о пощаде. Я не вставала с коленей, как будто пораженная громом. Я не могла оторвать глаз от своего спасителя. В этот момент Ричард заслонил от меня все на свете. Под влиянием момента он побледнел и весь подобрался, исполнившись рыцарской отваги и решимости одолеть наглую тварь. Его нельзя было назвать привлекательным. Для подобного банального определения его лицо было слишком суровым. И все же его черты производили неизгладимое впечатление, которое подчеркивали сияющие доспехи. Его мужественный голос вдруг зазвучал совсем по-взрослому. Обращенные на дракона темные глаза горели, а черные волосы растрепались и рассыпались по плечам. Я смотрела на него как зачарованная.

Глубоко вздохнув, я поняла, что следующий вдох дастся мне с трудом. Кое-как поднявшись на ноги, я заняла свое место рядом с Изабеллой. Я даже открыла рот, но у меня из головы вылетели все так старательно заученные слова. Не помог даже острый локоть сестры, вонзившийся в мой бок. Я по уши влюбилась в Ричарда Плантагенета.

Я ничего не стала говорить Ричарду о своих чувствах. Почему? Да потому, что уже через неделю, застав его целующимся с судомойкой, я твердо решила, что разлюбила его. Да, да, укрывшись от любопытных взглядов за маслобойней, мой героический и загадочный кузен целовал игривую хорошенькую Мод. Это открытие обратило все мои сверкающие мечты в скисший осадок на дне пивной кружки. Эти поцелуи очень отличались от формальных бесстрастных касаний губ к руке или щеке, достававшихся на мою долю. Они открыли мне глаза на реальную жизнь. Жаркий шепот, не менее жаркие лобзания, тонкие пальцы, ощупывающие и ласкающие тело хихикающей Мод…

Я бросилась бежать от всего этого и остановилась только в полумраке своей комнаты. Я провела руками по своим бокам и груди и пришла в отчаяние, убедившись в полном отсутствии форм. Что у меня было, так это мослы и плоская грудная клетка. Ни малейшего намека на женственные изгибы, как у Мод. Свое лицо я изучила еще раньше в принадлежащем маме драгоценном зеркале. Куда мне до светлокожей красотки Мод, завораживающей мужские взгляды своими бархатными карими глазами? Почему бы Ричарду не целовать эту девушку, наделенную всеми достоинствами, которых я была лишена? Он никогда не станет целовать меня с такой страстью! Да он вообще не видит во мне женщину. И никогда не увидит, твердо решила я.

Итак, моей любви пришел конец. Я так решила. Ричард убил ее, вероломно предпочтя мне другую. Впрочем, он никогда и не клялся мне в верности. В мои мысли вторглась непрошеная объективность. Возможно, он и испытывал ко мне некоторую привязанность, но я хотела большего. Мне были нужны страстные поцелуи и объятия. Я разрыдалась от безысходности.

Выплакав все слезы, я решила защититься с помощью усвоенных у мамы манер. В данном случае мне пригодилась ее холодная, исполненная достоинства отчужденность. Я старательно держалась подальше от Ричарда, а при каждом его появлении лишь надменно вскидывала голову, обдавала его ледяным взглядом и награждала колкостями. Но мои губы скорбно сжимались, когда я замечала загадочную улыбку Ричарда. Эта улыбка обычно была адресована Мод, подающей ему кружку с элем. Я страдала, мои чувства были живы. Что касается Ричарда, то он хмурился, озадаченный моими выходками, но по большей части не обращал на меня внимания, когда я пыталась произвести на него впечатление, демонстрируя уязвленное самолюбие. Он даже поинтересовался у Изабеллы, не захворала ли я.

— Что испытывают влюбленные? — забыв об осторожности, приставала я к сестре как к более сведущему в подобных вопросах человеку. — Они страдают?

Изабелла лишь равнодушно пожимала плечами.

— Понятия не имею.

— Разве ты не влюблена в Кларенса?

— Конечно, нет!

— Но ты же хотела выйти за него замуж!

— Я и сейчас хочу этого больше всего на свете. — В ее улыбке явственно читалась снисходительность к моей наивности и жалость к своей несчастной судьбе. — У людей нашего круга любовь не имеет к браку никакого отношения.

Я ей не поверила. Я решила, что, несмотря на внешнюю резкость и равнодушие, в глубине души Изабелла страдает. Для меня любовь была вполне конкретным явлением. Она составляла наиболее болезненную часть моего существования. Как могло так случиться, что я люблю Ричарда, а он меня — нет? Я возненавидела его за это и решила, что радости жизни не для меня.

— Мадам, меня вызывают в Лондон. Немедленно.

Я видела, что Ричард излучает нетерпение. Несмотря на то что я по-прежнему держала себя с холодной отстраненностью, я с ужасом ожидала этого известия. Отношения между королем и графом все-еще были очень неопределенными. Итак, Ричард уедет и больше никогда не вернется. Я сжалась в безмолвной тоске, наблюдая за его сборами и подготовкой к отъезду, причинявшими мне невыносимую боль.

Вот и наступил момент прощания. Графиня ласково обняла Ричарда.

— Мы будем по тебе скучать. Ты успел стать мне сыном.

— Когда я приеду в Лондон, я буду рассчитывать на твое королевское внимание. Разопьем по кружке эля и вспомним былые времена. Или герцог Глостер с такими, как я, водиться не станет? — хитро прищурился Фрэнсис, намекая на необъяснимые узы мужской дружбы.

Изабелла тоже пожелала Ричарду всего доброго, хоть и в своей заносчивой манере.

Я стояла с каменным лицом и хранила безжалостное молчание, поклявшись себе в том, что Ричард меня совершенно не интересует и его отъезд меня нисколько не волнует. На самом деле я застыла в отчаянии. Я уже давно прекратила борьбу со своими чувствами, хотя в присутствии Ричарда была весьма осмотрительна как в высказываниях, так и в поступках. Остались в прошлом детская непосредственность и доверительность. Я знала, что никогда его больше не увижу. Разве что мы тоже явимся ко двору, что, учитывая неуклонно катящиеся под гору отношения между нашими семьями, казалось мне совершенно невероятным. Эти мысли бросили черную тень на и без того мрачный январский день. С севера, из-за холмов, ползла снеговая туча, но даже она не была темнее и холоднее стиснувшего мое сердце отчаяния.

— А ты не хочешь пожелать мне счастливого пути, кузина? — Это Ричард улучил момент и в бурлящей во дворе замка суете нашел время и для меня.

— Счастливого пути, Ричард, — коротко кивнула я.

— Я вижу, ты не станешь по мне скучать.

— Конечно, стану.

Я во всем следовала правилам хорошего тона.

Он склонился к моему уху, и не успела я отстраниться, как он уже зашептал:

— Возможно, эта затея была неудачной с самого начала. Твоя привязанность ко мне, моя маленькая кузина, растаяла, не оставив и следа. Я хотел бы иметь более ласковую невесту.

— А я — более верного и преданного супруга, — отрезала я.

При виде такой непреклонности Ричард расхохотался. Его глаза сверкали, и я увидела в них волнение и радость. Ему не терпелось уехать. Он чмокнул меня в щеку, вскочил в седло и был таков.

Итак, наше прощание оказалось сдержанным и холодным. И все по моей вине. Если мне отказано в его любви, не нужна мне и его дружба, решила я. И вот я осталась одна. Не зная, как мне быть, мучаясь чувством вины, я бродила по замку, неизменно возвращаясь на южную крепостную стену, где он любил гулять. Мне казалось, я качаюсь на волнах в море страданий и горестей. Впервые в жизни меня начали тяготить стены замка. Мне было в них тесно и хотелось убежать. Если бы мы поехали в Лондон, мы бы встретили там Ричарда…

Кале! Не Уорик. Не Лондон. Но почему Кале?

Зачем мы едем в Кале?

Прошло уже восемь лет со времени нашего последнего визита в Кале. Я ничего об этом не помнила. Граф часто там бывал, но с чего это вдруг ему вздумалось доставить туда все свое семейство? Графиня, получившая письменное распоряжение от своего мужа, не собиралась просвещать нас по этому поводу.

Мне это не понравилось. Я не любила секретов, а эта поездка была окутана таинственностью.

Мы двинулись на юг. Это было стремительное и очень странное путешествие, напоминающее бегство от какой-то непредвиденной опасности. Сперва мы прибыли в замок Уорик. Там мы сделали очень короткую остановку и воссоединились с отцом. Затем отправились дальше, на Сэндвич, где нас уже ожидал корабль. Я почти физически ощущала сковывавшее родителей напряжение. Холодное и серое море было под стать нашему настроению. Более того, едва мы переступили порог охраняемого внушительным гарнизоном огромного замка, как отец развернулся и уехал прочь.

— Что мы здесь делаем, мадам? — капризно поинтересовалась Изабелла.

Она даже не пыталась скрывать свое неодобрительное отношение ко всей этой затее. У нее на уме было только замужество. Одного жениха она уже потеряла, а в этом отдаленном военном поселении нечего было и думать о том, чтобы заполучить другого.

— И куда уехал граф? — добавила я.

— Он вернулся в Англию, на королевскую службу.

Вот и все, что сказала нам графиня. Последовали недели унылого ожидания, хотя, чего мы ожидаем, было совершенно неясно. Мне не давало покоя недоброе предчувствие, что нас тут попросту бросили. Но если граф восстановил отношения с королем, то что мы делаем в этой добровольной ссылке? Эта тайна была покрыта мраком всю весну и начало лета. Сидя в нашей твердыне в Кале, мы тщетно собирали обрывки новостей и сплетен. Так мы узнали, что граф находится в Сэндвиче, где оснащает свой корабль «Тринити». Королева произвела на свет еще одну девочку. На севере Англии вспыхнул мятеж, вызванный чрезмерно высокими налогами. Эдуард покинул Лондон, чтобы собрать армию и усмирить бунтовщиков.

— Граф к нему присоединится? — спрашивала я, пытаясь получить интересующую меня информацию. — А Ричард?